Когда последний, двенадцатый, удар часов замер в пустой комнате, темные облака расступились, и полил дождь.
Через полчаса все в доме стихло. Звук шагов в комнатах над кабинетом, шум воды, льющейся в раковину, урчание и бормотание труб… все прошло. Элиот, освеженный ванной, заснул сразу, как только голова коснулась подушки. В доме царила абсолютная тишина, которая окутывает жилье, когда мысли и движения людей замирают. Это — живая тишина, столь же отличная от пустоты и спокойствия необитаемого дома, как сон от смерти.
Филиде снилось, что она в сумерках гуляет по саду. Воздух был напоен ароматом роз, и она знала, что Элиот где-то рядом. Она чувствовала тепло его руки, но не видела лица. Потом какая-то женщина под длинной черной вуалью вышла из темноты и увела Элиота. Филида не рассмотрела ее, но подумала, что это Мейзи Дейл. Во сне ее гордость совершенно исчезла. Она побежала следом, окликая Элиота, но он исчез, а женщина повернулась и отбросила вуаль, оказавшись не Мейзи Дейл, а Грейс Парадайн. Она сказала: «Я никогда тебя не отпущу».
Филида проснулась, и в ее ушах эхом отдавалось нечто вроде крика. Она не знала, что именно услышала, и лежала в темноте, испуганная. Ощущение, что она едва-едва избежала опасности, преследовало ее и наяву.
Протянув руку, она включила лампу на столике. Уют и безопасность комнаты быстро успокоили ее. Сон прошел. Она моргнула, глядя на свет, и увидела, что стрелки маленьких хромированных часов указывают на половину первого. Ужасный год остался позади. Филида обрадовалась, что не пришлось сидеть и провожать его. Пусть он ускользнет и забудется, как нежеланный гость, который задержался чересчур долго и о чьем уходе никто не жалеет.
Она вновь выключила свет и задумалась, не повидаться ли с Элиотом с утра. Тогда никто им не помешает. Филида решила: «Я попрошу его зайти ко мне в гостиную». Она усмехнулась — как забавно планировать тайное свидание с собственным мужем. Очень забавно и мило. В ней крепло ощущение, что неприятности остались позади. Успокоившись, Филида погрузилась в сон без сновидений.
В обычае Лейна было заходить к мистеру Парадайну ровно в половине восьмого. Процедура оставалась неизменной. Преодолев дюжину ступенек, он ставил поднос, закрывал открытое окно, задергивал занавески и включал свет. В первое утро 1942 года Лейн совершил привычный ритуал, обернулся к кровати и с удивлением обнаружил, что она пуста.
Лейна охватили волнение и тревога, потому что в постель явно никто не ложился. Аккуратно откинутое одеяло, несмятые подушки, сложенная пижама в красно-белую полоску. Лейн так испугался, что счел необходимым подойти поближе и потрогать постель, после чего заспешил в ванную комнату, в полной уверенности, что у мистера Парадайна случился какой-то внезапный приступ. Но там царил полный порядок — непримятый ворс на коврике, сухая ванна, зубная щетка и паста в ящичке.
Лейн, не на шутку встревоженный, пересек кабинет и приблизился к высокой двери за занавесками. Он еще больше переполошился, потому что дверь оказалась не заперта и даже приоткрыта. В щель задувал ветер, холодный и слегка влажный. Должно быть, ночью шел дождь. Ветер пах грозой. Лейн распахнул дверь и выглянул.
Было очень тепло. До рассвета оставалось не меньше часа, и Лейн ничего не видел. Хотя прекрасно знал, какое расстояние отделяет его от парапета, который окружал террасу, он не мог его разглядеть.
Вернувшись в комнату, Лейн нашел фонарик, включил и снова вышел на террасу. Дождь, судя по всему, был сильный. Повсюду в углублениях истертого камня скопилась вода. Луч фонарика отражался от мокрых плит и только сбивал с толку. Лейна трясло, как он ни старался овладеть собой.
Он подошел к парапету, высотой не более двух футов, и постоял там с фонариком в руке.
— Я всегда говорил. Лиззи подтвердит, я тысячу раз говорил: небезопасно стоять на таком обрыве, если ограда всего два фута. Я предупреждал.
Слова вылетали беззвучно, хотя губы двигались.
Наконец Лейн поднял фонарик и направил луч вниз, через стену, вдоль длинного склона, на тропинку у реки. Там что-то было, какой-то темный ком лежал на тропке, неподвижный, как камень на берегу.
Лейн перестал дрожать. Внезапно он обрел удивительную уверенность. От правого угла террасы к маленькой лужайке вела лестница, от которой начиналась каменистая тропинка, доходившая до берега реки. Она то несколько метров шла прямо, то на ней появлялись деревянные ступеньки, скользкие от дождя. Лейн привычно спустился. Здесь ходили в хорошую погоду летними вечерами, направляясь к лодочному сараю, но никак не в темноте январского утра. Лейн вспомнил, что настал Новый год.
Он спустился к реке и осветил фонариком темное распростертое тело. Перед ним лежал Джеймс Парадайн, мертвый.
Филида проснулась в темноте от стука в дверь и инстинктивно пробормотала спросонок: «Войдите». Дверь открылась и закрылась, зажегся свет — к ней приближался Элиот, кое-как одетый, с растрепанной светлой шевелюрой и искаженным мрачным лицом. С первого же взгляда радость Филиды улетучилась. В сердце закралась уверенность, что произошло нечто жуткое. Филида даже не нашла ничего странного в том, что Элиот здесь. Она тут же выскочила из постели, ее волосы рассыпались по плечам.
— Что случилось? Элиот, в чем дело?
— Плохие новости.
Филида дрожала. Она схватила мужа за плечо, чтобы успокоиться.
— Мистер Парадайн… произошел несчастный случай.
— Несчастный случай?… — Она изо всех сил цеплялась за него, и обоим это казалось совершенно нормальным.
Элиот сказал:
— Он мертв.
По щекам Филиды потекли слезы.
Элиот продолжил:
— Лучше сядь. Послушай, Фил, ты должна собраться с духом. Очень многое будет зависеть от того, что мы сделаем и скажем… мы все. Нужно крепиться и не терять присутствия духа. — Он подвел ее к постели, и оба сели на край. — Его нашел Лейн. Мистер Парадайн упал с террасы. Он лежал прямо на тропинке у реки. Ты же знаешь, что перед сном Джеймс всегда выходил подышать свежим воздухом и посмотреть на реку. Он не пропускал ни единого вечера, в любую погоду. Должно быть, у бедняги закружилась голова и он упал через парапет. Постель была не смята, дверь кабинета открыта. Лейн вышел с фонариком и увидел хозяина. Он позвал меня, а я разыскал Альберта. Альберт обзванивает тех, кого следует оповестить, — Моффета, Фрэнка Амброза, Марка и Дики, доктора Гортона и полицию.
Филида по-прежнему цеплялась за него. Ее хватка усилилась.
— Полицию…
Элиот произнес до странности спокойным голосом:
— Поскольку это несчастный случай… Когда происходит несчастный случай, нужно обязательно уведомить полицию.
Вздрогнув, Филида разжала пальцы и повернулась к Элиоту.
— Что ты имел в виду… когда сказал… что многое будет зависеть… от наших слов?
Элиот ответил не сразу. Он встал, взял светло-синий халат, лежавший на обитом ситцем кресле, и подал жене.
— Надень.
Набросив халат на плечи Филиды, он рассудительно произнес:
— Я считаю, ты должна обо всем известить мисс Парадайн. И всем нам нужно подумать, что мы скажем полиции.
Завязывая на талии поясок халата, Филида подняла голову и испуганно спросила:
— О чем ты?
— О том, что произошло вчера вечером за ужином. Мы не можем притвориться, будто ничего не было. То, что сказал мистер Парадайн, слышали все. Если мы намерены молчать, значит, всем придется держать язык за зубами. Если кто-то решит заговорить… если хотя бы один проболтается… у полиции возникнет множество вопросов.
Филида спросила:
— И что ты намерен делать?
Их взгляды встретились. Он смотрел жестко, сердито, неприязненно.
— Не знаю. — И, сделав паузу, внезапно добавил: — А был ли это несчастный случай?
— О!
Он продолжил, не сводя с жены суровых глаз:
— Вот именно. Ты не знаешь, и я не знаю. Если да, кому-то здорово повезло. Ты слышала, что он сказал. Мы все слышали. Кто-то в доме предал семейные интересы, и мистер Парадайн об этом открыто объявил. У него были свои представления о наказании, он намеревался решить проблему в кругу семьи, но виновный вряд ли отделался бы легко. Мистер Парадайн не собирался гадать, кто виноват. В том-то и дело: он знал. И пообещал сидеть в кабинете до полуночи. Пусть виновник признается и примет последствия — вот как он сказал. И кто-то пришел и сознался. Но наказания не последовало, потому что произошел несчастный случай. Так обстоят дела.
Краска сбежала с лица Филиды.
— Откуда ты знаешь… что кто-то пришел и признался?
Элиот ответил:
— Знаю.
— Но… откуда?
Помедлив, он сказал:
— Кое-что пропало. А потом оказалось на месте.
— Что пропало?
