Доктор Грехем повернулся на другой бок и скоро снова заснул.
За пределами территории отеля в ветхой лачуге местная девушка Виктория Джонсон внезапно проснулась и села в своей постели. Это была очень красивая девушка, с телом, сделанным будто бы из черного мрамора и с такими формами, что скульптор пришел бы в восторг. Она запустила пальцы в свои черные курчавые волосы, а ногой ткнула в ребра своего спящего партнера.
— Проснись, мужчина.
Он заворчал и заворочался.
— Что тебе нужно? Утро еще не наступило.
— Проснись, мужчина. Я хочу говорить с тобой.
Мужчина сел, потянулся, зевнул, показал большой рот и великолепные зубы.
— Что беспокоит тебя, женщина?
— Этот майор, который умер. Что-то мне тут не правится. Что-то тут неладно.
— Ах, нечего тебе из-за этого волноваться! Он был стар. И он умер.
— Послушай, мужчина, эти пилюли. Эти пилюли, о которых меня спрашивал доктор.
— Ну и что же? Может быть, он их принял слишком много.
— Нет, не то. Послушай, — и она, прижавшись к нему, начала говорить.
— Нет, это ерунда, и не стоит об этом разговаривать.
— Нет, я все-таки потолкую с мистером Кендалом завтра утром. Мне кажется, что тут что-то неладно.
— Пожалуй, не стоит беспокоиться, — сказал мужчина, которого она без всяких обрядов и церемоний считала своим мужем в данный момент, — это может принести одни только неприятности, — сказал он, лег и заснул.
Было уже позднее утро на пляже около отеля. Эвелин Хиллингтон вышла из воды и упала на теплый золотистый песок. Она сняла купальную шапочку и тряхнула темными волосами. Пляж был совсем крошечный. В половине двенадцатого утра там обычно собирались все отдыхающие и получалось что-то вроде международного объединения. Слева от Эвелин в экзотическом кресле лежала сеньора де Каспеаро, красивая женщина из Венесуэлы. Рядом с ней старый мистер Рафиел. За ним ухаживала Эстер Волтерс. У нее всегда был с собой блокнот и карандаш, на случай, если мистеру Рафиелу придет в голову заняться бизнесом и он пожелает послать телеграмму или каблограмму.
Обнаженный мистер Рафиел на пляже производил неприятное впечатление, казалось, что его кости были драпированы фестонами сухой кожи. Он производил впечатление умирающего, но так он выглядел, по свидетельству очевидцев, последние восемь лет. Острые голубые глаза выглядывали из морщинистых щек, и его основное удовольствие в жизни заключалось в том, чтобы грубо отрицать то, что при нем утверждали.
Мисс Марпл тоже присутствовала. Как обычно сидела в кресле, вязала, слушала, о чем шел разговор, и иногда вступала в беседу. Когда она это делала, люди часто удивлялись, потому что просто забывали о том, что она тут присутствует. Эвелин Хиллингтон посмотрела па нее и подумала, какая это милая старушка.
Сеньора де Каспеаро втирала масло для загара в свои длинные красивые ноги и напевала про себя. Она принадлежала к той породе женщин, которые много говорить не любят. Она с пренебрежением взглянула на бутылочку из-под масла.
— Это не «Франжипанио», — печально сказала она. — Здесь его не достать, как жаль. — И она снова опустила глаза.
— Не хотите ли окунуться, мистер Рафиел? — спросила Эстер Волтерс.
— Я пойду, когда мне этого захочется, — ворчливо ответил мистер Рафиел.
— Уже половина одиннадцатого.
— Ну и что же, кто может заставить меня жить по часам? Это сделать тогда-то, то — через двадцать минут! Нет, это не для меня.
Миссис Волтерс уже достаточно долго служила у мистера Рафиела, чтобы его хорошо узнать и привыкнуть к нему. Она знала, что после купания ему требовалось много времени, чтобы прийти в себя, и что на купание ему нужно было решиться. Она дала ему хороших десять минут, чтобы подготовиться и чтобы он пошел купаться, как будто бы это ему не стоило никакого усилия над собой.
— Мне не нравятся эти подтяжки, — сказал мистер Рафиел, — сколько раз я об этом говорил Джексону, но ему все равно, что я говорю.
— Я достану вам другие.
— Нет, вы никуда не пойдете, сидите спокойно и молчите. Я ненавижу людей, суетящихся как квохчущие куры.
Эвелин зарылась в песок, раскинула руки.
Мисс Марпл, углубленная в свое вязание, во всяком случае так называлось, «нечаянно» коснулась ногой Эвелин.
И тут же стала бурно извиняться.
— Простите меня, пожалуйста, миссис Хиллингтон, ах, извините меня, пожалуйста, я, кажется, вас задела.
— Ничего, ничего, — ответила Эвелин, — на этом пляже так тесно.
— О, пожалуйста, не двигайтесь, лучше я отодвину свое кресло.
Мисс Марпл отодвинула свое кресло и продолжала болтать, совсем по-детски:
— Ах, как здесь хорошо! Я никогда здесь не была. Я никогда не думала, что попаду в подобное место. Это все сделал для меня мой любимый племянник. А вы, я думаю, эту часть света хорошо знаете, миссис Хиллингтон?
— На этом острове я уже побывала дважды и, конечно, на многих других здешних островах.
— Да, и вы увлекаетесь цветами, бабочками, птицами. Вы и ваши друзья, или это ваши родственники?
— Нет, только друзья, ничего более.
— Я полагаю, что вы все время вместе, потому что ваши интересы так схожи.
— Да, вот уже несколько лет мы путешествуем вместе.
— Наверное, у вас были интересные приключения?
— Пожалуй, нет, не было, — ответила Эвелин, в голосе которой уже проглядывала скука. — Приключения почему-то бывают у других. — И она зевнула.
— И у вас не было встреч со змеями, дикими животными и туземцами, на которых напало бешенство? («Какой я ей, наверное, кажусь дурой», — подумала мисс Марпл.)
— Нет, ничего страшнее, чем укусы насекомых, нам не угрожает, — заверила ее Эвелин.
— Бедный майор Пальгрейв, вы знаете, его однажды укусила змея, — сказала мисс Марпл, явно придумав это.
— Неужели?
— А разве он вам не рассказывал?
— Может быть, я не помню.
— Вы его хорошо знали?
— Майора Пальгрейва? Нет, совсем не знала.
— Он всегда рассказывал такие интересные истории.
— Старый скучный дурак, — вступил в разговор мистер Рафиел. — Он мог бы остаться живым, если бы он лучше смотрел за собой.
— Не надо так говорить, мистер Рафиел, — возразила Эстер Волтерс.
— Я знаю, о чем я говорю. Если следить за своим здоровьем, то все у вас будет в порядке. Посмотрите на меня. Доктора приговорили меня к смерти много лет тому назад. Хорошо, сказал я, у меня свои собственные правила, как сберечь свое здоровье, и я следую им. И смотрите, вот я перед вами, живой. Он гордо оглянулся вокруг.
И действительно, это казалось чудом, что он был перед ними живой.
— У бедного майора было высокое кровяное давление, — сказала Эстер Волтерс.
— Это ерунда, — возразил мистер Рафиел.
— Нет, на самом деле у него была гипертония, — неожиданно уверенно сказала Эвелин Хиллингтон.
— Кто это сказал? — спросил мистер Рафиел. — Он вам сам это говорил?
— Нет, кто-то рассказал мне.
— У него было очень красное лицо, — заметила мисс Марпл.
— А мне он лично говорил, что давление у него не повышено, совершенно нормальное, — заявил мистер Рафиел.
— Что вы имеете в виду? — спросила Эстер Волтерс. — Ведь нельзя же сказать, что у тебя чего-то нет.
— Нет, можно. Однажды, когда он по своему обыкновению объедался и пил огромное количество коктейля плантаторов, я сказал ему: «Вам нужно контролировать свою диету и напитки, в вашем возрасте следует думать о кровяном давлении». И он мне ответил, что об этом ему беспокоиться нечего, давление у него для его возраста совершенно нормальное.
— Однако он принимал лекарство от гипертонии, — снова вступила в разговор мисс Марпл. — И как оно называлось, это средство, кажется, «Серените»?
— Если вы хотите знать мое мнение, — сказала Эвелин Хиллингтон, — то мне кажется, что он не хотел казаться больным. Он был, вероятно, из тех людей, которые очень боятся болезней и всегда отрицают, что с ними что-то неладно.
Для нее это была длинная речь. Мисс Марпл задумчиво посмотрела на макушку ее темной головки.
— Самое печальное, — диктаторским тоном произнес мистер Рафиел, — это то, что всем нравится говорить о болезнях других. Им кажется, что если кому-то за пятьдесят, то он тут же должен умереть от гипертонии, или коронарного тромбоза, или еще от чего-нибудь. Если человек говорит, что он здоров, то ему не верят. Каждый сам знает, какое у него здоровье. Который час? Мне давно следовало окунуться. Почему вы не можете об этом напомнить, Эстер?
Та не протестовала. С некоторым трудом она перевела мистера Рафиела в вертикальное положение. Вдвоем они направились к морю, Эстер его бережно поддерживала. Вместе они вошли в воду.
Сеньора де Каспеаро открыла глаза и пробормотала:
— Как безобразны старики! Всех следовало бы лишать жизни в сорок, а может быть, даже в тридцать пять, это было бы лучше, не правда ли?