Лелли совершенно очевидно разрывалась между своей неприязнью к Шарлотте и сочувствием к Грейси, которая смотрела на нее с воинственным видом, но Лелли, по-видимому, приняла это за свидетельство подавленности и горя.
– Так вы не знаете ее нынешний адрес? – Она смотрела мимо Шарлотты, словно той здесь вообще не было. Это был для нее превосходный компромисс.
Грейси соображала очень быстро.
– Я знаю ейный старый адрес, мэм, но боюсь, что когда бедный дядя Альберт вдруг помер, почти ничего после себя не оставивши, так их могли выкинуть на улицу. А им не к кому обратиться, разве что в приход.
Лелли явно смягчилась.
– У нас в приходе не умирал никакой Альберт, дитя мое, – по крайней мере, за последний год. И можешь мне поверить, я записываю всё про все похороны. Это мой христианский долг и также мое желание. Ты уверена, что они жили здесь, в Хайгейте?
Грейси не оглядывалась на Шарлотту, но остро ощущала ее присутствие всего в шаге от себя.
– О да, мадам, – с честными глазами ответила она. – Я вааще уверена, они так всегда и говорили. Мож’ быть, если вы нам скажете имена других леди, которые помогают людям, которые попали в беду, мы могли б спросить у них, мож’ они знают, а? – Она просительно улыбнулась, хорошо помня о цели их прихода сюда; в конце концов, это было с ее стороны еще одно проявление преданности хозяйке. Вот так, видимо, и нужно вести расследование, вызнавать разные факты, которые люди не желают тебе сообщать.
Лелли была теперь полностью переубеждена, несмотря на свою неприязнь. По-прежнему игнорируя Шарлотту, она адресовала свой ответ только Грейси:
– Конечно. Миссис Хэтч может вам помочь. Или миссис Далгетти, или миссис Симпсон. А еще миссис Брэйтуэйт или миссис Кромби. Дать тебе их адреса?
– О да, мэм, будьте такие любезные!
– Да, конечно. – Лелли достала из ридикюля листок бумаги, но карандаш не обнаружила.
Шарлотта достала свой и протянула ей. Миссис Клитридж молча взяла его, несколько минут писала на листке, потом передала листок Грейси, которая по-прежнему не оборачивалась и не смотрела на Шарлотту. Девчушка схватила листок, сжала его в руке и поблагодарила Лелли, чуть присев в реверансе.
– Это оченно любезно с вашей стороны, мэм!
– Не стоит благодарности, – радушно ответила Лелли. Но на ее лицо тут же словно опустилась туча, как только она перевела взгляд на Шарлотту. – Доброго вам дня, миссис Питт. Надеюсь, вам повезет. – Она отдала ей карандаш. – А теперь прошу меня извинить – мне еще нужно закончить с расстановкой цветов, а потом предстоит сделать несколько визитов. – Она развернулась спиной к ним и начала яростно совать маргаритки в свернутую спиралью проволоку в вазе, втыкая их под разными углами.
Шарлотта и Грейси, двигаясь рядом, вышли из церкви, держа глаза опущенными в пол, пока не оказались снаружи. После чего Грейси немедленно передала листок Шарлотте, триумфально сияя.
Шарлотта взяла листок и прочла, что там было написано.
– Ты отлично справилась, Грейси, – искренне сказала она. – Я бы без тебя ничего не добилась.
Грейси вспыхнула и покраснела от удовольствия.
– Что там она нацарапала, мэм? Я не разбираю такие каракули.
Шарлотта поглядела на размашистые записи скорописью.
– Это именно то, что нам нужно, – одобрительно кивнула она. – Имена и адреса нескольких дам, которые могут знать, с чего начала тут работу Клеменси Шоу. Мы начнем немедленно – с Мод Далгетти. Мне, в общем, понравилось, как она держалась на похоронах. Думаю, она разумная женщина, добросердечная и энергичная. Мод дружила с Клеменси, так что, думаю, не откажется нам помочь.
Так оно и оказалось. Мод Далгетти была и разумной женщиной, и желала им помочь. Она пригласила их в свою гостиную, полную солнца и ваз с поздними осенними розами. Комната выглядела очень уютно, была элегантно обставлена и убрана, хотя многие предметы уже имели признаки износа. В бахроме, украшавшей лампы, и в лентах и шнурах на портьерах виднелись узелки и прорехи, в украшении канделябров не хватало нескольких хрустальных подвесок. Но теплая атмосфера чувствовалась отчетливо. Книги были потертые и потрепанные; одна из них лежала открытая на боковом столике. Здесь же стояла огромная корзина с шитьем и нитками для штопки и вышивания, ее было отлично видно. Картина над каминной полкой – портрет самой Мод, выполненный, вероятно, лет десять назад, – изображала ее сидящей в саду в солнечный день, освещенную яркими лучами солнца, падавшими ей на лицо и волосы. Она, несомненно, была женщиной редкой красоты, многое от которой еще сохранилось, пусть даже представленное теперь несколько более выпукло.
Две кошки, свернувшись вместе и слившись в один меховой шар, лежали возле камина и спали глубоким сном.
– Итак, чем я могу быть вам полезна? – спросила Мод, как только они расселись. Грейси она уделяла ничуть не меньше внимания, чем Шарлотте. – Хотите чаю?
Сказать по правде, для чая было еще рановато, но Шарлотта решила, что предложено это было вполне искренне, а поскольку ее мучила жажда, да и ланча она в этот день не имела – да и Грейси, как она предполагала, тоже ничего не ела, – то приняла это предложение.
Мод приказала горничной подать чай и снова осведомилась, чем может им помочь.
Шарлотта колебалась. Она удобно устроилась в этой теплой комнате и смотрела на умное, интеллигентное лицо Мод, но никак не могла решить, стоит ли рисковать и говорить правду – или же лучше сочинить какую-нибудь ложь, пусть не слишком достоверную. Но потом вспомнила, какой смертью погибла Клеменси, а вскоре после нее и Линдси, – и решилась. Где бы ни пряталась тайна этих убийств, следы тянулись и сюда. И неудачное слово, оброненное невинным человеком, может вызвать новые преступления. Это было одним из самых гнусных результатов любого убийства, так что инстинктивная доверчивость пропадала напрочь. Человек в такой ситуации во всем усматривает предательство, подозревает в каждом слове ложь и обман, полагает любое небрежное или злобное высказывание фиговым листком, прикрывающим жадность или ненависть, а любое осторожное замечание – признаком скрываемой зависти.
– Грейси недавно узнала, что ее тетка, проживавшая в этой местности, овдовела, – начала объяснять Шарлотта. – И она опасается, что вдова могла попасть в стесненные обстоятельства, возможно, даже в настолько скверные, что ее вышвырнули на улицу.
Лицо Мод тут же выразило озабоченность, но она не стала перебивать Шарлотту.
– Если она получает вспомоществование от прихода, тогда, возможно, вы знаете, что с нею случилось? – Шарлотта старалась выразить настоятельную необходимость выяснить все подробности, чтобы голос ее звучал так, как если бы она и в самом деле говорила истинную правду. Увидев сочувствие на лице Мод, отчего ей стало крайне неприятно за это двуличие, она поспешила прикрыть это, продолжив: – А если вы про это ничего не знаете, тогда, может, знает кто-то другой? Насколько мне известно, покойная миссис Шоу активно занималась подобными делами, не так ли? – Шарлотта чувствовала, как у нее пылают щеки. Подобный обман был ей особенно ненавистен.
Мод сжала губы и несколько раз моргнула, пытаясь скрыть печальное выражение, тут же появившееся у нее на лице.
– Да, Клеменси и впрямь этим занималась, – тихо и мягко ответила она. – Но если у нее были какие-то списки лиц, которым она помогала, то они наверняка сгорели при пожаре. – Она повернулась к Грейси, поскольку речь шла именно о тетке Грейси. – Единственный человек, который мог это знать, – это наш младший священник, Мэтью Олифант. Думаю, она делилась с ним, и он давал ей советы, возможно, даже помогал. Вообще-то она мало рассказывала о своей работе, но мне известно, что с течением времени она все больше занималась подобными делами. По большей части это касалось людей не из нашего прихода, вы это знаете? И я вовсе не уверена, что Клеменси была как-то связана со смертями в нашей округе. Вам, наверное, лучше попробовать узнать об этом у миссис Хэтч или у миссис Уитерелл.
Горничная принесла чай и отличные, вкуснейшие сэндвичи, изготовленные из тончайших ломтиков хлеба с помидорами, нарезанными маленькими-маленькими кубиками, так что там почти не осталось никакой мякоти и жесткой, волокнистой кожицы, способной смутить едока. Шарлотта отставила в сторону цель своего визита и некоторое время просто наслаждалась ими. Грейси, которая никогда даже не видела подобной роскоши, не говоря уж о том, чтобы это отведать, была на верху блаженства.
Было уже за полдень и небо начало затягиваться тучами, когда Персиваль остановил карету перед меблированными комнатами, где проживал Мэтью Олифант. Он помог сойти Шарлотте, потом Грейси и проследил за ними, пока они поднимались по дорожке к дому и стучали в дверь, прежде чем вернуться к экипажу, сесть на свое место и приготовиться ждать.
