Дверь открыла горничная, которая сообщила им, что мистер Олифант сидит в гостиной и, несомненно, примет их, поскольку он вообще, кажется, принимает всех, кто к нему приходит. Они дошли до гостиной, непритязательной и безликой комнаты, обставленной чрезвычайно консервативно, – сплошные кресла с салфетками на спинках и подлокотниках, портрет королевы над каминной полкой и портрет мистера Гладстона на противоположной стене, несколько цитат из религиозных текстов, три чучела птиц под стеклом, букетик засушенных цветов, чучело ласки в ящике и пара аспидистр в горшках. Это тут же напомнило Шарлотте кучу ненужных вещей, которая всегда остается после того, как все уже забрали себе всё, что им нужно и что им нравится. Она просто не могла представить себе человека, который взял бы что-то из этого добра. Конечно, только не Мэтью Олифант, человек с веселым, полным юмора, выразительным лицом. Он встал с кресла, приветствуя их и оставив на столике открытую Библию. И не Стивен Шоу, с занятым видом писавший что-то, сидя за бюро у окна. Он тоже встал, когда увидел Шарлотту. На его лице были написаны удивление и удовольствие.
– Миссис Питт, как приятно вас видеть! – Он подошел к ней, протягивая руку. Посмотрел на Грейси, остановившуюся далеко сзади, пораженную приступом застенчивости, поскольку оказалась в обществе джентльменов.
– Добрый день, доктор Шоу, – ответила Шарлотта, торопливо пряча признаки досады. Как ей теперь расспрашивать священника, если здесь сидит сам Шоу? Надо срочно менять план действий. – Это Грейси, моя горничная… – Она никак не могла придумать, какие привести причины, объясняющие присутствие Грейси, так что не стала и пытаться. – Добрый день, мистер Олифант.
– Добрый день, миссис Питт. Если… если вы желаете остаться наедине с доктором, я вполне могу уйти. У меня в комнате не холодно; я и там могу продолжать свои занятия.
Судя по температуре в коридоре, это была почти наверняка выдумка.
– Этого вовсе не нужно, мистер Олифант. Пожалуйста, останьтесь. Это ваш дом, и я буду крайне неприятно себя чувствовать, если заставлю вас уйти от горящего камина.
– Что я могу для вас сделать, миссис Питт? – спросил Шоу, озабоченно нахмурившись. – Надеюсь, вы так же хорошо себя чувствуете, как выглядите? И ваша горничная тоже?
– Мы прекрасно себя чувствуем, спасибо. Наш визит не имеет отношения к вашей профессии, доктор Шоу. – Теперь уже не имело никакого смысла продолжать придерживаться истории о мифической тетке Грейси. Он сразу все поймет и станет презирать их обеих не столько за ложь, сколько за неспособность придумать что-либо более достоверное. – Я пришла сюда не по поводу самой себя. – Шарлотта храбро посмотрела прямо ему в глаза, стойко встретила его взгляд и была здорово смущена его острым и умным взглядом, когда он тоже посмотрел на нее прямо и в упор. Она глубоко вздохнула и бросилась вперед, как головой в омут. – Я намерена продолжить работу, которой занималась ваша покойная жена в отношении жилищных условий бедняков и их состояния. И хотела бы узнать, с чего она начинала, чтобы начать с того же места.
Целую минуту в гостиной стояла полная тишина. Мэтью Олифант стоял у камина с Библией в руке. Костяшки его пальцев, которыми он ее сжимал, побелели, лицо побледнело, потом вспыхнуло ярким румянцем. Грейси приросла к месту. Выражение лица Шоу резко изменилось – от удивления к недоверию, потом к подозрительности.
– Зачем? – осторожно спросил он. – Если вы так сильно желаете работать с бедными или с выброшенными на улицу, почему бы не заняться бедняками в вашем собственном районе? – В его голосе уже чувствовалась нотка сарказма. – Там ведь, несомненно, имеются такие? Лондон просто кишит бедняками. Неужели вы живете в таком избранном месте, где их нет, и вам пришлось приехать в Хайгейт, чтобы их отыскать?
Шарлотта не могла придумать, что на это ответить.
– Вам не следует быть таким грубым, доктор Шоу. – Она обнаружила, что говорит тоном тетушки Веспасии, словно подражает ей, и на один ужасный момент даже решила, что это сейчас совершенно неуместно. Потом заметила, как снова изменилось выражение на лице Шоу, как на нем выступила краска стыда.
– Прошу прощенья, миссис Питт. Да, я, конечно, был груб. – Он сокрушенно покачал головой. – Пожалуйста, простите меня. – Он не стал говорить ни о собственной утрате, ни о потере лучшего друга; в качестве извинения это прозвучало бы бездарно и недостойно его самого.
Шарлотта улыбнулась ему, вложив в эту улыбку всю теплоту и добрые чувства, которые она к нему питала, а также и значительную симпатию.
– Ладно, забудем это. – Она с очаровательной улыбкой отмела эту проблему. – Вы можете мне помочь? Буду вам весьма признательна. Этот ее крестовый поход – я была бы рада и сама примкнуть к нему, и других привлечь. Было бы глупо не воспользоваться тем, что она уже сделала. И чем заслужила одобрение и огромное восхищение.
Мэтью Олифант молча и очень медленно опустился обратно в кресло и снова открыл Библию – вверх ногами.
– Хотели бы примкнуть? – Шоу на секунду нахмурился, словно собираясь с мыслями. – Не думаю, что это что-то вам даст. Клеменси работала в одиночку, насколько мне известно. И, конечно, никак не кооперировалась с дамами из прихода или с викарием. – Он вздохнул. – Правда, бедный старина Клитридж не способен самостоятельно выбраться даже из мокрого бумажного мешка…
Доктор поглядел на Шарлотту мрачным взглядом, хотя в глазах у него плясал какой-то веселый, юмористический огонек, отчего ей стало немного не по себе. В голове у нее промелькнуло несколько довольно абсурдных мыслей, и она быстренько прогнала их прочь, но щеки вспыхнули ярким красным пламенем.
– И тем не менее я хотела бы попытаться, – продолжала настаивать она.
– Миссис Питт, – мягко сказал он. – Я почти ничего не могу вам сообщить, разве только то, что Клеменси активно стремилась изменить, реформировать некоторые законы. Да и вообще, как я полагаю, эта проблема заботила ее более всего. – Его лицо чуть сморщилось. – Но если, как я сильно подозреваю, вы на самом деле стремитесь выяснить, кто устроил пожар в моем доме, таким путем вы ничего не добьетесь. Это мне было предназначено погибнуть в огне, равно как и в том пожаре, в котором погиб бедный Эймос.
Шарлотте было страшно его жалко, но одновременно она ужасно разозлилась.
– Да неужели? – Ее брови взлетели вверх. – Как это самонадеянно с вашей стороны! Неужели вы и впрямь считаете, что никто другой не заслуживает подобного преступного замысла, что только вы один способны пробудить такую ненависть или страх, чтобы кто-то возжелал вас убить?!
Тут она явно перегнула палку. И Шоу взорвался.
– Клеменси была из самых лучших, самых прекрасных женщин на всем свете! Если бы вы были с нею знакомы, а не приехали к нам после того, как она уже погибла, вам бы не нужно было этого сообщать! – Он наклонился вперед, напряженно сгорбившись. – Она не делала ничего такого, что могло бы возбудить такую безумную ненависть, в результате которой горят дома и гибнут находящиеся в них люди. Бога ради, если вам так уж захотелось влезть в это дело, по крайней мере, ищите более эффективные и действенные методы и пути работы!
– Именно их-то я и пытаюсь найти! – выкрикнула она в ответ. – Но вы, кажется, намерены мне помешать. Можно даже подумать, что вы просто не желаете, чтобы преступление было раскрыто! – Она яростно ткнула в него пальцем. – Значит, вы мне не поможете. Вы и полиции ничего не рассказываете. Вы носитесь со своими профессиональными тайнами, словно это какие-то секреты государственной важности! Что, по вашему мнению, мы будем делать с этими тайнами? Да только ловить убийцу!
Он резко выпрямился, встал совершенно прямо и заорал:
– Я не знаю никаких тайн и секретов, которые могли бы помочь поймать кого угодно, разве что нескольких несчастных бедолаг, которые всего лишь хотели бы держать сведения о своих болезнях при себе, чтобы они не распространялись по всей округе, чтобы всякие любопытные бездельники не совали нос в их дела и не сплетничали о них! Бог ты мой! Неужели вы думаете, что я не желаю, чтобы его поймали, кто бы это ни был?! Он убил мою жену и моего лучшего друга – и я могу стать следующим!
– Не надо так возбуждаться, – холодно произнесла Шарлотта, потому что весь ее гнев вдруг куда-то испарился и ей стало стыдно за свою безжалостность. Вот только она теперь не знала, как выбраться из ситуации, которую сама создала. – Может быть, конечно, вы уже знаете, кто это сделал, – как, кажется, это знал бедный мистер Линдси; но в таком случае вам ровным счетом ничего не грозит.
Грейси по-прежнему стояла, словно приклеенная к одному месту, с глазами, скорее напоминавшими чайные блюдца.
Олифант поднял взгляд от Библии и только тут понял, что держит ее вверх ногами. Он быстренько закрыл ее, встал и мягко сказал:
