Петр Северцев - Ариозо хакера

Initialising…

Не люблю, когда меня окликают на улице.

Особенности профессии диктуют пристрастие к анонимности во всем — одежде, жилище, внешности… Негоже, когда частного детектива знает в лицо каждая собака.

Справедливости ради отметим, что окликнула меня по имени-отчеству с противоположной стороны улицы отнюдь не собака, а довольно симпатичная и модно одетая молодая госпожа лет эдак двадцати семи.

— Валерий Борисович! — Небольшого роста крашеная блондинка приподнялась на цыпочки и даже взмахнула маленькой лапкой, отчего ее крошечная сумочка съехала с плеча. — Подождите, Валерий Борисович, не уходите!

Я послушно остановился и стал ждать, пока она повертит головкой туда-сюда и протараторит каблучками через дорогу.

Облегающий черный свитер подчеркивал ее изящную фигурку Она шла ко мне, будто плыла… шевеля грудными и спинными плавниками…

Сходство с юркой рыбешкой еще больше усилилось, когда она оказалась совсем рядом и широко распахнула на меня заплаканные, но удивительно большие и умело подкрашенные глазищи.

— Валерий Борисович, я по объявлению… Вы ведь — частный детектив?

— Объявление моего портрета не содержит, — полувопросительно заметил я.

— Мне Липовский сказал, — махнула ресницами рыбка и даже слегка покраснела.

«Фимка схлопочет по заднице, — машинально подумал я. — Сколько ведь раз ему говорил: поменьше болтай!»

Вслух же я сказал:

— Будем считать это рекомендацией… Так что же у вас стряслось?

В полном соответствии с моими словами у девицы затряслись губы, потом ресницы, глазищи заблестели — в общем, даже моих скромных дедуктивных способностей хватило, чтобы сообразить: сейчас я буду ее утешать.

Болезнь надо пресекать в самом начале, иначе она дойдет до конца, как говорит мой знакомый, бородатый дерматовенеролог Димка. Памятуя о рекомендациях специалиста, я ринулся в контратаку.

— Если вы хотите, чтобы я вам помог, возьмите себя в руки и спокойно все расскажите… желательно не на улице, — добавил я, твердо беря ее за плечо и разворачивая в сторону перекрестка.

Но избранная мной активная терапевтическая тактика поначалу не достигла цели — блондинка молча заплакала и уткнулась мне в грудь.

— Перестаньте, — я постарался влить в это слово побольше металла. — Чем скорее вы объясните, в чем дело, тем скорее я смогу вам помочь.

Девушка мгновенно утихла, но не отстранилась, а только прижала меня к себе, подняла голову и замерла, глядя снизу вверх своими заплаканными глазами. Мне, разумеется, ничего не оставалось, как смотреть на нее снизу вверх и потому то и дело поправлять сползавшие очки.

Простояв так минуту-другую, рыбка снова зашевелила плавниками и тихонько вздохнула.

— Успокоились? — возобновил я нашу беседу, девушка кивнула. — В таком случае давайте прогуляемся, а вы мне все расскажете. — Вести ее к себе домой мне почему-то пока расхотелось… Интуиция, братцы! — Кстати, может быть, вы для начала представитесь?

Блондинка даже головой тряхнула от смущения и досады; с явной небрежностью завитые локоны всколыхнулись.

— Извините… я совсем уже… — смущенно проговорила она; даже удивительно, какие, оказывается, могут быть у рыбок проникновенные голоса. — Меня Юля зовут. Юля Судакова.

Я мысленно присвистнул, не забыв придать лицу заинтересованное выражение: слушаю, мол! Press <Enter>…

Девушка еще раз вздохнула и тихо сказала:

— Стасика убили.

— Это ваш?..

— Да. Теперь я вдова, а Ленька — сирота.

«Нет-нет, слез на сегодня хватит», — подумал я и быстро спросил:

— Кто убил? Когда? Как? Подробнее, пожалуйста.

Юля склонила голову. Без сомнения, слова давались ей с трудом.

— На прошлой неделе он умер прямо за столом, у меня на глазах… Мы пили пиво с чипсами, и вдруг он побледнел, как полотно… застонал и свалился на пол… прошептал, чтобы вызвала «скорую»… — Юля закусила губу. — А когда я прибежала от соседей, он уже не дышал…

— Как он себя чувствовал в последнее время? Может быть, ему нездоровилось?

Она снова помотала белокурой головой:

— Нет, только он уставал очень — работал много… вот и укладывался сразу после ужина…

Что-то в ее интонации насторожило меня.

— Юля, припомните, пожалуйста: когда ему раньше приходилось помногу работать, он тоже, как вы сказали, укладывался сразу после ужина?

Девушка помолчала немножко и с ноткой удивления ответила:

— Нет… Он раньше, как ни уставал, поест — и в душ, а потом… — Юля запнулась.

— Ну, ну? — подбодрил я, уже догадываясь, что ее смутило. — Договаривайте, важна любая информация.

— Мы с ним любили друг друга, — потупившись, тихо выдохнула рыбка из ныне поредевшего косяка Судаковых.

Я не стал развивать тему, только спросил:

— На желудок раньше жаловался? Язва, гастрит?

— Не-ет, — ответила Юля. — Ел, что приготовлю, да похваливал. И не полнел, в школьные джинсы влезал… А когда его… обследовали… мертвого… язву нашли. И полный желудок крови… Сказали — прободение. Но ведь он не болел никогда! И я не верю, что у него была, как они сказали, «немая» язва. Его чем-то отравили!

Мы шли бок о бок. Девушка, видимо, перестала что-либо замечать вокруг, и мне приходилось то и дело поддерживать ее под локоть. В конце концов я просто взял Юлю под руку. Она этого, кажется, тоже не заметила.

— А почему вы считаете, что это убийство? Вы читали заключение патологоанатомов?

— Да. Они написали, что нельзя исключить… как там было… подострую интоксикацию.

Действительно, есть к чему придраться. В принципе, существуют разные хитрые яды… Ctrl/C, одернул я себя, не отбивай хлеб у Приятеля. Давай-ка с другого боку…

И я задал классический вопрос:

— Вы кого-то подозреваете?

Рыбка шевельнула всеми плавниками сразу:

— Фамилий я вам не назову — никогда не лезла в его дела. Но… много кто пытался пригласить к нам на юбилей Лучано Паваротти, а смог только Стасик! В Италию ездил два раза, замотался весь, так радовался, когда удалось. Конечно, мало ли кому хотелось на таком концерте руки погреть!

«Немало, — мысленно согласился я, — немало. 175-летие восстановления генерал-губернаторства собирались отметить с не меньшей помпой, чем некогда 100-летие вождя мирового пролетариата. К нам в глушь мировую звезду не заманишь, а тут — повод. И деньги казенные, сами в руки плывут».

Молчаливая ныне рыбка Юля тоже плыла совсем рядышком, вызывая целый ворох ассоциаций. Я напрягся и сосредоточился на тех, что «по делу».

В общем, мотив ясен, как само недавно взошедшее над нашей губернией солнышко… Прямо сверкает, поворачиваясь на ребре, словно дистрибутивная «кадешка»… или куча монет.

Кстати, о монетах. Стоит ли овчинка?..

Я прикинул, с кем могу оказаться лицом к лицу, взявшись за это дельце. Сразу вспомнился возрожденный Стругацкими ученый кот: «Не советую, молодой человек… съедят…»

Я пожал плечами самому себе, отчего молодая вдова удивленно вскинула на меня свои все же чертовски красивые глаза. Пришлось сказать:

— Не обращайте внимания. Мысли крутятся. Да, скажите-ка мне, вы к кому-то уже обращались?

— В милицию — нет, — в свою очередь пожала плечами Юля. — С подругами болтали, маме говорила… его маме, — уточнила она. — А потом Липовский посоветовал мне обратиться к вам. Да и объявление я ваше видела в газете… — девушка с надеждой заглянула мне в лицо. — Помогите, Валерий Борисович! Стасик… — она прикусила нижнюю губу, но быстро справилась с собой.

«Молодец, — похвалил я мысленно, — неплохо, когда, кроме прекрасных глаз, есть еще и характер». А моя спутница сказала:

— Я ничего не пожалею, все, что есть, отдам. Мы с Ленькой не пропадем, только найдите их… тв-в-варей! — Юля стиснула зубы.

— Вы меня почти уговорили, — мягко сказал я. — Только, если позволите, к себе домой я вас приглашу в другой раз, а сейчас мне бы хотелось побывать дома у вас… проникнуться, так сказать… он ведь дома скончался? — уточнил я.

Юля кивнула.

— В таком случае это будет еще и осмотр на месте. Не возражаете?

— Конечно, Валерий Борисович! — просияла она. — Сейчас машину поймаем.

— А далеко?

— У завода Микояна.

— Троллейбусом доберемся за десять минут… вот и он, кстати.

Люблю быстрые «винты» и «сидюки», никаких денег не жалею. А вот на такси — скуп. Пусть даже и за счет клиента.

Я подсадил свою даму под локоток, шепнув: «По дороге молчим». Она послушно кивнула, и мы взошли во чрево металлического зверя, разукрашенного в том смысле, что, мол, наши лучшие снимки — не на всякой, а лишь на рекламируемой им фотопленке.