Ирина Солодченко - МУХА НА ВЕТРОВОМ СТЕКЛЕ

Мрачный коридор казался бесконечным. Многочисленные ответвления во всяческие подсобки и глухие тупики требовали немедленного исследования, прощупывания, вынюхивания, вглядывания, прислушивания, но тусклый свет от засиженных мухами редких лампочек не обеспечивал полной видимости. Особенно настораживала застывшая вязкая тишина, витающая в бесконечных закоулках. Безмолвие – отнюдь не признак безопасности. Привычные звуки притупляют чувство тревоги, в то время как абсолютное затишье нагнетает беспокойство. Раньше он думал, что спящие собаки подымают ухо, реагируя на непривычные звуки, но теперь, когда сам превратился в сторожевого пса, точно знает, что таким образом животные стараются лишний раз удостовериться, что вокруг них нет ничего необычного.

Вроде и магазинчик небольшой, но по количеству мелких помещений похож на соты в улье. Попробуй за всем уследи. И как всякий новичок, он старался ничего не пропустить: усердно дергал за ручки дверей, заглядывал во все углы и подсобки, изгибы, извилины и загогулины, стараясь учуять незнакомые запахи.

Охранник – самая распространенная в Украине профессия после менеджера. На каждое здание здесь требуется сторож, и даже пересічні громадяни нередко уаживают у входа в свои облупленные подъезды консьержек. В бытность поиска работы ему как-то предложили сидеть рядом с такой подъездной теткой в качестве секьюрити. Он тогда еще удивился, типа, не многовато ли два человека на одном месте? Но ему популярно объяснили, что мордовороты обычно говорить не научены, и лучше эти функции разделить. На предложение за полторы зарплаты совместить эти две должности, ему терпеливо растолковали, что он не такой уж и барбос, и из этой пары вакансий может претендовать разве что на позицию консьержа, которая, кстати, не совсем и вакантная, а точнее – совсем не вакантная.

Кстати, привычка тщательнейшим образом заглядывать во все углы появилась с тех пор, как пару недель назад он обнаружил в одном из этих закоулков бомжа. Мужик лет пятидесяти (а может и меньше, кто знает?) разлегся, забившись под батарею в подсобке второго этажа. И не таким уж помойным выглядел тот апатрид, вполне возможно это был начинающий бездомный. Но на улице свирепствовал жуткий мороз, и бомжара, которому каким-то чудом посчастливилось пробраться в подсобку незамеченным, находился на верху блаженства. На какое-то мгновение стало даже жаль чувака, но от мысли, что кто-то узнает о постороннем на охраняемой территории, волосы зашевелились на голове… Немедленное увольнение с волчьим билетом.

Обормот все еще лежал под батареей, не ведая, что через считанные минуты ему придется рыскать на собачьем холоде в поисках другого пристанища. Блеклый свет от грязной лампочки давал возможность рассмотреть пятидневную щетину и крупные бордовые прожилки на лице, давно нестиранные ватные штаны и вытянутый вязаный свитер лилового цвета. Рядом валялись небрежно брошенная черная стеганая куртка и аккуратно приставленная к стене сине-белая клетчатая сумка. Мужик нагло похрапывал, наслаждаясь теплом… И как ему удалось сюда пробраться? Ведь кругом видеокамеры… Одно из двух: или изучал систему их расположения, или же, скорее всего, раньше здесь работал.

Брезгливо дотронувшись носком кожаного ботинка до кудрявой, давно немытой головы, охранник тут же отпрянул в сторону. Но тело и не думало шевелиться. Мелькнувшая было мысль позвать кого-то на помощь, сразу же отлетела в космос… Лучше провести операцию без свидетелей.

И вдруг непрошенный гость по-армейски резко вскочил, выпрямившись во весь свой почти двухметровый рост.

– Мужик, ты… это… Ты того… Давай… Не безобразничай… – протянул охранник, испуганно отступив к стене.

А бичара тупо смотрел своими сонными черными глазами куда-то вдаль, постепенно осознавая, что лафа позади, и не за горами суровые бомжацкие будни на двадцатиградусном морозе. Пришлось даже подождать, пока до верзилы дойдет реальность происходящего. Накалять обстановку не в общих интересах, все надо решать быстро, мирно и бесшумно. Тут одна проблема: как вывести чудака вне поля зрения камер? В голове зароились всевозможные идеи… Если поднять гвалт, тогда он сдаст предыдущую смену, не выловившую постороннего перед закрытием. Сделать все по- тихому – подставить себя…

– Мужик, ты как сюда пробрался? – спросил шепотом, ненавидя себя за предательски трусливую хрипоту в горле.

– А ти… хто? – выдохнул бомж скорей удивленно.

– Охранник я…Ты давай… Ты того… Как сюда зашел, так и выходи… Понял?

– Поняв…Чого ж не поняв?…

И как бы спохватившись, мужик жалобно проскулил:

– А можна до ранку? Я тихесенько…

– Нет…

Картина не маслом, кизяком писанная: гулливер униженно просит шибздика о невозможном…

– Ты давай… Иди откуда пришел… Чтоб никто не видел… А то будет и тебе, и мне…

Бомж нехотя натянул на себя свою замасленную куртку, и привычно-жалостливо захныкал:

– Холодрига на вулиці… Я тут тихенько… Холодно там, захворію я…

– Нельзя, мужик… Ты того… Иди, давай…

Черт… Три месяца в охране, а уже такая деградация. Мало что заладил «мужика», еще и тыкает незнакомому человеку… Хотя… Разве по этикету таким экземплярам принято выкать?

Наконец, до бродяги дошло, что судьба неумолима, и, подхватив свою огромную клеенчатую сумку, он уверенно зашагал коридорными либирингами и лестницами прямехонько к задней двери, выходившей во внутренний дворик.

Перед тем как шагнуть в белую мглу, бомж немного потоптался напоследок, и уже ни на что не надеясь, а больше для проформы жалостливо прогундосил:

– Я тут посиджу до ранку… До вокзалу далеко…Змерзну…

– Нельзя, мужик… Запрещено… Иди с Богом… Лучше скажи спасибо, что милицию не вызвал…

И решительно закрыв двери на замок, охранник с облегчением вздохнул и продолжил обход помещений. Деловито подергав ручки на дверях, он преувеличенно внимательно осмотрел печати и пломбы, исправность охранно-пожарной сигнализации, видеонаблюдения. Потом деловито и со значением проверил наличие средств пожаротушения в подсобном помещении…

Но что-то не давало покоя… Что-то засело занозой в мозгу и заставляло оглядываться украдкой по сторонам. Стараясь отмахнуться от этой занозы, охранник еще более тщательно дергал ручки, еще внимательней вглядывался в темные закоулки. И вдруг, сорвавшись с места в карьер, метнулся к задней двери и выглянул в окно.

На улице вьюжила пурга, снег кружился в воздухе, струился поземкой на сером асфальте… Крыльцо пустовало, и только еле видимые следы от огромных ботинок вели за угол здания. Постояв минут пять, пока метель окончательно не замела отпечатки чужих ног, он неспешно побрел в сторону подсобки. В голове крутилось: «Ничего… Куртка теплей моей… Пробьется… А если что, так тому и быть… Я тут не при делах… Вон сколько в селах заброшенных хат. Посади огородик и будет тебе еда. Так нет… Бродяжничать – лучше… Спать под заборами веселей!».

… Утром, охранник сдал свою смену, отметив в журнале, что дежурство прошло без происшествий. Это был риск. Возможно, камеры зафиксировали его проступок, но он не мог поступить иначе. По инструкции следовало немедленно вызвать службу безопасности, а это было чревато еще худшими последствиями. «Проникновение на территорию частной собственности». В данном случае он поступил достаточно благородно. Вся его вина только в том, что он называл этого бомжа мужиком и «тыкал». Но это скорее провинность, и на грех не тянет.

Не хватало потерять работу из-за… неизвестно кого… Ему сейчас очень нужна эта работа, и было бы тупо терять ее из-за какого-то бродяги.

Вся жизнь – как несколько тусклых вспышек. Невозможно представить свое существование как единое целое, как нечто более-менее связное. Жизнь – как песня, слова в которых он никогда не различал. Всегда считал, что любая песня – это только мелодия с набором слов равносильно тому, как все его бытие представляло собой сплошной монотонный фон с некоторыми вкраплениями матовых озарений. Детали жизненных перипетий если и вспоминались, то только в том случае, когда они попадали в зону вспышек. И тогда с некоторой долей уверенности можно было сказать: «Да… Что-то припоминаю…». А помнился лишь последний год. Все остальное складывалось в архив, укладывалось надежно на пыльную полку памяти и доставалось оттуда крайне редко.

Сегодня 23 февраля 2012 года. Он сидит в каптерке супермаркета за накрытым всякими яствами столом, который женская половина магазина устроила в качестве презента. На штат в 50 сотрудников мужиков всего-то десяток: 4 охранника, два грузчика и пара-тройка водителей. Кассирши, бухгалтерши, уборщицы и руководство – все сплошь дамы. И все это бабье, если называть вещи своими именами, завалило праздничный стол мерзкими майонезными салатами.