— Почему все убеждены, что бомбы подкладывает мужчина? — спросила она.
— Потому, — ответил я, потягивая кофе, — что у женщины тонкая и нежная душа. Таково всеобщее мнение.
Пола злобно зыркнула на меня:
— Неужели ты и впрямь пытаешься насмехаться надо мной?
— Дети, дети, — вмешалась мать. — Я не потерплю перепалок за столом. Пола, сейчас же отложи газету.
* * *
О’Брайен снова поднял руку:
— А почему это не может быть женщина?
Сержант улыбнулся:
— Женщина способна представлять опасность для общества в качестве, скажем, разносчицы бацилл тифа. Но только не как бомбометательница. — Сержант Уолтерс стряхнул с обшлагов меловую пыль. — Мы можем и дальше продолжать наши логические выкладки, не рискуя ошибиться. Взрывник не женат. Вероятно, живет вместе с матерью. Или со старшими сестрами. Или с тетушками. Человек он неприметный, и если на него обращают внимание, то лишь благодаря его вежливости и предупредительности. Он охотно оказывает мелкие услуги. Черт возьми, да он может оказаться соседом любого из нас! Вероятно, он не курит и почти не потребляет спиртного.
О’Брайен усмехнулся:
— А по-моему, пропускает стопочку для храбрости, прежде чем подложить очередную бомбу.
Сержант покачал головой:
— Нет. Выпив, люди такого склада либо засыпают, либо начинают блевать. Этот человек — изнеженный толстяк.
— Но зачем он убивает невинных людей?
— О людях он и не думает. Его цель — не они. Он считает, что, устраивая взрывы, мстит фирме, из которой его уволили. Или банкиру, который, как ему кажется, когда-то ограбил его. Или начальству, не давшему ему повышения по службе, которого, опять же по его собственному мнению, он вполне заслуживал.
* * *
— Вечером пойдем к дядюшке Мартину, — объявила мать. — Мы не видели его уже неделю, а между тем нам следовало бы более исправно навещать родственника.
— Дядюшка Мартин — старый зануда, — презрительно бросила Пола.
Мать налила себе еще кофе.
— Ты права, дочь, но не забывай, что у него только две радости в жизни — общение с нами и турецкая баня.
— Сегодня я могу задержаться на службе, маменька, — сказал я. — Надо обработать счет Эванса. Не знаю, управлюсь ли к пяти часам.
Пола гаденько улыбнулась:
— Я слышала, неделю назад Корриган получил повышение. А тебя, надо полагать, опять обошли.
— Надо полагать, — сухо ответил я.
— Кадровая политика, — вставила мать.
— Тебе почти сорок шесть, — сказала Пола. — Неужели ты так никогда и не выбьешься в люди?
— Каждый человек на что-то надеется.
— Знаешь, ты просто бесхребетный слюнтяй! — взорвалась моя сестра. — Вот и застрял на этой должностишке!
— О тебя ноги вытирают, а ты и рад, — поддержала ее мать. — Пользуются твоей добротой. Ведь Корриган получил должность, которую, по справедливости, надо было предложить тебе.
— Да плевал я на эту должность, — ответил я. — Мне уже не обидно. К тому же Корриган — славный малый.
Тут я, конечно, лукавил. Корриган ни бельмеса не смыслил в бухгалтерии и повышением своим был обязан заурядной подсидке. Интересно, подумал я, а в других учреждениях такая же кадровая политика?
— Доедай яичницу, Гарольд, — велела мать. — И про бекон не забудь.
Пола злобно расхохоталась:
— Да он и так на снеговика похож!
— Ничего подобного, — ответил я.
* * *
— А у нас… то есть у полицейского управления, есть что-нибудь конкретное? — не унимался О’Брайен. — Улики? Следы? Что-нибудь, кроме домыслов?
Сержант Уолтерс почувствовал легкое раздражение.
— Кроме, как вы выразились, домыслов, у нас нет ничего.
— Отпечатки пальцев?
Уолтерс рассмеялся:
— Будь у нас отпечатки, неужели этот бомбовоз до сих пор разгуливал бы на воле?
— Я имел в виду другое. Может, у нас есть его отпечатки, только они нигде не зарегистрированы. Даже в Вашингтоне.
— Нет, отпечатками мы не располагаем, хотя изучили все найденные фрагменты бомб, клочки оберточной бумаги и обрывки бечевки. Ничего.
— Разве Тайсона поймали не благодаря отпечаткам пальцев? — продолжал наседать на сержанта О’Брайен.
Уолтерс кивнул:
— Именно так. Но тогда мы завладели целой бомбой, которая не взорвалась, и обнаружили на одной из батареек отпечатки большого и указательного пальцев. — Сержант ненадолго задумался. — Причем это были отпечатки не Тайсона, а продавца из скобяной лавки. Мы нашли эту лавку и просто следили за каждым покупателем, который приобретал батарейки для фонарика. — Уолтерс усмехнулся. — Тайсону было пятьдесят два года. Пухленький добродушный человечек, живший в доме двух своих тетушек, старых дев. В подвале мы нашли рулон оберточной бумаги, и тот кусок, в который была запакована бомба, идеально состыковался с концом рулона. Так Тайсон угодил на электрический стул. — Сержант Уолтерс мечтательно вздохнул. — Эх, кабы нам удалось завладеть каким-нибудь изобретением этого новатора, прежде чем оно взорвется…
* * *
Есть люди, которым не только не вредно, но даже полезно иметь несколько фунтов лишнего веса, и я убежден, что принадлежу к их числу.
— А почему, собственно, ты считаешь, что созерцать тебя — такое уж большое удовольствие? — спросил я Полу. — Ведь ты — кожа да кости. И долговязая. И сидишь у меня на шее.
На щеках сестры вспыхнули два багровых пятнышка.
— Я совершенно не костлява. Просто слежу за своим весом.
— Не понимаю, зачем, — елейным голоском вымолвил я, — если мужчины даже не смотрят в твою сторону.
— Жирный болван! — прошипела Пола.
— Похоже, тебе придется покупать мужа за деньги, — со злорадной ухмылкой продолжал я. — Надо полагать, когда-нибудь ты так и сделаешь.
— Дети, дети! — рассердилась мать. — Неужели нельзя обойтись без этих перебранок? — Она громко стукнула ложкой по столу. — Допивай кофе, Гарольд, тебе уже пора.
Я взглянул на часы, которые показывали четверть девятого, и спросил:
— У нас есть фонарик?
— Кажется, да, — ответила мать. — Посмотри в кладовке.
Я отыскал фонарь, извлек из него батарейки и спустился в подвал. Бомба должна была взорваться вчера в половине пятого вечера, но ни по радио, ни по телевизору ни о каких взрывах не сообщили, и в конце концов я с огорчением признал, что механизм не сработал. Пришлось ехать на Двенадцатую авеню, к автовокзалу, и незаметно забирать адскую машину. У полицейских великолепная криминалистическая лаборатория, и если им в руки попадет неразорвавшаяся бомба, это будет очень скверно: никогда не знаешь, что они могут обнаружить.
Я заменил батарейки и снова испытал механизм. На сей раз все заработало как надо. Протерев детали бомбы носовым платком, я натянул перчатки и снова собрал ее, поставив счетчик времени на половину второго пополудни. Потом я сунул устройство в картонку из-под башмаков, оторвал от рулона кусок оберточной бумаги, тщательно завернул коробку и перевязал ее бечевкой, подумав при этом, что следующую бомбу, наверное, придется поместить в водонепроницаемый мешок. Сверток не представлял ни малейшей опасности, но я обращался с ним крайне осторожно. Поднявшись наверх, я положил бомбу на кухонный стол и сказал:
— Отвези ее на автобусную станцию на Шестьдесят восьмой авеню. Взрыватель сработает в половине второго.
Пола поморщилась:
— Не мог, что ли, выбрать более приличное место? Там же трущобы. Женщине на улице показаться нельзя, того и гляди изнасилуют.
— Тебе это не грозит, — желчно ответил я.
Мать горестно вздохнула.
— Сколько еще ждать? — спросила она. — Когда же мы, наконец, взорвем дядюшку Мартина?
— На следующей неделе, — пообещал я. — Но и после этого придется подложить еще несколько бомб, иначе полиция заподозрит, что у взрывника есть какой-то разумный мотив. Если, конечно, мы хотим унаследовать дядюшкин миллион.
— Ой, как же я мечтаю своими руками подложить под него адскую машину! — кровожадно проговорила Пола, и я уловил в ее словах отголоски теорий Фрейда.
— Это невозможно! — резко ответил я. — Сама знаешь: дядюшка Мартин никуда не ходит. Только в турецкую баню. Поэтому бомбу подложу я.
* * *
— Ну и сколько людей, по-вашему, соответствует этому собирательному образу? — спросил О’Брайен.
— Трудно сказать, — ответил сержант Уолтерс. — Хорошо бы заиметь картотеку с данными на всех местных жителей и пропустить эти данные через вычислительную машину фирмы «Ай-би-эм». Но увы. По моей оценке, таких людей около тридцати тысяч.
— Да, немало. К тому же они рассеяны по всему городу.
Уолтерс не мог не согласиться с въедливым курсантом.
* * *
К пяти часам я все-таки управился со счетом Эванса и попал домой без четверти шесть, когда сержант Уолтерс загонял в гараж свою машину.
