— Не то, чтобы не хочу, но…
— Стесняешься, — закончила за него собеседница.
— Что-то в этом роде, — кивнул парень.
— Сегодняшним вечером распоряжаюсь я. — И Нина взяла его под руку. — И где твой оптимизм? Хулиганов он не боится, а тут… — весело говорила она, увлекая Василия за собой.
Наталья Михайловна была приятно удивлена столь быстрому возвращению дочери, да еще в сопровождении Груздева.
— Василий, — тряхнув кудрявой головой и сверкнув голубыми глазами, представился гость.
— Наталья Михайловна. Проходите, я скоро.
И она скрылась на кухне.
Минут через пятнадцать женщина вкатила в комнату передвижной столик, на котором стояли огромная чаша дымящихся пельменей, несколько видов салатов, рюмки, фужеры, бутылка коньяка и минеральная вода.
— Это в честь тебя, — сказала Нина.
— Пельмени я налепила на всякий случай, и их оставалось только сварить.
Наталья Михайловна не отрывала изучающего взгляда от Василия. Ее интересовала не внешность, а его поведение, характер, манеры. Гость сначала чувствовал себя неудобно под ее взглядом, но после двух рюмок расслабился и уже не просто отвечал на вопросы, а поддерживал непринужденную беседу. Скрывать ему было нечего, девушку он любил, считал, что никакая сила не способна их разлучить, поэтому не лукавил, а говорил честно.
С каждой минутой он все больше и больше нравился Наталье Михайловне, но сердце почему-то у нее все равно оставалось неспокойным.
— Очень вкусно, объеденье! — похвалил Груздев кулинарные способности хозяйки. И вообще после действия горячительных паров он сыпал комплименты направо и налево обеим женщинам, чем располагал их к себе все больше и больше. После двухчасового общения, понимая, что молодые люди не прочь побыть наедине, Наталья Михайловна куда-то засобиралась.
— Я оставлю вас ненадолго, — схитрила она.
— Уже девятый час вечера, — напомнила Нина.
— Заболталась с вами и совсем забыла, что меня ждет подруга.
— Завтра встретитесь.
Мать и дочь прекрасно понимали друг друга и вели диалог только ради приличия. Разобрался в ситуации и Василий, поэтому не вмешивался, ведь формальности соблюдались из-за его присутствия.
— Нет-нет, у нас с ней срочное дело, — бросила женщина уже на ходу. — На завтра переносить никак нельзя.
Гость и не заметил, когда девушка включила магнитофон. Мелодичная музыка заполнила комнату.
— Ну почему ты такой недогадливый? — произнесла Нина с некоторой долей кокетства, стоя перед Василием и покачивая бедрами.
Василий в недоумении посмотрел по сторонам, не понимая, что от него требуется.
— А я слышала, что все десантники — галантные кавалеры и не позволяют танцевать девушкам в одиночестве.
Намек был настолько прямой и открытый, если его вообще можно назвать намеком, что парень, стукнув себя ладонью по лбу, не мешкая присоединился к Нине. Сначала каждый двигался в ритме танца сам по себе, но затем руки непроизвольно потянулись друг к другу и сплелись. Ее нежные пальцы заскользили по пуговицам на рубашке партнера, а тот, в свою очередь, развязал пояс на платье. Непроизвольно, под воздействием коньяка и музыки, взаимного влечения и избытка переполнявших чувств, обнажались крепкие, стройные молодые тела. Они, не сговариваясь, опустились на ковер и уже не слушали музыку… Виктор Тимофеевич последнее время дома не жил, а Наталья Михайловна вернулась в половине второго ночи. Влюбленные уже в одежде, но в полной темноте сидели в обнимку на диване. Яркий свет, включенный хозяйкой, вернул их к действительности. Они одновременно зажмурились и лишь через некоторое время открыли глаза. Так не хотелось уходить из мира грез и освобождаться от объятий.
— Который час? — поинтересовался Василий, хотя настенные часы висели напротив него.
— Без двадцати два, — улыбнулась женщина. — Может, у нас сегодня заночуешь? Постелю тебе на диване, а мы в спальне ляжем.
— Нет. — И он поднялся. — Завтра на работу рано вставать. — Тут он вспомнил, что с ним о чем-то собирался поговорить отец, и сразу его движения стали более энергичными. Он поблагодарил за ужин, за приятно проведенный вечер, поцеловал Нину в подставленные губы и покинул гостеприимную квартиру.
Николай Сергеевич не спал и сетовал на сына. Лишь щелкнул замок входной двери, он направился в прихожую.
— Явился — не запылился, — упрекнул он Василия уже с порога.
— Виноват, — опустил тот подбородок и посмотрел на отца исподлобья.
— Виноват, видишь ли, он, — незлобно пробурчал Груздев-старший. И на этом их препирательства закончились, потому что разговор предстоял не из легких.
— Я познакомился с Нининой мамой, — сказал сын, усаживаясь в кресло.
— Потом расскажешь.
Василий посмотрел на отца с любопытством.
— Прежде чем коснуться серьезной темы, мне бы хотелось с тобой выпить водочки, граммов по сто, — предложил Николай Сергеевич.
— Я сегодня уже выпил, но если ты настаиваешь… — пожал сын плечами.
— Прошу, — поправил его отец, разливая водку. — За наше взаимопонимание, — произнес он тост. Они чокнулись и одновременно выпили, оба закурили, и Груздев-старший перешел осторожно к главному, ради чего до сих пор не ложился спать. — Для тебя, надеюсь, не секрет, что всю свою деятельность я веду ради твоего же благополучия, и единственная моя мечта, чтобы ты был счастлив. — После короткой паузы добавил: — Счастлив по-настоящему.
— Отец, мы с тобой не чужие, — помог ему Василий, — так что можно без предисловий.
— Постарайся понять то, что я сейчас скажу, — все равно продолжал подготавливать его Николай Сергеевич. — Вижу, что Нину ты любишь крепко, и несмотря на это…
— При чем здесь Нина? — прервал его сын, насторожившись.
— И несмотря на это, — повторил Груздев-старший, — предлагаю тебе жениться на другой.
— Это и есть то дело, о котором ты хотел серьезно поговорить?
— Да, но…
— Никаких «но». Извини, но любые доводы не помогут. Будь она хоть принцессой английской, все равно бы отказался. Я Нину люблю не просто крепко, как ты только что выразился, а каждой клеткой своего организма. Потерять ее — это и значит потерять счастье.
— Может, все-таки выслушаешь до конца? — начал терять терпение отец, но старался сдерживаться.
— Пожалуйста, — уступил Груздев-младший. — Только считаю себя обязанным предупредить, что напрасно теряешь время.
И он замолчал.
— Я не предлагаю тебе совсем бросить Нину, а только отложить женитьбу на определенный срок.
— Как это?
— Очень просто. Сначала ты женишься по расчету, и обещаю, что через год станешь свободным и если не самым состоятельным, то одним из самых состоятельных людей в городе. Не знаю как, но объясни все Нине сам. Если любит по-настоящему, то должна понять ради своих же будущих детей и внуков. — Николай Сергеевич старался придать голосу как можно больше убедительности.
— И кто же эта богатая невеста, которая через год отпустит меня да еще поделится богатством?
В тоне Василия скользила ирония.
— Татьяна Самойлова.
Василий посмотрел на отца, как на ненормального.
— Эта толстая и самодовольная девица? Ты шутишь?
— Тебе не обязательно ложиться с ней в одну постель. Я же сказал, что брак фиктивный.
— Я понимаю, что она не бедствует, но даже будь у нее миллион долларов, и то бы сто раз подумал…
— У нее будет миллион долларов, — перебил отец. — И даже не один десяток.
— Откуда? — не поверил Василий, и чувствовалось, что он заинтригован.
— Она получит наследство из Америки.
— От кого? И почему через год? А как же ее мать? — буквально засыпал сын отца вопросами.
— Ты мне доверяешь? — вопросом на вопрос отозвался Николай Сергеевич.
— Ну разумеется.
— Все, что я тебе только что предложил, — сущая правда, и прошу больше ни о чем не спрашивать.
— Но почему?
— Потому что имею желание не только сделать тебя богатым, но и сохранить при этом чистыми твои душу и совесть, — своеобразно объяснил отец.
— Что ты задумал? — Теперь Василий волновался за него.
— Все, что тебе нужно, — это довериться мне, — вновь ушел от ответа Николай Сергеевич.
После этого в комнате воцарилось длительное молчание. Василий обдумывал услышанное, а Груздев-старший не мешал ему.
— Я понимаю, что ты составил какой-то далеко идущий план, — наконец заговорил младший Груздев. — Не сомневаюсь, что из добрых ко мне побуждений. И все же вынужден отвергнуть твое предложение. Прости, если чем-то обидел, но поверь: я и сегодня уже довольно-таки счастливый человек. Рисковать ради большего тем, что уже приобрел, считаю непростительной глупостью.
