Большое тело Гаррисона дрогнуло, и он тихо рассмеялся.
– Не выйдет, Джонни, не выйдет. Хоть ты и назвал меня Дики – впервые за…
– Обернись, кретин!
– Не выйдет, Джонни.
Рука с пистолетом поднялась, свет блеснул на стали – и тут с тропинки позади Гаррисона взвился длинным прыжком лев, пронесся в воздухе, подняв большую голову и выставив когти. Когда зверь коснулся спины Гаррисона, тот выстрелил; лев и человек слились в движущуюся массу. Короткий, острый крик агонии Гаррисона, в ответ – глубокое рычание льва. Взметнулись песок и листья папоротника.
Гримстер поднял чемоданчик, повернулся и побежал к забору, прочь от кошмара за спиной, перемахнул через внутреннюю ограду, тяжело плюхнувшись на землю. Страх гнал его к веревочной лестнице. Инстинктивно, не соображая, он перекинул чемоданчик над высоким забором и принялся карабкаться по лестнице. Потом благополучно спрыгнул с высокого забора и несколько мгновений лежал, уткнувшись в землю лицом, чувствуя, как вытекает страх… Гримстер встал и обернулся. Место, где они стояли у высокого дуба, было пусто; ни звука, ни шевеления. Потом возникло движение: лев, черный на фоне дороги, шел, высоко подняв голову; мышцы шеи напряглись под ношей, передние лапы растопыривались по бокам добычи, которую он волочил.
Гримстер отвернулся, поискал глазами чемоданчик и, нагнувшись за ним, вдруг вздрогнул.
Через пятнадцать минут его руки на руле еще дрожали, как ни старался он подавить бунт мышц; пришлось остановиться на придорожной площадке через несколько миль. Он выключил весь свет и открыл бардачок. Достав фляжку с бренди, поднес ее ко рту и опустошил. Бренди наполнил тело, унял дрожь и успокоил дыхание; в конце концов мозг Гримстера остыл и освободился от всех чувств, всех образов, только стоял перед глазами поднявший пистолет Гаррисон и летящий на него лев.
Гримстер лежал в постели. В окна с отдернутыми шторами виднелся косой дождь. Лили вышла из ванной в халате, улыбнулась и включила радио – послушать новости. Затем прошла по комнате – халат свободно распахивался, но она теперь чувствовала себя голой перед Гримстером. Пока он смотрел, как она, отставив чашечку кофе, надевает платье, причесывается и начинает макияж, по радио стали передавать короткие новости: «…изуродованный труп неизвестного… Вубернское «Царство диких животных»…»
Нет Гаррисона, подумал Гримстер, Гаррисона, с которым они дрались на берегах Блэкуотера, стреляли уток на озере в колледже. Когда назовут имя покойного, вздохнут многие женщины, работодатели найдут ему замену, и все. Примерно неделю шумиха и тайна продержатся, а потом утихнут. Гаррисон ушел, а мог уйти он сам… Однажды придет его черед, но сейчас он твердо знал, что боги, любящие насилие, берегут его… Ничто не остановит его на пути к сэру Джону.
Лили подошла и налила ему еще чаю.
– Вчера ты вернулся очень поздно, милый.
– Потребовалось больше времени, чем мы думали.
– Все в порядке?
– Да.
– Ты достал?
Гримстер кивнул.
Лили улыбнулась, протянула ему чашку и провела по его носу кончиком пальца.
– И больше не о чем беспокоиться?
– Не о чем.
Она отошла с легким сердцем, и Гримстер улыбнулся ей вслед. Лили лепила мир согласно своим желаниям и фантазиям.
Покидая гостиницу, он позвонил в Департамент. Сэр Джон уехал на выходные в Девон рыбачить. Коппельстоун был в Хай-Грейндже. Гримстер попросил передать сэру Джону, что доклад по бумагам Диллинга будет скоро представлен.
Гримстер отвез Лили в Лондон и оставил ее на квартире миссис Хэрроуэй, сказав, что вернется часа через два. Его очень позабавила ее фраза «значит, беспокоиться больше не о чем». Как и с Диллингом, она принимала все, что говорил Гримстер. В мужские дела она не лезла – только если ей не давали понять, что можно. Всю дорогу она болтала о пустяках. Ее слух был настроен только на то, что она желала слышать, глаза видели только то, что она хотела видеть, и если ее уюту что-то угрожало, Лили находила способ ничего не замечать.
Вернувшись в свою квартиру, Гримстер открыл чемоданчик Диллинга. Он просмотрел бумаги и мало что понял в приложенных чертежах. Зато пояснительная записка, подготовленная Диллингом, была вполне понятна. Диллинг изобрел новое пехотное оружие, на основе совместного использования локатора и лазера, которое позволило бы вести стрельбу ночью с той же простотой и точностью, как и днем. Это оружие ночью могло обнаружить и зафиксировать наличие живых и металлических целей, захватывать их, сопровождать в движении и автоматически определять расстояние, склонение и направление. Устройство получилось компактное – для ношения солдатом – и требовало от оператора минимальных умений. Гримстер не сомневался, что Департамент купит. Лили станет богатой.
После обеда Гримстер поговорил с глазу на глаз с миссис Хэрроуэй. Миссис Хэрроуэй, высокая, строгая, сидела в красном бархатном кресле и пила кофе. Она предложила чашку Гримстеру. Он отказался и положил на стол чемоданчик Диллинга, еще в песке.
Миссис Хэрроуэй взглянула на него укоризненно, словно протестуя против неуместности предмета среди богатой обстановки.
Гримстер сказал:
– Содержимое чемоданчика принадлежало Диллингу. Он хотел продать бумаги Департаменту, который пытался получить их бесплатно. Поместите чемоданчик в свой банк, сегодня до закрытия. Лили будет богата, и вы нужны ей как союзник.
Миссис Хэрроуэй кивнула. Этой женщине не требовалось много объяснять – сказывались опыт и интуиция.
– Помощь ей нужна только вначале, а потом все будет хорошо. Она сказала, что любит вас и что вы любите ее.
– И то и другое – неправда.
– Так я и полагала. Но вы чувствуете некоторые обязательства? – Миссис Хэрроуэй кивнула на чемоданчик.
– Да.
– Профессиональные?
– Совсем наоборот. Департамент мог заграбастать бумаги и объявить их бесполезными, а от Лили избавиться, чтобы спрятать свой обман. Так обычно и поступают при первой возможности.
– Мне муж часто говорил об этом. Давным-давно прошло время, когда наш мир был только запачкан по краям, мистер Гримстер. Теперь он весь насквозь серый.
– Я сделал копии с бумаг. В Департаменте я скажу, что оригиналы у вас и что Лили тоже у вас. Проблем не возникнет. Они упустили возможность.
– А это не повредит вашему профессиональному положению?
– Дальше уже некуда.
Она улыбнулась.
– Я не спрашиваю, что они вам сделали. Что-то личное и отвратительное.
– Для них это в порядке вещей.
– Хотите попрощаться с Лили?
– Надо.
– Я пришлю ее. Вряд ли стоит вываливать все напрямую. Ей повезло – она выросла на полуправде и родилась в розовых очках. – Миссис Хэрроуэй поднялась и в дверях остановилась. – Можно задать личный вопрос, мистер Гримстер?
– Если хотите.
– Вам много приходилось убивать?
Гримстер смахнул несколько песчинок с крышки чемоданчика.
– После первого перестаешь считать.
– Вы не боитесь смерти?
Гримстер улыбнулся:
– Я хотел бы жить долго.
– Вы знаете, что я посоветовала бы вам?
– Знаю, но, боюсь, не смогу последовать вашему совету.
Миссис Хэрроуэй пожала плечами и удалилась. Через несколько минут в комнату вошла Лили.
– Джонни, – сказала она и обняла его.
Чуть отстранив девушку, Гримстер произнес:
– Я должен уехать в Девон на несколько дней. Ты останешься с миссис Хэрроуэй.
– Хоть какая-то перемена после сельской местности. Но, Джонни, я буду скучать, не уезжай надолго. – Через его плечо Лили увидела чемоданчик Диллинга на столе. – Это он, да?
– Да. Миссис Хэрроуэй позаботится о нем, пока я улажу дела с Департаментом.
Лили подошла и положила руку на чемодан.
– Точно, как я помню. Дорогая вещь?
– Достаточно.
– Знаешь, Джонни… тогда… когда мы в первый раз… Я ведь не из-за этого. – Лили покосилась на чемоданчик. – Все было взаправду. Ты ведь знаешь? Я хочу сказать, ты тоже это чувствовал?
Гримстер улыбнулся, взял ее за плечи и поцеловал.
– Разумеется. Ты вовсе не такая.
– Что бы там ни примешивалось, любовь главней всего. – Лили улыбнулась и торопливо продолжила: – «Люби меня ради любви, / И сколько б еще ни любил, / Пусть вечною будет любовь». Элизабет Баррет Браунинг, 1806–1861. И это правда, Джонни, чистая правда. Все остальное не важно. Только одно… любить ради любви. Разве это не прекрасно?
Гримстер выслушал ее и поцеловал на прощание. Выйдя на улицу, он уже точно знал, что она будет делать после его ухода. Вернется в комнату и, глядя на чемоданчик, будет грезить наяву… видеть розовые сны. Миссис Хэрроуэй права. Лили повезло.
Из квартиры он отправился в Департамент. У кабинета сэра Джона он оставил секретарше конверт с непроявленной пленкой – у себя в квартире он переснял все бумаги Диллинга – и письмо, где объяснял, что оригиналы находятся у миссис Хэрроуэй, которая и будет вести переговоры от имени Лили. Потом Гримстер пошел в свой кабинет, взял четыре фальшивых паспорта, которые когда-то изготовил для профессиональных нужд в частном порядке. Из сейфа он вынул заначку денег и пистолет. В банках за границей у него денег предостаточно. Потом он позвонил в Хай-Грейндж и поговорил с Крэнстоном – объяснил, что должен задержаться в Лондоне до завтрашнего утра, так что появится в Хай-Грейндже только после обеда.
