— Не знаю. Что я могу вам ответить, если сама не знаю.
В пятницу позвонила Хэйзел.
— Какой кошмар, дорогая, какой кошмар! Дикость. Расскажи мне, как все было.
— Точно так, как написано в газетах, — ответила Перл.
— Это было ужасно. Мы совсем потеряли голову.
— Ну, а твой муж, мистер Энджелл? Он… не думаешь ли ты, что он…?
— С ним все в порядке. Это был явный случай самозащиты. Этот человек вломился в дом и…
— Этот человек? Ты хочешь сказать Годфри Воспер?
— Да, Годфри Браун. Он взял себе для ринга другое имя.
— Но это тот же человек, да? Тот самый, с которым ты тогда была на танцах?
Значит, полиция пока не добралась до Хэйзел. Пока.
— Я вовсе не была с ним на танцах. Просто он тогда пригласил меня несколько раз, а потом отвез домой. Но это не имеет никакого отношения к тому, что случилось.
— А я думала, имеет. Газеты вечно все переиначивают, так вот, они написали…
— Они написали, что он ворвался в дом с угрозами и бранью и потребовал денег. Вот, что написали, И все. Он угрожал Уилфреду, не мне. Я тут ни при чем. Я просто оказалась рядом.
— Вот как. Понятно… Для тебя, должно быть, это был настоящий кошмар, Перл. Неужели ты все видела своими глазами?
— Да. Послушай, Хэйзел, когда мы с тобой собирались встретиться, в этом месяце или в следующем?
— Точно мы день не назначили…
— Вот тогда я тебе все и расскажу. По телефону трудно. Мне надо с тобой поделиться, но сейчас я никак не могу собраться с мыслями, чувствую себя отвратительно, то и дело звонит телефон, Уилфред лежит наверху почти без сознания, мне надо за ним ухаживать, отец приходил вчера, Рэйчел сегодня утром, для чего, понять не могу, и газеты никак не оставляют нас в покое. Честное слово, у меня голова идет кругом.
— Может, я забегу к тебе как-нибудь вечерком?
— Нет, ради бога, Хэйзел, к вечеру я совсем при последнем издыхании. Мне бы только добраться до кровати и заснуть. Через недельку, две…
— А когда… когда суд?
— Еще не знаю, — ответила Перл. — Но давай обязательно встретимся. Наконец-то я смогу выговориться. И я расскажу тебе все-все.
— Может, ты хочешь, чтобы я пришла с тобой на суд? Ты позвони мне, когда узнаешь число. Я возьму свободный день, скажу, что заболела, и буду все время рядом с тобой. Тебе ведь приятно иметь рядом кого-нибудь из близких.
— Господи, Хэйзел, ты просто ангел, но отец уже обещал и все-таки он мне ближе всех. В общем, они не придают этому большого значения… Я хочу сказать, они не считают, что суд долго продлится, и, честно говоря, я еще не знаю, когда это будет.
— А твой муж… значит, он сейчас на свободе?
— Да, разумеется, он ведь не преступник. Просто все должно идти своим чередом.
В конце концов, потратив еще два шестипенсовика, Хэйзел повесила трубку, условившись пообедать с Перл двенадцатого августа.
Прошел август, за ним сентябрь. Главный инспектор сыскной полиции Моррисон по-прежнему испытывал неудовлетворенность, но старался не выказывать своих чувств. Прежде всего было трудно решить, стоит ли вообще выдвигать обвинение против Энджелла, а затем, позже, возникли дальнейшие колебания, стоит или не стоит продолжать расследование. Моррисон и его помощник посетили прокурора и вместе с ним подробно обсудили целый ряд сомнений Моррисона: а) задержка в двадцать минут при вызове полиции. Что произошло в этот промежуток времени? Не слишком ли долго для того, чтобы прийти в себя и набрать номер 999? В чем дело? б) у Моррисона имелось подозрение, что между Брауном и миссис Энджелл существовали более тесные отношения, чем она утверждала, но это было только подозрение. Ее подруга Хэйзел Бойнтон намекала на то же, но при дальнейшем допросе миссис Энджелл осталась непоколебимой в своих показаниях. Других доказательств не имелось; в) отчего боксер со столь тренированными кулаками приносит с собой старый револьвер, угрожающе размахивает им и тем не менее в решительный момент позволяет человеку вдвое старше себя и слабее отобрать оружие и каким-то образом оказывается убитым с помощью этого оружия?
Однако если револьвер принадлежит Энджеллу, то ничто не подтверждает, что он его недавно купил, и казалось в высшей степени маловероятным, чтобы соблюдающий законы и безупречной репутации стряпчий держал у себя револьвер годами, не имея на то разрешения.
Более того, отпечатки пальцев на револьвере принадлежали только Энджеллу и Брауну. Если миссис Энджелл каким-то образом и заполучила револьвер и убила Брауна, а муж взял ответственность на себя, не было никакой возможности это доказать. А при отсутствии подобных доказательств приходилось принимать защиту таковой, какова она есть, и не пытаться проникнуть глубже.
Трудно было решить, стоит ли передавать дело следователю по уголовным делам, намекнув, что полиция отказывается от обвинения. Но чтобы отказаться от обвинения, после того как оно уже выдвинуто, необходимо иметь абсолютную уверенность. В конце концов, прокурор объявил:
— Пусть расследование идет своим ходом. Пусть дело публично заслушивают. Это лучше всего. В данном случае профессия Энджелла только вредит ему. Надо сделать все возможное, чтобы снять малейшее подозрение в том, что закон покрывает закон.
…Ничто так не содействует развитию солидарности между людьми, как чувство общей опасности. Уилфред и Перл, обитавшие совместно в атмосфере медленно затухавшей ненависти, тем не менее были привязаны друг к другу надолго отложенным судом и в результате подозрений полиции были вынуждены советоваться, обсуждать и хитрить. Можно обитать во вражде, но никак не во вражде молчаливой, если одного из вас только что вновь допрашивала полиция и задала новые вопросы, которые могут повлиять на исход процесса.
Это было жаркое и мучительное лето. Выдержав самое трудное испытание, Энджелл счел необходимым, смело презрев неловкость, лично и активно участвовать в делах фирмы. В конторе он никогда не избегал разговора с газетчиком, но избегал бывать в своем клубе. В результате он чаще бывал дома, что усугубляло страдания Перл. Иногда она тоскливо задумывалась над тем, что заставило ее столь лихорадочно добиваться его спасения, почему она не предоставила ему самому отвечать за последствия своего поступка. Осторожно расспрашивая и прислушиваясь ко всему, она выяснила, что тогда его могли бы обвинить в предумышленном убийстве. В таком случае это, возможно, означало бы тюремное заключение на несколько лет, как он тогда и говорил. Могла бы она жить наедине со своей совестью, известная всем как неверная жена, зная, что ее муж томится, а может быть, умирает в заключении за поступок, которому она виной? В таком случае она, по крайней мере, освободилась бы от него, чтобы жить своей жизнью, о чем часто так страстно мечтала. Но что это была бы за жизнь?
В Каннах, после роскошного лета, проведенного в лучших отелях Ривьеры, где он сорил деньгами, виконт Воспер купил у литовского князя Николаса яхту за тридцать тысяч фунтов — весьма выгодная сделка — и объявил, что следующие три месяца будет совершать круиз по Эгейскому морю. Сэр Фрэнсис Хоун заказал обширную пристройку к своему дому в Элефтерасе на Багамских островах и начал переговоры о покупке собственного самолета. Симон Порчугал купил для жены дорогую модель «мерседеса» в надежде успокоить ее нервы. В Хэндли-Меррик с рассвета до заката завывали электропилы, валившие буковые леса за усадьбой.
У Джуда Дэвиса недосчитывались одного боксера. Мир бокса жил своей жизнью без Маленького Божка, и скоро все позабудут о том, что он вообще существовал. Его имя исчезло из списков, и после двух внушительных побед Гудфеллоу занял его место. Джуд Дэвис никогда не вспоминал о нем, лишь Принцу недоставало Годфри: он привык к его грубоватым, но добродушным шуткам, как свыкаешься с присутствием гвоздя в ботинке.
Буши часто говорил о нем:
— Годфри. Помните Маленького Божка? Вот это был тип. Может, не всякому по душе, но зато какой пробивной! Такого не сыщешь!
Наверное, это было подходящей эпитафией. Единственный, другой близкий Маленькому Божку человек, услышь он слова Буши, согласился бы с ним горячо, страстно, с тоской на сердце.
Суд над Уилфредом Энджеллом, обвиняемым в непредумышленном убийстве Годфри Брауна, начался 9 октября во вторник в десять часов утра под председательством судьи мистера Смедли. Было решено поручить разбирательство дела Смедли, поскольку он никогда не встречался с Энджеллом на профессиональной почве.
Полиция проявила дотошность в подборе доказательств и свидетелей. Никакой пристрастности, никакого предубеждения не прозвучало в голосе обвинителя. Эрик Бергсон, королевский адвокат, и мистер Айвен Робертс, представитель от защиты, были в равной степени сдержанны и беспристрастны. Бергсон вызвал всего четырех свидетелей защиты: шофера Фреда Хита, доктора Амершема, Перл Энджелл и обвиняемого. Мистер Дж. К. Харвилл, королевский адвокат уголовного суда присяжных, установил факт, что Хит не присутствовал лично при нападении на обвиняемого, а от доктора Амершема добился показания, что телесные повреждения, нанесенные Энджеллу, носили легкий характер.
