— Но сами вы никогда с сэром Джеффри не виделись?
— К сожалению, нет. Он иногда писал, что хотел бы приехать в Техас, пожить на ранчо, да, наверное, дела не пустили.
— Да? А вот я так, бывало, встречал его. Было время, мы состояли членами одного клуба. Артистического склада человек, ценитель японской гравюры и шотландской мебели. Приветливый, любезный, немного рассеянный, склонный к уединению. Определенно с мягким характером. Слишком хорош для этого мира, как мы тогда говорили.
— Когда же это могло быть, мистер Холмс? — полюбопытствовал наш гость, с живым интересом наклоняясь к Холмсу.
— Думаю, лет двадцать назад, когда я только начал практиковать частный сыск. Мне удалось тогда обнаружить некоторые обстоятельства в одном деле, которое касалось молодого приятеля сэра Джеффри, — тот, знаете ли, попал в передрягу. Ваш кузен был настолько любезен, что поверил в мою способность обратить заблудшего на путь истины. Да, помнится, он частенько выражал озабоченность судьбой того или иного из многих своих приятелей. Сам же оставался убежденным холостяком. Я был огорчен, услышав, что его обокрали. А потом бедняга покончил с собой. Меня это удивило, но вопросов дело не вызвало, а кроме того, как раз в тот момент я был занят каким-то довольно сложным расследованием. Добродушный такой, старой закалки джентльмен. Покровитель нищенствующей артистической молодежи. Боюсь, именно на искусство он и потратил львиную долю своего состояния.
— Мне он об искусстве писал мало, мистер Холмс. Сдается мне, он сильно изменился с тех пор, как вы с ним встречались. Сэр Джеффри, каким я его запомнил, был человек до крайности нервный, мнительный, подверженный страхам. Только чтобы успокоить его, я согласился выполнить его просьбу. Что ни говори, а я последний из Маклсвортов и, хочешь не хочешь, должен принять на себя определенные обязательства. Ответственность, которая легла на меня, мистер Холмс, мне льстит, — однако же суть поручения не перестает меня беспокоить.
— Ваш здравый смысл выше всяких похвал, мистер Маклсворт, и, что и говорить, вы человек чести. Положение, в которое вы попали, вызывает у меня глубокое сочувствие. Вы поступили весьма разумно, обратившись к нам, и мы сделаем все возможное, чтобы вам помочь.
На лице американца явственно выразилось облегчение.
— Благодарю вас, мистер Холмс. И вас я благодарю, доктор Ватсон. Теперь я смогу действовать, хоть в какой-то степени понимая, что происходит.
— Правильно ли я понял, что сэр Джеффри в своих письмах к вам упоминал свою экономку?
— Именно так, сэр, и всегда в самых восторженных выражениях. Она поступила к нему около пяти лет назад и много трудилась для того, чтобы привести его дела в порядок. Если бы не она, писал сэр Джеффри, он гораздо раньше предстал бы перед судом по делу о несостоятельности. Право же, он отзывался о ней с такой теплотой, что я, признаюсь, подумал… подумал тогда, что между ними…
— Я понимаю, о чем вы, мистер Маклсворт. Этим может объясняться и тот факт, что ваш кузен так никогда и не женился. Если мы правы в своих предположениях, то, надо полагать, классовые различия оказались непреодолимы.
— Я бы не хотел обсуждать личную жизнь моего родственника, мистер Холмс.
— Все-таки я думаю, что нам следует трезво смотреть на вещи… — Закрыв таким образом тему, Холмс взмахнул своей длинной рукой. — А вот позволено ли нам будет взглянуть на скульптуру, которую вы сегодня забрали?
— Разумеется, сэр. Боюсь, газета, в которую ее завернули, в нескольких местах порвалась…
— Благодаря чему я и смог распознать прекрасную работу Феллини, — сказал Холмс, и лицо его, по мере того как появлялась из бумаги необыкновенная фигурка, приобретало почти восторженное выражение. Он протянул руку и пробежался пальцами по телу Персея, совершенному, как живая плоть. Само серебро, трепещущее, полное какой-то внутренней жизни, гравировка золотом, драгоценные камни — все служило ощущению чуда, которое исходило от Персея; взмахнув окровавленным мечом, стоял он, щит на предплечье, держа в руке коронованную змеями голову, которая гневно взирала на нас своими сапфировыми глазами, грозя обратить в камень.
— Ничего удивительного, что сэр Джеффри с его утонченным вкусом желал, чтобы такое сокровище осталось в семье, — сказал я. — Теперь я понимаю, отчего это сделалось его наваждением к концу жизни. Но все-таки, на мой взгляд, он мог оставить его музею либо сделать распоряжение, чтобы «Персея» передали в музей, а не идти на такие крайние меры, чтобы не расставаться с ним. Это вещь, которая заслуживает того, чтобы люди ее видели.
— Совершенно с вами согласен, сэр. Вот почему я намерен выстроить для нее в Галвестоне особое выставочное помещение. Но пока, остерегали меня и сэр Джеффри, и миссис Галлибаста, известие о ее существовании принесет с собой неисчислимые угрозы — и не столько со стороны полиции, сколько со стороны других воров, которые жаждут обладать этим шедевром. В мире не найти лучше образца ренессансной флорентийской работы по серебру. «Персей» стоит многие тысячи, так я полагаю… Кстати, — прибавил техасец, — вернувшись домой, я намерен застраховать его на миллион долларов.
— Я могу попросить вас доверить нам скульптуру на эту ночь и до завтрашнего вечера? — осведомился Холмс.
— Ну, как вам известно, сэр, мне следует вернуться на «Аркадии» в Нью-Йорк. Завтра вечером она отплывет из Тильбюри. «Аркадия» — один из немногих пароходов этого класса, которые уходят из Лондона. Если я припозднюсь, то буду вынужден добираться через Ливерпуль.
— Но вы готовы так поступить, если понадобится?
— Отплыть без «Персея» я не могу, мистер Холмс. Следовательно, пока он в вашем владении, мне придется остаться. — Джеймс Маклсворт мельком нам улыбнулся и вроде бы даже подмигнул. — А кроме того, должен признать, что тайна смерти моего кузена терзает меня гораздо сильней, чем странности его последнего волеизъявления.
— Превосходно, мистер Маклсворт. Я вижу, мы с вами придерживаемся одного мнения. Почту за удовольствие предоставить свои скромные таланты в ваше распоряжение. Сэр Джеффри проживал, если я правильно помню, в Оксфордшире?
— Примерно в десяти милях от Оксфорда. Поблизости от симпатичного городка Уитни, в котором проводится ярмарка. Дом, именуемый Коггс-Олд-мэнор, когда-то был центром обширного поместья, включавшего и ферму. Теперь земля распродана, остались только дом и прилегающий к нему участок. И то и другое кредиторы моего кузена также выставили на продажу. Миссис Галлибаста сказала, что, по ее мнению, их скоро купят. Соседняя деревушка называется Хай-Коггс. Ближайшая станция железной дороги, примерно в миле от дома, — Саут-Ли. Видите, мистер Холмс, я знаю это место так, словно оно мое, так живо описал мне его сэр Джеффри.
— Действительно! Кстати, первоначально вы сами к нему обратились?
— Нет, сэр! Сэр Джеффри интересовался геральдикой и родословными. Пытаясь отыскать потомков сэра Роберта Маклсворта, нашего общего прадеда, он наткнулся на мое имя и написал мне. До этого времени я и понятия не имел, что состою в таком близком родстве с английской аристократией! Несколько раз сэр Джеффри упоминал о том, что мне следует унаследовать титул, но я — убежденный республиканец. У нас в Техасе титулы как-то не в ходу… если они не заработаны.
— И вы написали ему, что не заинтересованы в том, чтобы унаследовать титул?
— У меня не было желания наследовать что бы то ни было, сэр. — Джеймс Маклсворт поднялся, чтобы уйти. — Я просто получал удовольствие от переписки. А потом его письма стали все более беспокойны, бессвязны, и наконец он начал поговаривать о самоубийстве.
— И все-таки вы подозреваете убийство?
— Да, сэр. Можете объяснить это чутьем на правду — или же переизбытком воображения. Решать вам!
— Я объясню это первым, мистер Маклсворт. Увидимся завтра вечером. А пока что — доброй вам ночи.
Мы обменялись рукопожатиями.
— Доброй ночи и вам, джентльмены. Я сегодня засну наконец спокойно впервые за несколько месяцев.
С этими словами наш гость из Техаса удалился.
* * *
— Ну, что вы на это скажете, Ватсон? — осведомился Холмс. Потянувшись, он достал свою глиняную, с длинным мундштуком трубку и принялся набивать ее табаком. — Как на ваш взгляд, мистер Маклсворт — «настоящий товар», если прибегнуть к выражению, употребляемому его соотечественниками?
— Впечатление от него, Холмс, у меня сложилось в высшей степени положительное. Но похоже, он по простоте позволил завлечь себя в авантюру, которую, прислушайся он к своему чутью, не стал бы даже рассматривать. Что-то не верится, чтобы сэр Джеффри представлял собой того человека, каким хотел выглядеть. Возможно, во времена вашего с ним знакомства так оно и было, но с тех пор он явно опустил планку. У него негритянского происхождения любовница, он весь в долгах… наконец, он придумал способ украсть собственную вещь, дабы она не попала в руки кредиторов. Он вмешивает в эту историю нашего достойного техасского друга, играя на его привязанности к семейным узам… зная, как важны для южан семейные узы. А после того, смею предположить, сговаривается со своей экономкой и имитирует собственную смерть.
