нее иного, она умела выдумывать с удивительным правдоподобием.
Как бы извиняясь, она прокашлялась и взволнованно защебетала, как и полагается старой леди.
— Есть еще кое-что, о чем бы я хотела попросить вас, доктор Грэм. Я не знаю с чего начать, но я не представляю себе, что мне делать, хотя, конечно, понимаю, что это совершенный пустяк. Но для меня это так важно, и я надеюсь, что вы поймете меня и не подумаете, что я непростительно вам надоедаю…
На это вступление доктор ответил как можно мягче:
— Если вас что-нибудь тревожит, я с удовольствием помогу вам.
— Это связано с майором Полгрейвом. Так печально, что он умер. Сегодня утром я пережила настоящее потрясение, когда мне сказали.
— Да, — ответил доктор Грэм. — Боюсь, что это произошло слишком внезапно. Вчера он казался вполне бодрым.
В силу привычки он говорил мягко, но было ясно, что смерть майора его не удивила, а мисс Марпл подумала, не делает ли она из мухи слона. А что, если она просто находится во власти подозрений, и ее мнение, даже не мнение, а смутное предчувствие, рожденное обычной ее подозрительностью, далеко от истины? Как бы то ни было, влезла она в это по уши.
— Вчера мы как раз сидели с ним и беседовали, — сказала она. — Он мне рассказывал о своей жизни. Она у него была необычайно интересной. Столько удивительных мест, оказывается, есть на свете.
— Да уж воистину, — сказал доктор Грэм: майор успел надоесть ему до колик.
— Потом он рассказал мне про свою семью, про детство, и я тоже рассказала ему немножко про своих племянников и племянниц, и он слушал с сочувствием, и я показала ему фотокарточку одного из моих племянников, которую я всегда ношу с собой. Он такой милый мальчик — сейчас, конечно, не совсем мальчик, но для меня он всегда будет ребенком, вы меня понимаете?
— Вполне, — ответил доктор Грэм, недоумевая, дойдет ли старая дама когда-нибудь до сути.
— Я передала ему снимок, и он стал внимательно его рассматривать, как вдруг эти люди — такие милые, знаете, они еще собирают всякие цветочки и бабочек, по-моему, их зовут Хиллингдоны…
— А, Хиллингдоны и Дайсоны?
— Да, верно. Они вдруг пришли, сели, стали смеяться, разговаривать, заказали выпить, и мы все чудесно побеседовали, и майор Полгрейв нечаянно положил этот снимок к себе в бумажник, а бумажник — в карман. Я тогда не обратила внимания, но потом вспомнила и сказала себе: «Смотри, не забудь попросить у майора фотографию Дензила». Я думала об этом вчера вечером, когда были танцы, играл оркестр, но мне так не хотелось отвлекать его, потому что им было так весело вместе, и я подумала, что напомню ему об этом с утра. А сегодня утром… — и, задохнувшись, мисс Марпл умолкла.
— Да, да, — сказал доктор Грэм, — я вас вполне понимаю. И вы, естественно, хотите вернуть снимок, не так ли?
Мисс Марпл закивала.
— Да, очень. Видите ли, он у меня единственный и даже негатива не сохранилось. Я бы возненавидела себя, потеряй я этот снимок, ведь бедный Дензил уже несколько лет как умер, а он был моим любимцем. Это единственный его портрет, который у меня остался. Я знаю, что надоедаю вам, но, я надеюсь, вы сможете заполучить для меня эту карточку. Поймите правильно, мне не к кому больше обратиться, я ведь понятия не имею, кому достанутся пожитки майора. Это все так сложно. Скажут: ах, какая досада, но ведь они не понимают. Никто на свете не сможет понять, что значил для меня этот снимок!
— Конечно, конечно, — сказал доктор Грэм. — Я понимаю ваши чувства. Они совершенно естественны. Впрочем, я вскоре встречусь с местными властями: завтра похороны, и кто-нибудь из управления должен будет пересмотреть его бумаги, вещи, прежде чем сообщить ближайшим родственникам. Не могли бы вы описать мне этот снимок?
— Это фасад дома, — сказала мисс Марпл. — И кто-то — я хотела сказать Дензил — как раз вышел из парадного. Просто другой мой племянник обожает снимать цветы, и он фотографировал, по-моему, гибискус или один из этих прекрасных цветов — что-то вроде лилий, а Дензил как раз в это время вышел из дома. Это не лучшая его фотография, немного нечеткая, но я люблю ее и всегда держу при себе.
— Хорошо, — сказал доктор Грэм, — я все понял, и думаю, что мы без труда вернем вам эту фотографию, мисс Марпл.
Он встал со стула. Мисс Марпл улыбнулась ему:
— Вы так добры, доктор Грэм, вы очень добры. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Да, конечно, понимаю, — ответил доктор Грэм, с чувством пожимая ей руку. — А теперь ни о чем не беспокойтесь. Массируйте ваше колено ежедневно и потихоньку, а я пришлю вам эти таблетки. Принимайте их по одной три раза в день.
Глава 5
Мисс Марпл принимает решение
На следующий день была панихида по майору Полгрейву. Мисс Марпл проводила его в последний путь. Каноник Прескотт отслужил молебен, и жизнь вошла в свою колею.
Смерть майора была всего лишь случайностью, маленьким неприятным происшествием, о котором вскоре забыли. Здешняя жизнь целиком состояла из солнца, моря и светских развлечений. Мрачный белоглазый призрак, прервав привычное существование, набросил на него мгновенную тень, но тень уже исчезла. В конце концов, об усопшем толком никто ничего не знал. Он был довольно болтливым стариком, вроде клубного зануды, и без конца делился воспоминаниями, даже если у вас и не было особой охоты слушать. Он успел осесть ненадолго где-то там, на краю света. Жена его умерла много лет назад. У него была одинокая жизнь, и теперь — одинокая смерть. Но его одиночество, ставшее привычным, проходило среди людей и, видимо, не очень его тяготило. Майор Полгрейв умел быть одиноким — ему было весело самому с собой, и он получал от этого немалое удовольствие. Теперь он умер, и никто не скорбит по нем, а на следующей неделе, должно быть, никто и не вспомнит его даже мельком.
Единственным человеком, который мог бы сказать, что скучает без него, была мисс Марпл. Не из глубокой личной приязни, а потому, что она хорошо понимала ту жизнь, которую он вел. Когда стареешь, размышляла она с собой, все больше и больше
