Вышел я уже, как все нормальные люди, через дверь, и сразу отправился в замок, где меня ждали — я это понял по тому, как меня немедленно провели к князю, который только закончил свой завтрак.
— Доброе утро, Ваша Светлость!
— Доброе утро, — усмехнулся князь. — Похоже, я пришел к тебе на помощь как раз вовремя. Утром я встал, и так как мои часы находятся у тебя, посмотрел на башенные. А заметив там чьи-то болтающиеся ноги, рассудил, что вы, скорее всего, занимаетесь там делом, о котором мы говорили, и помощь полиции вам не помешает. Я рад, что не ошибся. А как мои часы, можно их еще починить?
— Уже готовы, Ваша Светлость, — с поклоном я вручил часы князю. — И мне кажется, я знаю, где князь Фердинанд спрятал казну Вальдецкого княжества.
В тот же день князь Фридрих в сопровождении взвода солдат с шанцевым инструментом лично прибыл к колодцу. Солдаты раскопали дно, и оттуда были подняты два почерневших сундука.
Казна княжества, на мой взгляд, при Фердинанде Втором была тощевата — один из сундуков оказался доверху набит серебряной посудой, да старинная корона лежала там — небольшой золотой обруч, украшенный несколькими сомнительного качества драгоценными камнями.
Во втором сундуке находился архив. Не думаю, что он вообще представлял для кого-то интерес, кроме князя. Правда, князь нашел там грамоту, которая подтверждала его происхождение от Карла Великого, так что, по сравнению с ним Вильгельм Гогенцоллерн — не более чем наглый выскочка. Это и беспокоило кайзера, который узнал о кладе из записок камердинера Фердинанда Второго (он тайно скопировал княжеский дневник, рассчитывая когда-нибудь воспользоваться этим секретом; дневник оказался в берлинских архивах).
Впрочем, кайзер беспокоился зря — князь Фридрих никогда и в мыслях не претендовал на берлинский трон. К тому же наследников у него нет — единственный сын князя погиб несколько лет назад на охоте, а Ева уж никак не может считаться законной наследницей.
Вот, собственно, и все. Получив от князя более чем щедрое вознаграждение, я осел в Вальдеце, купил небольшой домик, женился… Место придворного часовщика, как вы сами понимаете, осталось за мной.
Прощайте, любезный читатель. Мне кажется, что моя жена зовет меня обедать — она уже что-то жует…
— Ай, — смеется Ева, — я просто ела яблоко.
ЛЕДЯНАЯ НОГА
Родная моя Голландия более всего изобилует часами и тюльпанами. И то, и другое трудно назвать изысканным блюдом, поэтому я — далеко не гурман. Но то, чем питаются в Германии, способно оскорбить и самый невзыскательный вкус.
Возьмем, например, бифштекс по-гамбургски, любимое кушанье барона Карла, председателя Государственного совета. Почему нужно на бифштекс выливать яйцо? Красивее от этого он не становится, а есть удобнее все по отдельности. А шнель-клопс — яйцо, засунутое в исполинских размеров котлету?
Во всем видна бедность фантазии и присущее немцам общее скудомыслие.
Поэтому обеды, на которые иногда приглашает меня князь Фридрих в качестве полицмейстера (пока я был всего лишь придворный часовщик, я был от них избавлен) не доставляли мне особого удовольствия. Немецкая аристократия высокомерна (без достаточного к тому основания), а стол, как я уже замечал, даже меня порадовать неспособен.
Что за дикая идея, например — варить карпа в пиве? А желе делать из вина?
Впрочем, признаюсь вам, что супруга моя тоже не большая мастерица на кухне. Ну и пусть — не в наполнении желудка вижу я радость семейной жизни.
Во время одного из таких обедов, плавно переходящих в ужин, когда гости князя принялись за свои обычные беседы — перемывание костей родственникам, которых у каждого за несколько сто лет существования семьи накопилось немало — я от скуки принялся рассматривать торт, украшающий центр стола. Затейник повар вывел на нем целую композицию — река, деревья, пушечки, солдаты…
Все это, как я знал, сделано частью из теста, а частью из раскрашенного сахара. Не Б-г весть какой изыск, с точки зрения кулинарии, но работа была выполнена мастерски. Я присмотрелся к солдатам — форма их поражала точностью, и даже номер полка был выведен на ней.
Я пригляделся (у часовщика глаз должен быть цепкий) — к 213-му полку принадлежали пряничные солдаты. Точно, такой полк стоит неподалеку от нас. Но на кой черт повар выписывает все эти подробности? Хотя, возможно, что и для красоты — именно таково представление о красоте у немецких господ.
Интересно, кто поедает затем всю эту сладкую армию? Гости к десерту успевают набить животы досыта, и на торт у них уже просто не остается сил. Не исключено, что князь разрешает шеф-повару забирать украшения с собой — князь Фридрих где-то в глубине души большой демократ.
На этом мои раздумья были прерваны внесенным слугами в зал ликером (ликеры князь пьет исключительно французские).
Так получилось, что следующий подобный обед князь давал через месяц.
В суп зачем-то была положена манная крупа. Манка — сама по себе достаточно противная вещь, но наличие ее в супе делает его просто невыносимым. На горячее, среди прочей гадости, был подан каплун с еловой подливкой!
Вы первый раз слышите о каплуне с еловой подливкой?
Хорошо откормленного каплуна — это я диктую специально для вас, пишите — фаршируете еловым семенем; для этого нужно еловое семя растолочь с маслом и положить в каплуна. Потом эту снедь пекут, поливая еловым маслом. На подливку еловое семя растолките посильнее, смешайте с вином, заправьте перцем и корицей.
Если вы умный человек — вы этого никогда делать не станете. В противном случае напомните — я вам еще расскажу, как готовится хвост бобра с фруктовой подливкой.
В тот день еще подавали ледяную ногу.
Не следует, конечно, всех немцев судить одинаково. Однако даже князь Вальдецкий (а я надеюсь, что по моим рассказам вы составили о нем самое лучшее впечатление) не может себе отказать в том, чтобы полакомиться ледяной ногой.
Почему ледяной? Внимательно следите за логикой.
Зимой, когда воет вьюга и дома завалены снегом по самую крышу, вы спускаетесь в погреб, достаете лежащую там на льду баранью ногу и тушите ее с кислой капустой.
Все, заканчиваю с рецептами и перехожу к сути повествования.
Пока гости лакомились ледяными ногами, я с тоской (хоть и не гурман) разглядывал стоящий на столе торт. На нем была выставлена совершенно новая композиция — все те же солдаты, пушечки…
Солдаты носили ту же форму — рейхсвера — у Вальдецкого княжества своей армии нет. Но неожиданно я понял, что от виденных мною месяц назад они отличаются только номером полка!
«Что за безумная затея?» — подумал я. Неужели повар рассчитывает, что кто-то обратит внимание на эту подробность?
Впрочем, один из воинов показался мне знакомым. У него был большой ранец за плечами… и 213-й номер полка! Как он затесался между остальными?
«Не может быть, — продолжал я свои размышления, — чтобы за столом у князя осмелились подать что-то месячной давности». Был только один способ проверить это — на зуб. Торт стоял посередине стола, и я не стал тянуться к нему при всех, чтобы не привлекать внимания, а дождался, пока слуги будут убирать остатки пиршества, и незаметно утащил знакомого солдата с поля битвы.
Он оказался твердым, как камень!
Я попытался откусить солдату руку — черствый, сухой человек, вот и все, что можно о нем сказать. Но как такая дрянь очутилась на столе у князя?
Очевидно (поскольку с остальными солдатиками я знаком не был) что этот инвалид попал на стол в последнюю минуту, чтобы дополнить компанию. Но разве имеет значение, будет ли в пряничном войске на одного солдата больше или меньше и форму какого полка они будут носить?
Если предположить, что имеет — о, мы можем сделать из этого далеко идущие выводы.
Всем этим размышлениям я предавался уже за воротами замка, сжимая в кармане увечного воина. Неплохо мне было бы поделиться своими размышлениями по поводу меню с его светлостью. Ладно, я сделаю это завтра, а сейчас пускай князь спокойно переварит свою ледяную ногу.
Дома меня ждала супруга — Ева (черствое слово «супруга» применительно к ней немедленно превращается во что-то волнующее), кормившая нашего недавно появившегося на свет отпрыска. Я назвал его Фердинандом, отчасти в честь Фердинанда II, предка нашего князя, сокровища которого помогли мне обосноваться в Вальдецком княжестве, отчасти просто из подхалимажа.
Ничего, Ева родит мне еще много детей, и все они получат красивые голландские имена.
Юный Фердинанд, кстати говоря, мог бы быть наследником князя, если бы супруга моя являлась его законной дочкой.
— Ева, дорогая, посмотри, какую игрушку я принес нашему мальчику, — с этими словами я достал солдатика из кармана.
