— Вы не доверяете мне, мистер Хиллман? — после долгой паузы проговорил неизвестный. — За это не хвалю.
— Как же я могу доверять… — Хиллман вовремя прикусил язык.
— Я понял, вы хотели сказать: как можно доверять такому подонку? Ну, это не наша головная боль, Хиллман. Наша головная боль вот в чем: как мы можем доверять такому подонку, как ты? Я знаю о тебе, Хиллман, куда больше, чем ты думаешь.
Снова наступила пауза, слышалось лишь дыхание обоих собеседников.
— Ну, так могу я?
— Можете что? — с трудом скрывая отчаяние, спросил Хиллман.
— Доверять тебе, Хиллман?
— Да.
Опять пауза, заполненная тяжелым дыханием в трубке.
— Придется все же поверить вам на слово, Хиллман, — опять послышался голос в трубке. — Пора перейти к делу. Мне нужны деньги, но вы должны понять, что это не выкуп, а плата за информацию. Ваш сын не похищен. Он пришел к нам по собственному желанию и…
— Я не… — Хиллман снова вовремя остановился.
— Не верите? Спросите у него сами, если вам представится такая возможность.
— Послушайте, — резко проговорил Хиллман. — Вы сейчас сказали, что пора перейти к делу. Так вот, где и когда я должен вручить вам деньги? Гарантирую, что ваши указания будут в точности выполнены.
Неизвестный отреагировал на резкость Хиллмана новой грубостью.
— Не спеши, приятель! Не забывай, что хозяин положения я.
— В таком случае назовите свои условия.
— Назову, когда найду нужным, а пока, Хиллман, я, пожалуй, дам тебе еще некоторое время подумать. Ты, как видно, считаешь, что сидишь в седле. Ну так слезай и поползай на коленях!
В трубке послышались гудки отбоя.
Когда я вернулся в гостиную, Хиллман все еще стоял с телефонной трубкой в руке. Он машинально положил ее на аппарат и подошел ко мне.
— Он не захотел дать никаких доказательств, что Том жив.
— Я все слышал и могу сказать одно: так обычно ведут себя все гангстеры. Вам остается положиться на его милосердие.
— Его милосердие!.. Он разговаривал, как маньяк, наслаждающийся тем, что причиняет боль.
— Будем надеяться, что он удовлетворится той болью, которую уже причинил вам, а особенно вашими деньгами.
Хиллман опустил голову.
— По-вашему, мой сын в опасности?
— Да. Возможно, он и не маньяк, этот преступник, но, во всяком случае, не очень уравновешенный тип. Утром звонил он же?
— Он.
— Вам не показался знакомым его голос? В его тоне прозвучали какие-то нотки, я бы сказал, обида. Может, это какой-нибудь бывший служащий вашей фирмы?
— Крайне сомнительно.
— Есть ли хоть доля правды в его утверждении, что Том сам пришел к нему?
— Нет и нет! Том слишком порядочный мальчик.
— Но способен ли он здраво рассуждать?
Хиллман промолчал, видимо, считая мой вопрос излишним, подошел к бару, налил полный стакан виски и залпом выпил.
— Вы не допускаете, что Том придумал всю эту историю с вымогательством при помощи одного из своих дружков или даже нанял кого-нибудь специально для этой цели?
Хиллман высоко поднял пустой стакан, и по его внезапно побагровевшему лицу я понял, что он с трудом сдержался, чтобы не швырнуть им в меня.
— Нелепая мысль! Зачем вы мучаете меня подобными предположениями?
— Я не знаю вашего сына, а вы должны знать.
— Никогда он не поступит со мной так!
— И все же вы нашли нужным поместить его в «Забытую лагуну».
— Я был вынужден это сделать.
— Почему?
— Вы настойчиво задаете мне одни и те же идиотские вопросы! — с бешенством крикнул Хиллман.
— Я пытаюсь разобраться в состоянии Тома. Если есть хоть малейшие основания предполагать, что Том сам придумал эту историю с похищением, чтобы, скажем, отомстить вам или получить деньги, придется обратиться в полицию.
— Мистер Арчер, вы начинаете мне надоедать. Если хотите остаться в этом доме, извольте подчиняться моим условиям.
Мне захотелось плюнуть и уйти, но дело уже заинтересовало меня.
Хиллман снова налил себе виски и выпил полстакана.
— На вашем месте я бы воздержался от столь обильных возлияний, — заметил я. — Возможно, сегодня самый важный день в вашей жизни и вам предстоит принимать ответственные решения…
Усадьбу Карлсонов, расположенную ярдах в двухстах от дома Хиллманов, я нашел по почтовому ящику с фамилией владельцев, поднялся на каменное крыльцо и постучал в дверь. Мне открыла интересная рыжеволосая женщина. Она холодно взглянула на меня зеленоватыми глазами.
— Что вам угодно?
Я решил, что если не солгу, мой визит на том и кончится.
— Я из страховой компании и…
— У нас тут не разрешается обход домов с предложением услуг.
— Я страховой инспектор, миссис Карлсон, и ничего не собираюсь вам предлагать. — Для большей убедительности я вынул из бумажника соответствующую визитную карточку (в свое время мне пришлось работать для страховых фирм).
— Вы по поводу моей разбитой машины? — удивилась она. — Я думала, все решено еще на прошлой неделе.
— Нас интересует причина аварии. Насколько я понимаю, машина была украдена?
Миссис Карлсон заколебалась.
— Да, подтвердила она. — Машина была украдена.
— Кем-нибудь из хулиганов, проживающих по соседству?
Мой прозрачный намек заставил миссис Карлсон смутиться.
— Правильно. И я очень сомневаюсь, что авария была непредумышленной. Он угнал мою машину и разбил ее только из-за неприязни.
Женщина произнесла эти слова так, словно давно ждала случая поделиться с кем-нибудь накипевшим.
— Интересная гипотеза, миссис Карлсон. Вы не возражаете, если я войду?
Миссис Карлсон впустила меня в коридор, я сел у телефонного столика и достал блокнот, а она встала рядом и облокотилась на перила лестницы.
— Чем вы можете подкрепить свою гипотезу? — спросил я, держа карандаш наготове.
— То есть что он умышленно разбил мою машину?
— Да.
Миссис Карлсон прикусила полную губу и помолчала.
— Видите ли, — заговорила она, — этот подросток — его зовут Том Хиллман — интересовался нашей дочерью. Он был очень милым мальчиком, но потом вдруг изменился к худшему. Раньше он чуть не все свое свободное время проводил у нас, и мы относились к нему как к сыну. Потом отношения испортились. Совершенно испортились.
— Почему?
Миссис Карлсон сделала резкий жест:
— Страховой фирме, да и вообще кому бы то ни было, ни к чему это знать.
— Возможно, мне придется говорить с самим виновным, и я бы хотел предварительно уточнить кое-что. Он живет рядом с вами, не так ли?
— Если вы имеете в виду его родителей, то так. Самого же Тома они, по-моему, куда-то отправили. Мы прекратили всякие отношения с четой Хиллманов. Они, видимо, вполне приличные люди, но из-за этого мальчишки поставили себя в очень глупое положение.
— Куда же они отправили сына?
— Скорее всего в какое-нибудь специальное заведение для малолетних преступников. И правильно сделали — в последнее время он вообще вел себя отвратительно.
— То есть?
— Ну как же! Разбил мою машину, причем, вероятно, в пьяном виде. Это раз. Постоянно торчит в барах на Нижней Мэйн-стрит — уж я-то знаю. Это два.
— Он был в баре и в ту ночь, когда разбил машину?
— Надо думать, если он все лето не вылазит оттуда. А самое неприятное — он пытался и Стелле привить свои дурные склонности. Из-за этого, собственно, и произошел разрыв между нашими семьями.
Я сделал пометку в блокноте.
— Вы не могли бы уточнить свою мысль, миссис Карлсон? Нас интересует все, что имеет хотя бы косвенное отношение к дорожным происшествиям и авариям, так сказать, их социальная подоплека и фон.
— Как вам сказать… Ну, например, однажды он затащил Стеллу в один из этих ужасных кабаков. Вы только представьте себе: привести невинную шестнадцатилетнюю девочку в кабак на Мэйн-стрит! Вот тогда мы и решили, что Тома Хиллмана для нас больше не существует.
— Ну, а Стелла?
— Она у нас умница. — Миссис Карлсон бросила быстрый взгляд на верхнюю площадку лестницы. — Мы с отцом заставили ее понять, что ни к чему хорошему ее дружба с Томом Хиллманом не приведет.
— Она не причастна к этой истории с вашей машиной?
— Нисколько!
— Но это же неправда, мама, и ты знаешь, что говоришь неправду! — послышался негромкий, но ясный голос сверху. — Я сказала тебе, что…
— Молчи, Стелла! Иди и больше не вставай. Если ты так больна, что не могла пойти в школу, значит, тебе нужно лежать.
Миссис Карлсон начала было подниматься по лестнице, но навстречу ей торопливо спустилась худенькая девушка с большими, очень выразительными глазами и гладко зачесанными назад темно-русыми волосами. На ней были брюки и голубой шерстяной свитер с высоким воротником.