– Он сказал это мисс Армитедж, думая, что они одни?
– Так я понял. Имейте в виду, сам он об этом умолчал – он вообще не упоминал мисс Армитедж. Я это говорю со слов миссис Джослин. Она позвонила спросить, что произошло. Это она упомянула мисс Армитедж.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Должно быть, это страшно потрясло бедную девочку. Она отнюдь не выглядит крепкой.
– Вы ее знаете?
– Я с ней встречалась. Очень приятная девушка.
– Вы хотите сказать, что между ней и сэром Филиппом что-то есть? Похоже, что так, раз он сразу бросился к ней. Послушайте, если дело в этом, то у него обнаруживается очень серьезный мотив. Скажем, он по рукам и ногам связан этой женщиной, сам не знает, жена она ему или нет, но не может доказать, что не жена, – мотив очень серьезный… – Он помолчал и добавил: – Его револьвер пропал. Он признает, что оружие было здесь вчера вечером. Что вы на это скажете?
Мисс Сильвер отказалась что-либо говорить об этом. Она высказала мнение, что дело очень интересное и, без сомнения, находится в весьма компетентных руках. Она дружески улыбнулась старшему инспектору и с совершенно искренней нотой восхищения в голосе сказала:
– Было очень любезно с вашей стороны обрисовать мне положение дел. Я действительно очень интересуюсь, особенно после вчерашнего довольно любопытного происшествия.
Фрэнк Эббот испытал живое любопытство. Что еще за кролика Моди собирается вынуть из шляпы? Он сжался при мысли, насколько шокировало бы ее это сравнение. Или не шокировало бы? Никогда не знаешь, чего ждать от Моди.
Лэм же если и испытал сколько-нибудь любопытства, то никак его не проявил.
– О да, вы же хотели мне что-то сказать, – небрежно бросил он.
С легким оттенком неодобрения мисс Сильвер произнесла:
– Есть нечто, что я почувствовала своим долгом вам сообщить.
– Ну, выкладывайте. Мне уже пора приступать к делу.
Оттенок неодобрения стал чуть более отчетливым. У старшего инспектора возникло мимолетное ощущение, что он опять в школе и его, кажется, ждет нагоняй. Ощущение было настолько сильным, что некоторое время он явственно видел сельский класс, где учился в детстве, – длинную голую комнату, ряды парт, краснощеких деревенских детей, маленькие окошки, из которых открывалось летнее небо и неслось жужжание пчел, классную доску, лицо учителя… Старая мисс Пейн – он столько лет о ней не вспоминал… Все это мгновенно пронеслось перед его мысленным взором, но тут он обнаружил, что сидит прямо и почтительно слушает мисс Сильвер.
– …вчера днем. Солнце на минуту вышло, и я подошла к окну и посмотрела на улицу. Леди Джослин – я буду называть ее так, для удобства – шла по улице.
– Что?
Мисс Сильвер наклонила голову.
– Она остановилась на противоположной стороне улицы и посмотрела вверх, на окна Монтегю-Мэншнс. Она стояла так некоторое время, просто стояла и смотрела. Меня она, конечно, не видела, поскольку я стояла за занавеской. Не знаю, было ли у нее намерение войти. Если бы она это сделала, то, быть может, до сих пор была бы жива. Возможно, она подумала, что опасность не так велика, как оказалось. Но я выяснила, что перед этим она звонила миссис Гарт Олбени – вы должны помнить ее под именем Дженис Мид – и попросила мой адрес. Гарт Олбени – это связующее звено. Именно у них в доме я познакомилась с мисс Армитедж.
Лэм смотрел на нее, нахмурившись и с напряженным вниманием.
– Это все?
– Ни в коем случае. За леди Джослин следили.
– Что? – на сей раз воскликнул Лэм.
– Следила девушка в поношенном коричневом пальто и повязанном на голове лилово-коричневом шарфе. Она была совсем молодая: я бы сказала, не больше семнадцати лет, – и она выбежала в спешке, потому что на ней были домашние туфли. Она поднялась на крыльцо одного из домов напротив и оттуда следила за леди Джослин.
– Послушайте, как вы узнали, что это леди Джослин?
– После ее возвращения из Франции снимки портрета кисти Эмори были во всех газетах. То, что это была она, не подлежит сомнению. Помимо всего прочего, об этом говорит ее поведение в тот момент, когда я говорила с ней об этом происшествии…
– Вы с ней говорили?
– По телефону – но я еще вернусь к этому. Поскольку я знала, что полицейские удовлетворились версией о несчастном случае с мисс Коллинз и больше не интересовались леди Джослин, тот факт, что за ней следят, привлек мое внимание. В любом случае молодая девушка, которую я видела, не могла быть задействована в полицейском расследовании. Я сочла дело любопытным и несколько тревожным. Моя любимая горничная, Эмма Медоуз, как раз собиралась выйти на почту. Я попросила ее проследить за девушкой и, если возможно, выяснить, куда она пошла.
– И что же?
– Эмма держала в поле зрения их обеих, пока леди Джослин не подозвала проезжавшее мимо такси. Думаю, нет сомнения, что она поехала прямиком на эту квартиру. Девушка развернулась и пошла обратно той же дорогой, какой пришла. Эмма последовала за ней, но, к несчастью, немного позже потеряла ее из виду на оживленном углу. Когда она сама пробралась сквозь толпу – она пожилая и довольно тучная, – девушки нигде не было видно. Она могла войти в магазин, а могла и сесть в автобус.
– На какой улице это было?
Мисс Сильвер сказала, а Фрэнк Эббот записал название. Мисс Сильвер продолжала:
– Позднее, после чая, я позвонила леди Джослин.
– Зачем вы это сделали?
– Тщательно обдумав дело, я пришла к заключению, что если за ней установлена слежка, то это, по всей вероятности, не по приказу полиции. Когда я спросила себя, в чьих интересах было бы держать ее под наблюдением, ответ был очень прост. Я имела основания полагать, что у нее имеются нелегальные компаньоны, сочтя совершенно невозможным принять выводы полиции в отношении смерти мисс Коллинз. И мне пришло в голову, что, если ее компаньоны, установившие за ней слежку, узнают, что у нее возникло желание повидаться со мной, она будет в очень серьезной опасности. Мое имя неизвестно широкой публике, но – особенно со времен дела Харша – оно могло стать известным тем, с кем была связана леди Джослин. Поэтому я решила ее предостеречь. Если у нее было намерение покинуть своих компаньонов, то, я чувствовала, ее следует в этом поддержать.
– Итак, вы ей позвонили. Что она сказала?
Мисс Сильвер серьезно покачала головой.
– Ее настроение изменилось. Она уверенно утверждала, что не знает, о чем я говорю. Я сказала, что могу приехать к ней, и, по-моему, был момент, когда она заколебалась, но потом быстро положила трубку. Я думаю, она боялась, но все-таки приняла решение довести свое дело до конца.
Лэм поднялся на ноги, пробурчав:
– Ну, это нам мало что дает.
После ленча Лилла Джослин отправилась в солдатскую столовую, где работала добровольной помощницей. Пелам Трент, проводив ее, вернулся обратно в комнату.
– Не возражаете, если я побуду еще минутку-другую?
– Нет, – ответила Линделл, сама не зная, говорит правду или нет. Она хотела побыть одна и боялась этого. Ей хотелось скорбеть по Анне, которая умерла, но она не понимала, насколько искренне может скорбеть. В одиночестве она могла бы погрузиться в воспоминания о старых временах, когда Анна была одной из тех, кого она любила больше всех на свете. Теплое чувство печали наполняло ее, растопляя холодное ощущение шока. Да, она должна побыть одна. Она подняла глаза на Пелама Трента, и он увидел, что в них блестят слезы.
– Вам надо отдохнуть, – быстро сказал он. – Вы ведь не станете выходить на улицу или что-то предпринимать? Я уверен, что вам следует отдохнуть.
– Да, я отдохну, – сказала она, а затем прибавила: – Как жаль, что мы так мало знаем. Лилла не знает, с кем говорила по телефону, а тот человек сказал только то, что Анна умерла. Как вы думаете, это был несчастный случай? Я пила у нее чай позавчера – тогда с ней все было в полном порядке. – Она говорила, не отводя глаз от собеседника, слезы блестели в ее глазах, и во всем облике было что-то очень жалобное.
– Моя дорогая… мне жаль… – произнес Трент, – это было потрясением. Хотите, я пойду и все выясню? Тут всего пять минут ходьбы.
– Я не знаю… Нет, Филиппу это может не понравиться. – Она подняла руку и откинула назад волосы. – Вы очень добры.
Он покачал головой.
– Мне ведь, знаете ли, не потребуется подниматься в квартиру. Если Джослин там, он не захочет, чтобы ему докучали. Я мог бы спросить привратника… но нет – так не пойдет.
– Не пойдет, – сказала Линделл. – Я позвоню. Мы же родственники – мы имеем право знать. Филипп не станет возражать.
Трубку снял сержант Эббот, но ей это было неизвестно. Для нее это был просто голос – такой голос, который мог бы принадлежать любому из друзей Филиппа. Он сказал:
– Одну минутку, мисс Армитедж.
Она услышала его удаляющиеся шаги, затем мужские голоса и приближающиеся шаги.
– Вы говорите из квартиры миссис Джослин?
