— У вас есть телефон?
— Бастилия, 22—51.
— Ваша фамилия?
— Мариэтта Жибон.
— Благодарю.
Под непрекращающимся проливным дождем Лапуэнт и Мегрэ вскочили в машину.
— Доезжай до угла улицы, — сказал Мегрэ водителю и, обращаясь к Лапуэнту, велел: — Вернешься назад.
В комнате на шкафу я оставил трубку.
— Умышленно?
— Да. Потом вернешься ко мне.
Сам Мегрэ тотчас бросился к телефону и связался с уголовной полицией.
— Это ты, Люка?.. Немедленно наладь прослушивание номера Бастилия, 22—51.
Пока Мегрэ давал указание Люка, вернулся Лапуэнт.
— Вот ваша трубка, шеф.
— Ты не поймал ее за телефонным разговором?
— Не знаю. Она говорила с двумя женщинами.
— Хорошо. Увидимся у себя сегодня после обеда.
Комиссар назвал водителю адрес Леонии, улицу Клиньянкур. По дороге прихватил коробку шоколада. И только вошел в лавку, протянул коробку Леонии.
— Для вашей матери, — сказал он.
— Вы и о ней подумали?
— Я хочу показать вам эту фотографию.
Леония взглянула на нее и сразу же ответила:
— Это мадам Машер!
Мегрэ почувствовал удовлетворение.
— Откуда вы знаете?
— Она работала у Каплана. Правда, недолго, около семи месяцев. Это жена полицейского, я ее хорошо помню.
— Почему она оставила работу?
— Насколько мне известно, ей должны были сделать операцию.
— До свидания.
— До свидания, месье Мегрэ.
Комиссар выскочил из лавки.
— В городскую полицию.
Мегрэ зашел в отдел кадров и спросил о Машере.
Через несколько минут он узнал, что полицейский Машер погиб два года назад при каком-то уличном ограблении. Он жил тогда на аллее Домениль. Вдова получила пенсию. Детей у них не было.
Мегрэ записал адрес. Чтобы сэкономить время, позвонил Люка.
— Она никуда не звонила?
— Пока еще нет.
— И ей никто не звонил?
— Звонили, но не ей — девушке Ольге…
Мегрэ поехал на аллею Домениль. Это был неказистый дом около станции метро. Когда Мегрэ позвонил, послышались шаги. Женщина смущенно посмотрела на Мегрэ.
— Прошу, комиссар.
Она выглядела так, как на фотографии, и так, как описал ее продавец ювелирного магазина: высокая, сильная, спокойная и сдержанная.
— Прошу сюда…
— Я пришел, чтобы поговорить о Луи.
— Я этого ждала.
— Вы дружили с Луи?
— Он меня очень любил. В семейной жизни он никогда не был счастлив.
— Вы не пытались узнать, чем он занимался?
— Нет. Я не дошла до того, чтобы его расспрашивать…
— Он не рассказывал о своей жене и дочери?
— Часто о них говорил.
— Что именно?
— Его игнорировали дома… Укоряли, что он всю жизнь довольствуется ничтожной должностью кладовщика.
— Где вы с ним бывали?
— Почти всегда в кафе на улице Сент-Антуан.
— Вы любите вафли?
Женщина покраснела:
— Откуда месье это известно?
— Он покупал вафли…
— Это уже потом, когда…
— Когда вы начали бывать у него?..
— Да. Ему хотелось, чтобы я увидела, где он проводит свое время. Называл комнату норой и очень гордился ею.
— Он не говорил, зачем нанял комнату в городе?
— Чтобы иметь уголок для себя хотя бы на два часа в день.
— Итак, вы стали его любовницей?
— Я бывала у него часто.
— Он делал вам ценные подарки?
— Полгода назад он купил мне серьги, а недавно — кольцо. Вот оно. Луи был очень добр и отзывчив. Ему нужно было утешение. Думайте, что хотите, а я была для него прежде всего другом, его единственным другом и советчицей.
— Он сюда приходил когда-нибудь?
— Никогда. Из-за консьержки и соседей. Иначе на весь район разнеслись бы сплетни.
— Вы виделись с ним в понедельник?
— Да.
— В какое время?
— Сразу после обеда.
— Вы знали, где его можно застать?
— Я назначила ему свидание.
— По телефону?
— Нет. Я никогда ему не звонила. Мы заранее договаривались.
— Где вы встречались?
— Почти всегда в нашем кафе, а иногда на углу улицы Сен-Мартен и бульваров.
— Он не опаздывал?
— Никогда. В понедельник было холодно и пасмурно.
И мы пошли в кино.
— На бульваре Бон-Нувель?
— И об этом месье знает?
— В котором часу вы расстались?
— Около четырех часов, за полчаса до его смерти, если то, что написано в газетах, правда.
— Вы не знаете, он договаривался еще о какой-нибудь встрече?
— Луи мне ничего не говорил.
— Не рассказывал вам о своих приятелях, о людях, с которыми связан?
Женщина отрицательно качнула головой.
— Луи никогда не говорил о разводе, чтобы жениться на вас?
— Он слишком боялся жены.
— И дочери тоже?
— Дочь он любил. Для нее сделал бы все. Тем не менее думаю, что он в ней немного разочаровался.
— Почему?
— Это только мое впечатление.
— Он здорово сорил деньгами?
— Да, не скупился. Жил в достатке. Если бы я ему разрешила, засыпал бы меня подарками, всякой мелочью, которая попадалась ему в витринах.
— Никогда его не видели на скамейке?
— На скамейке? — Она заколебалась. — Единственный раз, когда я шла утром на рынок. Он разговаривал с каким-то худощавым мужчиной, произведшим на меня странное впечатление.
— Почему?
— Потому что тот был похож на циркового шута или какого-то комика, только что снявшего грим. Я не присматривалась к его лицу. Заметила только, что башмаки у него были стоптаны, а брюки измяты и поношены.
— Вы спросили месье Луи, кто это был?
— Он ответил, что на скамейках бывают всякие люди…
Выйдя от нее, Мегрэ велел везти себя на набережную Орфевр.
Он не зашел сразу в свой кабинет, а направился в отдел полиции нравов.
— Знаете такую Мариэтту или Марию Жибон? Я хотел бы заглянуть в ее карточку.
— Молодая?
— Лет пятьдесят.
Инспектор придвинул ящик с пожелтевшими и запыленными карточками. Искать пришлось недолго. Девушка по фамилии Жибон, родом из Сен-Мало, с одиннадцати лет фигурировала в этой картотеке. Ее дважды задерживали за кражу.
— Сидела?
— Выпустили за отсутствием доказательств.
— А позже?
— Подождите, пожалуйста. Я возьму другой ящик.
Инспектор нашел ее следы в самой новой картотеке, но и та была десятилетней давности.
— Перед войной она была массажисткой на улице Мортир. Тогда она жила с неким Натали, приговоренным к десяти годам заключения за убийство.
— Натали на свободе?
— Умер.
Эти сведения, собственно, ничего не давали.
— А теперь?
— Не знаю. Может, и она умерла…
— Не умерла.
— Очевидно, взялась за ум.
— Она сдает меблированные комнаты на улице Ангулем, но не зарегистрировалась в департаменте надзора за гостиницами. У нее проживают девушки, но я не думаю, чтобы они промышляли дома.
— Понимаю.
— Надо проследить за ее домом и получить сведения о живущих там.
— Сделаем.
— Неплохо было бы также, чтобы этим делом заинтересовался кто-нибудь из ваших. Люди из моей команды не знают этой компании.
— Ясно.
Как только Мегрэ вошел в свой кабинет, дверь открыл Люка.
— Что слышно?
— Это не касается телефонного разговора. Но сегодня утром произошел несчастный случай. Какая-то мадам Жевенар, проживающая со своим племянником на улице Гей-Люсак, вышла из дому. Когда она возвратилась обратно и открыла кладовую, чтобы положить продукты, заметила, что исчезла колбаса. Два часа назад колбаса там висела. Потом под кроватью племянника обнаружила чужой носовой платок и крошки хлеба.
— Что делает племянник?
— Его зовут Губерт. Он студент. Поскольку тетушка не богата, работает продавцом в книжном магазине. Вы понимаете?
— Альбер Жорис дружит с ним?
— Да. Это Жорис уговорил Губерта спрятать его на несколько дней в своей комнате.
— Под каким предлогом?
— Вроде бы поругался с родителями, а отец был такой злой, что мог убить его.
— Он провел двое суток под кроватью?
— Только одни сутки. Первую ночь блуждал по улицам. Мальчишка, видимо, снова бродит по городу.
— У него есть деньги?
— Губерт этого не знает.
— Ты звонил на вокзалы?
— Все готово, шеф. Я буду удивлен, если до завтрашнего утра его не приведут к нам.
— Сантони в кабинете?
— Я не видел его с утра.
— Напиши ему записку, чтобы завтра с утра дежурил у входных дверей фирмы «Жебер и Башелье». Когда придет мадемуазель Туре, пускай проводит ее ко мне.
— Сюда?
— Да, в мой кабинет…
— Что она делает?
— Ничего. Сидит вытянувшись, задрала голову и глядит прямо перед собой.
Мегрэ шел в другой отдел и поглядел на Монику издалека. Она неподвижно сидела в уголке. На том же месте он застал ее и полчаса спустя, когда возвращался в свой кабинет.
