– Именно так, но, конечно, объяснить это Палмеру он не мог. Боюсь, Палмер недооценил Тодхантера, принял его за прилипалу, любителя совать нос в чужие дела. Только ближе к концу до Палмера дошло, к чему клонит наш друг.
– И во время того же визита Тодхантер достиг определенного взаимопонимания с миссис Фарроуэй?
– Несомненно. Больше того, она сама мне об этом сказала. Она-то сразу поняла, что Тодхантер пытается им помочь, но, конечно, не представляла себе, на какие жертвы готов он пойти.
– Как же семья допустила, чтобы Палмер попал под суд?
– Понимаете, никто и подумать не мог, что его признают виновным. А потом он сам на это решился. Понял в конце концов, что причина гибели мисс Норвуд – его собственное неразумное поведение, и, как порядочный человек, принялся всеми силами выгораживать истинную убийцу… любой ценой выгораживать, до конца… Тогда как она, – прибавил мистер Читтервик, – отнюдь не желала, чтобы ее выгораживали. Видимо, нелегко пришлось родным, пока они уговаривали ее молчать. Она все порывалась выступить и рассказать правду. Я… я и сам имел с ней очень непростую беседу.
– Вы?!
– Да, я. Как-то вечером я навестил ее, объяснил, что знаю все как есть, и попросил не мешать Тодхантеру. Боюсь, мне пришлось злоупотребить высоким слогом, – виновато признался он, – чтобы до нее достучаться. Кажется, я выразился в том смысле, что Тодхантер твердо решил своей смертью принести больше пользы, чем сумел за всю свою жизнь, и делает это для того, чтобы спасти человека, который способен послужить людям… И все равно я еле-еле ее уломал. – Мистер Читтервик тяжко вздохнул, вспоминая этот мучительный получасовой разговор.
– Так-так… – Фёрз повертел в руках ножку бокала. – Полагаю, всей правды мы никогда не узнаем. Взять, к примеру, того сержанта… Во время допроса в суде я искренне ему посочувствовал. Но ведь он был прав? Когда он осматривал револьвер Тодхантера, тот и вправду был новехонек?
– Конечно. Как ни верти, а блеф иногда срабатывает. Наш друг очень рисковал, блефуя, но в итоге это сошло ему с рук.
– Только потому, что присяжные оказались сентиментальны. Будь в присяжных я, ничего у него бы не вышло, – улыбнулся Фёрз. – Кстати, он что, и вправду выбросил ту самую пулю?
– О да. Это единственная ошибка во всех построениях Бэрнса. Тодхантер выбросил пулю в реку в самый вечер убийства, чем, разумеется, спас ситуацию. Если бы пулю нашли, не было бы сомнений, из какого револьвера стрелял убийца. К счастью, это обстоятельство Тодхантер оценил сразу, хотя и не знал тогда, кто преступник. Ему в высшей степени повезло.
– Значит, вы одобряете Тодхантера? – насмешливо спросил Фёрз. – Думаете, это правильно – дурить правосудие?
– Боже мой, да что такое правосудие? – воскликнул мистер Читтервик. – Говорят, убийству нет оправданий. Но в самом ли деле нет? В самом ли деле человеческая жизнь такая безусловная ценность, что сохранить жизнь вредоносной твари правильней, чем уничтожать ее, осчастливив многих порядочных людей? Когда-то за ужином у Тодхантера мы обсуждали этот вопрос. Трудный вопрос. Страшный. Тодхантер не увильнул от ответа. Со своей стороны не могу сказать, что считаю его неправым.
– Но верите ли вы, что он в самом деле застрелил бы ту женщину, в тот последний, решающий момент, когда дошло бы до дела?
– Кто знает? Лично я думаю, что, пожалуй, нет. А с другой стороны, зависит от обстоятельств. Бывает, люди, когда они твердо уверены в справедливости того, что делают, доводят себя до состояния почти исступленного… Думаю, так это и происходит… поскольку такое в самом деле случается… история Хьюи Лонга тому пример… – И мистер Читтервик подавленно замолчал.
– Читтервик! – прервал молчание Фёрз. – Кто застрелил Этель Мэй Бинс?
Мистер Читтервик, вздрогнув, в изумлении уставился на него.
– Господи милосердный, так вы разве не знаете? – ужаснулся он. – А я-то думал… Боже, я проболтался… нарушил слово…
– Не скажу, что у меня нет своих подозрений, – подчеркнуто внятно произнес Фёрз. – Но сказать, что знаю наверняка, не могу.
– Так и я тоже, – с вызовом покривил душой мистер Читтервик. – Тут ведь лучше не знать, верно? У нас могут быть разные взгляды на вопросы добра и зла, но если кто-нибудь и заслуживал смерти, так это Джин Норвуд; если кто-нибудь имел право убить ее, так это тот, кто убил; и если бывает такое, что смерть оправдана результатом, так это как раз наш случай. При этом только у нас с вами имеются свои подозрения. Так не лучше ли оставить их невысказанными?
– Сдается мне, что вы правы, – ответил Фёрз.
Мистер Читтервик вздохнул с облегчением: никто не узнает тайны Фелисити Фарроуэй.
Глава первая
Сильное лекарство
Вы не замечали, что пятое сентября день какой-то особенный? Или это мне он кажется таким, а всем остальным без разницы?
Во всяком случае, для меня этот день с некоторых пор незаметно не проходит. Уже с утра я нервничаю, озираюсь по сторонам, как будто пытаюсь определить причину беспокойства. Осень только начинается, фактически лето, а мне кажется, что вот-вот подует холодный ветер, пригонит тучи, и зарядит долгий унылый дождь.
Да, вот таким теперь я вижу пятое сентября. Любое пятое сентября, а то первое по-прежнему помню в мельчайших деталях. Помню, что на обед у нас было филе сельди с горчичным соусом. Помню даже, что на днище подноса с чаем, снизу, прилип кусочек джема. Поднос поставили на столик, а потом моя жена Френсис положила туда свою вышивку, и она запачкалась. Френсис расстроилась. Помню, что я тогда удивлялся, откуда вообще взялся этот джем, потому что к чаю его не подавали. И конечно, я помню, как горничная вытерла столик влажной салфеткой, а затем звякнул звонок входной двери, и она пошла открывать.
Голос, который донесся из холла, принадлежал фрейлейн Бергман, секретарше нашей соседки Анджелы Уотерхаус.
Френсис кивнула.
– Она ко мне. Принесла журналы, которые обещала Анджела.
Но девушка явилась без журналов. Она поспешно вошла, и вид у нее был такой, что Френсис в смятении вскрикнула:
– Митци, что случилось?
Девушка посмотрела на меня:
– Мистер Сьюэлл, миссис Уотерхаус просит вас срочно прийти. Ее супруг сильно заболел, а до доктора Брума мы дозвониться не можем.
Я вскочил на ноги.
– Он поранился на работе?
Дело в том, что Джон Уотерхаус являлся воплощением здоровья, и представить его просто заболевшим было невозможно.
– Нет-нет. Он болен. Причем ужасно. Пожалуйста, придите.
– Конечно, конечно! – Я посмотрел на жену. – А ты, Френсис?
– Я тоже, – отозвалась она. – Только пойду на кухню, скажу, что мы опоздаем к ужину.
Когда за Митци закрылась дверь, мы с женой тревожно переглянулись.
– У него обострилась язва желудка, – предположила Френсис.
Нет, пятое сентября забыть невозможно. Потому что в тот день начал умирать один из моих ближайших друзей. Такое не забывается.
А с Уотерхаусами вот какое дело.
Они обосновались в нашей деревне Аннипенни семь лет назад после возвращения из Бразилии. Купили здесь большой дом в конце небольшой улочки, где жили мы, первая улица, на которую вы попадаете, когда входите в деревню с запада. Дом был особенный, старый, построенный во времена Георга I. И мы стали ближайшими соседями, поскольку других домов на нашей улочке больше не было.
Деревня Аннипенни находится в Дорсете недалеко от границы с графством Сомерсет. Ее выбрала Анджела Уотерхаус. У миссис Уотерхаус было что-то не в порядке со здоровьем, причем сильно, но никто не знал, в чем там, собственно, дело. Иными словами, Анджела была вечно больной. Такой тип женщины вам наверняка известен.
Я знал о ней очень мало. Пожалуй, только то, что она была благородных кровей. С такими всегда непросто.
Последние два года она провела в маленьком прибрежном бразильском городишке, который называла «дикими дебрями». Это так на нее повлияло, что наша деревня казалась ей приютом отдохновения.
Довольно об Анджеле. Займемся ее мужем, Джоном Уотерхаусом, человеком куда более интересным и значительным.
Инженер-электрик по профессии, он был одним из тех англичан, которые скромно, без всякой помпы делали для своей страны больше, чем все государственные деятели и профессиональные патриоты, вместе взятые. В эпоху индустриализации ее пионеры заняли нишу, где раньше обитали такие, как Рэли [12], Клайв [13]и капитан Кук.
Через какое-то время, когда мы узнали Джона Уотерхауса поближе, стало ясно, что в нашей небольшой общине появился человек поистине выдающийся.
