Посмотрев почту, взглянув на настольный календарь и подписав три чека, которые я положил ему на стол, он взялся за меня.
– Прекрасная перспектива. Если иметь с ними дело поодиночке, то это может быть бесконечно. Ты сможешь собрать их всех здесь в шесть часов?
Я оставался спокоен. Я просто спросил:
– Кого всех?
– Тех женщин. Ты прекрасно знаешь.
Я все еще был спокоен.
– Мне кажется, что десяти из них было бы достаточно. Вы сами сказали, что две могут быть вычеркнуты.
– Мне нужны они все. Те двое могут помочь установить порядок, в котором подавались тарелки.
Я держался, я слишком мало спал, даже меньше, чем он, и я не был готов к шумной поре.
– У меня есть предложение, – сказал я, – я предлагаю отложить операцию до тех пор, пока ваши мозги не начнут снова работать. Посчитайте до пятисот – это может тоже помочь. Вы чертовски хорошо знаете, что они, все двенадцать, проведут этот день или в кабинете окружного прокурора, или принимая дома официальных представителей – по-видимому, большая часть из них – в кабинете окружного прокурора. И, наверно, они проведут там и вечер тоже. Вы хотите аспирину?
– Я хочу их, – прорычал он.
Я мог бы оставить ему самому труд приводить себя в нормальное состояние и подняться наверх вздремнуть, но все же он платит мне жалованье. Поэтому я взял лист бумаги, на котором кое-что напечатал, поднялся и передал его ему. В нем говорилось:
Пегги Чоут
Эллен Джаконо
Нора Ярет
Кэрол Эннис
Люси Морган
Фэри Фабер
ПРИКРЕПЛЕНЫ
Пайл
Вульф
Крайс
Шривер
Дарт
Хьюит
ОБСЛУЖИВАЛИ:
Вульф
Крайс
Шривер
Дарт
Хьюит никого
– Фэри Фабер исключается, – сказал я, – и я считаю что это не должна быть одни из пяти их, пусть даже Люси Морган и взяла последнюю тарелку. Возможно, как одна или две другие взяли тарелки после Пегги Чоут и обслужили людей, к которым они были прикреплены. Но кажется… – Я остановился, потому что он скомкал бумагу и выбросил ее в корзину для бумаг.
– Я их слышал, – прорычал он. – Мои способности, включая и память, не ухудшились. Меня просто вывели из терпения.
Для него это было как бы извинением и знаком того, что он начал приходить в себя. Но спустя несколько минут, когда зазвонил дверной звонок, и я, посмотрев в дверь, прозрачную с одной стороны, сказал ему, что это Кремер, и он велел принять его, и Кремер промаршировал в кабинет и нарочно устроил свою задницу в красном кожаном кресле и открыл рот, чтобы высказать невежливое замечание об умалчивании фактов, связанных с убийством, Вульф дал себе волю, и Кремер спросил его, какого черта он лезет в петлю, что было ново для меня, так как звучало несколько вульгарно для инспектора. Вероятно, он подхватил это от какого-нибудь хулигана.
Выведение Кремера из терпения оказалось благотворным делом для Вульфа. Он откинулся на спинку стула.
– Каждый что-то умалчивает, – сказал он мирно. – Или, по крайней мере, что-то упускает только потому, что включить все невозможно. В течение этих утомительных часов, около шести из них, я отвечал на все вопросы, то же самое и мистер Гудвин. Я действительно думал, что мы были полезны. Я думал, мы сдвинулись с места.
– Да. – Кремер не был благодарен. Его большое розовое лицо всегда было немного краснее нормального, но не от удовольствия, когда он убеждал Вульфа.
– Вы засвидетельствовали совершение убийства, но не уведомили.
– Это было не убийство, пока он не умер.
– Хорошо. Уголовное преступление. Вы не только не доложили об этом, вы…
– То, что было совершено преступление, являлось моим умозаключением. Другие присутствующие разубедили меня. Только за несколько минут до того, как мистер Стеббинс вошел в комнату, мистер Лейкрафт, член суда и, следовательно, – сам служитель закона, подверг сомнению мое заключение.
– Вы должны были доложить об этом. У вас есть лицензия детектива. К тому же вы начали расследование, задавая вопросы подозреваемым…
– Только, чтобы уточнить мое заключение. Я был бы дураком, доложив вам об этом, не изучив…
– К черту! – гаркнул Кремер. – Вы дадите мне кончить предложение? Хотя бы одно?
Плечи Вульфа приподнялись на одну восьмую дюйма и снова опустились.
– Конечно, если это важно. Я не издеваюсь над вами, мистер Кремер. Но я уже ответил на эти обвинения и вам, и Стеббинсу, и помощнику окружного прокурора, я не уклонялся от доклада о преступлении, и я не захватывал полномочий полиции. Хорошо. Кончайте предложение.
– Вы знали, что Пайл умирает. Вы об этом сказали.
– Также только мое собственное заключение. Врачи еще пытались его спасти.
Кремер перевел дыхание. Он посмотрел на меня, не увидел ничего вдохновляющего и вернулся к Вульфу.
– Я расскажу вам, почему я здесь. Те трое людей – повар, человек, помогавший ему, и человек в столовой – Фриц Бренер, Феликс Корбет и Золтан Мэхэни – они все были предложены вами. Все близки вам. Я хочу знать о них или, по крайней мере, о двоих из них. Хорошо, я могу исключить Фрица. Во-первых, трудно поверить в то, что Золтан не знает, кто взял первые две или три тарелки или кто из них вернулся обратно за другой тарелкой, а также трудно поверить, что Феликс не знает, кто обслуживал Пайла.
– Действительно, – согласился Вульф.
– Они профессионально обученные люди. Но их уже спрашивали.
– Да. Их спрашивали. Также трудно поверить, что Гудвин не видел, кто обслуживал Пайла. Он видит все.
– Гудвин здесь присутствует. Обсудите это с ним.
– Сейчас я хочу знать ваше мнение о моей теории, поскольку с ним я уже беседовал. Я знаю вашу и не отвергаю ее, но есть и другие альтернативы. Во-первых, факт. В металлическом контейнере для мусора в кухне, не в ведре для прочих отбросов, мы нашли кусок бумаги, простой белой бумаги, свернутой в трубочку и завязанной тесьмой. Лаборатория обнаружила крупинки мышьяка. Единственные два четких отпечатка принадлежат Золтану. Он говорит, что увидел ее на полу в кухне под столом некоторое время спустя после того, как начался обед, но не может сказать, когда поднял ее и выбросил в контейнер, а его отпечатки пальцев на ней потому, что он развернул ее, чтобы убедиться, что там ничего нет.
Вульф кивнул.
– Как я и предполагал. Кусочек бумаги.
– Да. Я не говорю, что это уничтожает нашу теорию. Она могла всыпать его в сметану, не оставив отпечатков пальцев, и она, конечно, не бросила бы его на пол, если был бы хоть какой-нибудь шанс, что на бумаге есть ее отпечатки пальцев. Но на ней отпечатки пальцев Золтана. Что неверного в теории, то, что Золтан отравил одну из порций и увидел, что ее берет нужная девушка? Я отвечу сам. Во-первых, Золтан заявил, что он не знал, к которому из гостей какая девушка прикреплена. Но Феликс знал, и они могли быть в сговоре. Во-вторых, все девушки отрицают, что Золтан указывал, какую тарелку они должны взять, но вы знаете, как это может быть. Он мог сделать это так, что она не знала. Что еще в этом неверного?
– Это не только несостоятельно, это почти вопиюще, – заявил Вульф. – Почему, в таком случае, одна из них вернулась за второй тарелкой?
– Она была смущена. Нервничала. Просто глупая.
– Вздор. Почему же она не призналась в этом?
– Напугана.
– Я не поверю в это. Я спрашивал их до вас. – Вульф махнул рукой. – Чепуха, и вы это знаете. Моя теория – это не теория, а разумное убеждение. Я надеюсь, что это будет установлено. Я предложил мистеру Стеббинсу осмотреть их одежду, чтобы выяснить, не сделала ли какая-нибудь из них кармана. Она должна была сделать его легкодоступным.
– Он это сделал. У них у всех были карманы. Лаборатория не обнаружила никаких следов мышьяка. – Кремер вытянул ноги. – Мы вполне следуем вашей теории. Но я бы хотел спросить вас об этих людях. Вы знаете их.
– Да, я знаю. Но я не отвечаю за них. Возможно, на их совести дюжина убийств, но они не имеют никакого отношения к смерти мистера Пайла.
Если вы следуете моей теории – скорее, моему убеждению – я считаю, вам следовало бы выяснить последовательность, в которой женщины брали тарелки.
Кремер покачал головой.
– Мы этого не выяснили, и я сомневаюсь, что мы сможем это сделать. Все, что у нас есть, – это куча противоречий. Вы их хорошо напугали, прежде чем мы до них добрались. Мы узнали о пяти последних, начиная с Пегги Чоут, которая обнаружила, что Пайл уже обслужен, и дала тарелку вам, а затем, но вы уже знаете. Вы это сами выяснили.
– Нет. Я узнал об этих пяти, но не о том, что они были последними. Возможно, между ними были и другие.
– Их не было. Это установлено совершенно точно. Эти пять были последними. После Пегги Чоут последние четыре тарелки были взяты Эллен Джаконо, Норой Ярет, Кэрол Эннис и Люси Морган. Затем эта Фэри Фабер, которая была в уборной, но для нее тарелки уже не было. Последовательность, в которой они брали тарелки перед этим, первые семь, мы не можем из них вытянуть, кроме первой Мэриэнн Квин, вы не смогли тоже.
