Вердикт присяжных заседателей был предопределен заранее, хотя сессия продолжалась целых два дня.
Меня избрали для того, чтобы сообщить это известие Дороти. Она лежала в постели, болезненно исхудавшая, и смотрела на меня ввалившимися покрасневшими глазами. Но она была умной женщиной. Мне не пришлось ничего ей говорить.
— Ему предъявили обвинение, да? — спросила она. И когда прочла правду на моем лице, все равно сумела сохранить самообладание. — Разумеется, он этого не делал, — с тоской в голосе продолжала она. — Возможно, он хотел это сделать. Она сыграла с ним грязную шутку, хуже не придумаешь. А ребенок? — Голос ее сорвался. — Он только усугубляет все для Фреда, да? Но Фред не делал этого, уверяю вас, мисс Ллойд. Ни в коем случае. Он был слишком добрым, слишком мягким. Бели бы не ребенок, мне бы и жить не хотелось.
Она будет держаться, поняла я, будет держаться, чего бы ей это ни стоило. Возможно, ребенок ее будет признан незаконнорождённым, но это ее с Фредом дитя. Садясь в машину, я вдруг обнаружила, что тихо плачу, и проплакала всю дорогу назад, до Сансета.
В тот вечер Артур вернулся в Нью-Йорк к своей заброшенной адвокатской практике. Он все еще кипел от негодования по поводу шутки, которую Джульетта с ним сыграла. И хотя симпатизировал Фреду, тем не менее считал, что тот, вероятно, все же виновен.
— Я сам хотел ее убить, — сказал он. — Если у него оказалось больше отваги, чем у меня…
В ту же самую ночь вернулась «Морская ведьма». Выглянув в окно, я увидела ее покачивающейся на швартовах в гавани, а на следующий день меня неожиданно посетил Говард Брукс.
Начал он безо всяких предисловий;
— Что за история с Мартином? Все, чего я смог добиться, — это вспышки ярости от миссис Пойндекстер, а остальные пребывают в состоянии, близком к истерии. Он что, вправду это сделал? Ну, то есть, убил Джульетту?
— Не думаю, что это он. Нет.
— Может, лучше расскажешь все по порядку, Марша, — предложил он. — Что они против него имеют?
Я старательно все ему пересказала. Он сидел совершенно неподвижно, лицо его не выражало никаких эмоций, пока я не закончила.
— Премного благодарен, — изрек он. — Этот мой чертов радиоприемник сломался на следующий день после отплытия. Я был напрочь отрезан от мира.
Затем он откланялся, забрался в свою машину и укатил прочь безо всяких дальнейших объяснений; но мне показалось, что вид у него при этом был какой-то странный, встревоженный, что ли, как будто он чего-то опасался.
Судя по всему, тайна наших убийств наконец-то разрешилась, к всеобщему удовлетворению широкой публики. Репортеры снова убрались восвояси, и нас захлестнула безрассудная, лихорадочная волна развлечений и веселья — отчасти это объяснялось просто стремлением к разнообразию, отчасти тем, что сезон близился к концу. Ибо в начале сентября дачная колония в основном рассеется, чтобы позднее встретиться в Палм-Бич, или в Калифорнии, или на Ривьере, или же вовсе не встретиться до следующего лета.
Если не считать тех двух могил на кладбище, автомобиля и трейлера Аллена Пелла, запертых в местном гараже, и Фреда Мартина, созерцавшего пустоту в своей камере в окружной тюрьме, все в общем-то шло своим чередом. Ничто не предвещало новых бед, и даже мое личное облачко начало рассеиваться, так что впервые за все лето я почувствовала себя счастливой. Прежде всего я получила весточку от Аллена. Почтовый штемпель был неразборчивым, само же послание— совсем коротким: «Не волнуйтесь. С любовью». Вместо подписи красовалась голова дельфина, высунувшаяся из воды, и с той поры я стала внимательно наблюдать за заливом.
Другим знаменательным событием явилось возвращение Джонаса Триппа. Я все время подсознательно чувствовала, что шериф, не считает дело закрытым. Когда он позвонил мне и сообщил, что Трипп вернулся, я сообразила, что Артур, должно быть, рассказал ему о своем алиби. Я отправилась в Клинтон, чтобы повидаться с этим человеком. Нашла его на задворках дома, где он мирно разглядывал грядку с капустой, — самоуверенный маленький человечек с удивительными пучками волос, торчащими, словно щеточки, у него из ушей и из носа. Однако алиби Артура он подтвердил безоговорочно.
— Конечно, я его видел, — сказал Трипп. — Он крепко спал, но я его отлично рассмотрел. Помню, еще подумал: что, мол, он тут делает?
Трипп уезжал в Канаду, навестить родственников жены, и не подозревал, как он был нужен здесь, до тех пор пока не вернулся накануне. Тогда он отправился поговорить с Буллардом, и Буллард ему не поверил. Пока Трипп рассказывал мне об этом, щетина его подрагивала от негодования.
— Он спросил меня, сколько мне заплатили, чтобы обелить мистера Ллойда, — сказал он. — А я поинтересовался: не платят ли ему за то, чтобы он преследовал честных людей и докучал им. Ему это явно не понравилось, — весело добавил Трипп.
В целом, если не считать бедняжку Дороти, жизнь начинала входить в нормальную колею. Волна подозрений схлынула. Боб и Люси Хатчинсон уладили свои разногласия, и Люси выглядела веселее и счастливее, чем мне когда-либо доводилось ее видеть. Однажды они устроили пикник на одном из отдаленных пляжей— по крайней мере они назвали это мероприятие пикником; то есть ели мы пряма на земле, но коктейли и еду подавали слуги. Марджори тоже там присутствовала, и мне показалось, что она меня избегает. Выглядела она неважно, а Говард Брукс не явился вовсе.
Полагаю, никто из нас в действительности не думал, что Фред Мартин будет признан виновным, когда состоится суд. Даже я не осознавала всей тяжести улик, собранных против него. Помню, я без конца меняла свои вечерние туалеты с беспечностью, которая сейчас кажется просто непостижимой, а как раз накануне Дня труда я устроила званый ужин. Возможно, это был демонстративный жест, сродни тому, что устроила Люси несколькими неделями раньше. Возможно, просто захотелось приятного разнообразия. Так или иначе, мой званый ужин состоялся, и последствия его были столь поразительными, что при воспоминании о них меня бросает в дрожь.
Тем не менее начиналась вечеринка вполне спокойно. Уильям снова достал дополнительные серебряные приборы, и миссис Кертис пришла помогать. Даже Майк заботливо выращивал для дома свои поздние цветы. Всюду царила атмосфера суеты, сверкала отполированная мебель и начищенные до блеска полы. Дни теперь стали короче. К семи вечера уже смеркалось, но и много позже того, как наступил вечер, снизу до меня доносились приглушенные звуки бурной деятельности.
Лежа наверху, я вспоминала званые вечера времен моего детства: торговец цветами присовокуплял к садовым цветам свои собственные; свечи украшали длинный стол, в центре которого стояла орнаментальная ваза, а вокруг него были расставлены стулья с позолотой и розовой обивкой; и люди, присланные поставщиком продуктов, сбросив пиджаки, готовили на кухне ломтики поджаренного хлеба с икрой и прочей закуской. Мама спускалась вниз, придерживая шлейф нежно шелестящего платья, с жемчужным ожерельем вокруг шеи и бриллиантовыми сережками в ушах; волосы ее, заплетенные в косы и завитые локонами, были уложены в высокую прическу. Она сновала вокруг, перекинув шлейф платья через руку, и внимательно за всем следила. Затем присоединялась к отцу в гостиной, а меня отсылали спать; из своего окна я наблюдала, как первая пара огней сворачивает на подъездную аллею, а затем до меня доносился цокот копыт.
— А ну-ка, отойди от окна и залезай в постель, — бывало, командовала Мэгги.
…Обо всем этом я вспоминала, спускаясь вниз в тот вечер. Как же далеко те времена, сколько воды утекло с тех пор! Сколько всего произошло. Особенно с Артуром. Артур и война. Артур и Джульетта. Артур и Мэри-Лу. Артур и эти убийства. И теперь Артур наконец-то свободен, деятелен, занят работой.
Я глубоко и облегченно вздохнула и, окинув столовую беглым взглядом, вышла на веранду и стала смотреть на залив, все еще слегка матово поблескивавший после заката солнца.
И тут внезапно почувствовала, что я не одна. Резко обернувшись, я заметила какого-то мужчину, прижимающегося спиной к стене дома, чтобы его невозможно было увидеть из окон, и услышала знакомый тихий смех.
— Аллен! — воскликнула я, не веря своим глазам.
— Осторожней, дорогая! — прошептал он. — Еще один такой крик, и мне придется бежать! У вас все в порядке?
— Да. Но как вы, Аллен? Вы поправились?
— Вполне. Прошу тебя, иди сюда, где нас не увидят. Я хочу обнять тебя, хотя бы на минутку. Я так ужасно люблю тебя, Марша. Ты ведь знаешь это, правда?
Я и в самом деле знала это. Мне казалось, я всегда это знала, и в ту ночь ничто больше не имело значения, кроме того, что он был рядом, живой, теплый, сильный. Я просто склонила голову к нему на плечо и вдыхала его запах.
