Фред Варгас
Мертвые, вставайте
– Что-то не так с нашим садом, Пьер, – сказала София.
Она открыла окно и оглядела клочок земли, где знала каждую травинку. От увиденного у нее по спине пробежал холодок.
Пьер завтракал и читал газету. Наверное, поэтому София все чаще смотрела в окно. Узнать, какая погода. Так нередко делают по утрам. Каждый раз, когда было пасмурно, она думала о Греции. Неподвижное созерцание постепенно заполнялось тоскливыми воспоминаниями, у которых порой был горький привкус. Потом все проходило. Но сегодня в саду что-то не так.
– Пьер, в саду дерево.
Она присела рядом.
– Посмотри на меня, Пьер.
Пьер поднял к жене усталое лицо. Привычным жестом, сохранившимся с той поры, когда она была певицей, София поправила шейный платок. Держать голос в тепле. Двадцать лет тому назад на каменных ступенях театра в Оранже Пьер возвел перед ней непоколебимую скалу любовных клятв и заверений. Прямо перед спектаклем.
София не дала хмурому любителю газет опустить голову.
– Что на тебя нашло, София?
– Я кое-что сказала.
– Да?
– Я сказала: «В саду дерево».
– Я слышал. Но ведь так и должно быть?
– В нашем саду растет дерево, которого не было вчера.
– Ну и что с того?
Софии было не по себе. Она не знала, в газете ли дело, в усталом взгляде или в дереве, но ясно, что что-то не так.
– Объясни мне, Пьер, как это дерево могло само появиться в саду.
Пьер пожал плечами. Ему совершенно безразлично.
– Что за важность! Деревья размножаются. Семя, росток, побег – и пожалуйста. В нашем климате так вырастают целые леса. Думаю, ты и без меня знаешь.
– Но это не побег. Это дерево! Молодое стройное деревце, с ветвями и всем прочим, выросло само по себе в метре от задней стены. И что ты об этом думаешь?
– Думаю, его посадил садовник.
– Садовник уехал на десять дней, и я ни о чем его не просила. Так что это не садовник.
– Мне все равно. Неужели ты полагаешь, что я стану переживать из-за стройного деревца у задней стены?
– Ты не хочешь встать и взглянуть на него? Сделай хотя бы это.
Пьер тяжело поднялся. Ему так и не дали насладиться газетой.
– Видишь?
– Вижу, конечно. Дерево.
– Вчера его там не было.
– Очень может быть.
– Так и есть. Что будем делать? Как ты думаешь?
– Что тут думать?
– Это дерево меня пугает.
Пьер засмеялся. Даже сделал ласковый, хоть и мимолетный жест.
– Правда, Пьер. Оно пугает меня.
– А меня – нет, – сказал он, усаживаясь обратно. – Визит этого деревца мне даже приятен. Давай просто оставим его в покое. А ты оставишь в покое меня. Может быть, кто-то ошибся садом, тем хуже для него.
– Но его посадили ночью, Пьер!
– Тем легче было перепутать сад. Или же это подарок. Тебе это в голову не пришло? Какой-нибудь поклонник тайно отметил твое пятидесятилетие. Поклонники способны на такие несуразные выходки, особенно поклонники-мыши, безвестные и упорные. Пойди взгляни, может, там и записка есть.
София задумалась. Мысль была не так уж глупа. Пьер подразделял поклонников на две большие категории. К первой относились поклонники-мыши – боязливые, нервные, безмолвные и неистребимые. Пьер знал одну мышку, за зиму перетаскавшую в резиновый сапог целый пакет риса. По зернышку. Поклонники-мыши именно таковы. Ко второй категории относились поклонники-носороги, по-своему столь же устрашающие, но шумные, громогласные и уверенные в себе. Эти две категории Пьер разбивал на множество подкатегорий. София хорошенько всего не помнила. Пьер презирал и поклонников, которые были до него, и тех, что появились позднее, то есть всех. Но насчет дерева он, возможно, прав. Может быть, но не наверняка. Она слышала, как Пьер сказал: «до-свиданья-до-вечера-не-беспокойся-об-этом», и осталась одна.
С деревом.
Она пошла и осмотрела его. С такой опаской, будто оно могло взорваться.
Ясно, никакой записки там не было. Только круг свежевскопанной земли у подножия дерева. Что за дерево? София несколько раз обошла вокруг него, хмурая и настороженная. Она склонна была думать, что это бук. Склонялась она и к тому, чтобы выдернуть его из земли, но, будучи немного суеверной, не решалась посягать на жизнь, пусть даже и растительную. В самом деле, мало кому понравится вырывать деревья, которые ничего вам не сделали.
Она потратила много времени на поиски книги о деревьях. Помимо оперы, мифологии и ослов, София не успела в чем-либо приобрести глубоких познаний. Бук? Нельзя быть уверенной, не видя листьев. Она просмотрела указатель, чтобы узнать, не может ли дерево называться «София такая-то». Подобные скрытые почести вполне в извращенном вкусе поклонника-мыши. Это ее успокоило бы. Нет, на «Софию» ничего не нашлось. А может, существует вид «Стелиос такой-то»? Это было бы не очень приятно. Стелиос не имел ничего общего ни с мышью, ни с носорогом. И он почитал деревья. После скалы клятв, возведенной Пьером на ступенях в Оранже, София думала, как ей бросить Сте-лиоса, и потому пела не так хорошо, как всегда. А этот безумный грек не придумал ничего лучше, чем броситься в Средиземное море. Его выловили почти бездыханным из воды, где он бултыхался как последний дурак. Подростками София и Стелиос обожали уходить из Дельф, бродить по тропинкам с ослами, козами, и все такое прочее. Они называли это «играть в древних греков». И этот идиот хотел утопиться. К счастью, при ней была скала чувств Пьера. Теперь Софии случалось искать на ощупь ее редкие обломки. Стелиос? Угроза? Мог ли это сделать Стелиос? Да, он на такое способен. Когда его все-таки выловили из Средиземного моря, он словно одурел и орал как безумный. Сердце Софии колотилось слишком быстро. Она сделала усилие, чтобы встать, выпить стакан воды, бросить взгляд в окно.
И тут же успокоилась. Что такое взбрело ей в голову? Она глубоко вздохнула. Эта ее манера городить ужасы на пустом месте! Почти наверняка это всего лишь бук, и ничего он не означает. Но как тот, кто его посадил, пробрался ночью в сад? София наскоро оделась, вышла, осмотрела замок в садовой решетке. Ничего примечательного. Но замок так прост, что его можно в два счета открыть отверткой, не оставив следов.
Стояла ранняя весна. Было сыро, и она зябла возле бука, глядя на него с вызовом. Бук. Бука! София оборвала себя. Она терпеть не могла, когда ее греческая душа расходилась, как сейчас, да еще два раза подряд за одно утро. Надо думать о том, что Пьеру на это дерево совершенно наплевать. А впрочем, почему ему наплевать? Разве нормально, что он до такой степени безразличен?
Софии не хотелось оставаться весь день наедине с деревом. Она взяла сумку и вышла. На улице какой-то молодой тип, лет тридцати или чуть старше, разглядывал сквозь решетку соседний дом. Дом – это громко сказано. Пьер говорил всегда «Гнилая лачуга». Он считал, что на их привилегированной улице с ухоженными домами эта пустующая уже много лет Гнилая лачуга производит гадкое впечатление. До сих пор София как-то не задумывалась о том, что с возрастом Пьер, похоже, поглупел. Теперь эта мысль закралась ей в голову. Вот и первое пагубное влияние дерева, подумала она не вполне искренне. Пьер даже велел надстроить стену между домами, чтобы получше отгородиться от Гнилой лачуги. Теперь ее видно лишь из окон третьего этажа. А вот молодой тип, напротив, глазел на фасад с провалившимися окнами с восхищением. Он был худ, черноволос и одет в черное, одна рука вся в массивных серебряных перстнях, лицо угловатое, лоб прижат к прутьям ржавой решетки.
Такой тип не понравился бы Пьеру. Пьер – сторонник умеренности и трезвости. А молодой тип был элегантен, одет строго и в то же время крикливо. Красивые руки вцепились в решетку. При виде его София несколько приободрилась. Поэтому, конечно, она у него и спросила, как, по его мнению, называется вон то дерево. Молодой тип оторвал лоб от решетки, оставившей следы ржавчины на его черных жестких волосах. Долго же, должно быть, он к ней прижимался. Не удивляясь и не задавая вопросов, он последовал за Софией, которая показала ему дерево, хорошо видное с улицы.
– Это бук, мадам, – сказал молодой тип.
– Вы уверены? Простите, но это очень важно. Молодой тип посмотрел еще раз. Своими темными, еще не потускневшими глазами.
– Никаких сомнений, мадам.
– Благодарю вас, месье. Вы очень любезны.
Она улыбнулась ему и ушла. Молодой тип тоже
тут же ушел, пиная носком ботинка камешек.
Значит, она права. Это бук. Просто бук.
Какая гадость.
Ну вот. Именно это и называется сидеть в дерьме. Давно ли? Да уже года два.
А на исходе двух лет – свет в конце туннеля. Марк ударил по камешку носком и отбросил его метров на шесть. На парижском тротуаре непросто найти камешек, чтобы пнуть ногой. Другое дело – в деревне. Но в деревне это ни к чему. Тогда как в Париже иногда очень нужен подходящий камешек, чтобы было по чему ударить. Иначе никак. И вот – краткий проблеск света в кромешном дерьме – час назад Марку повезло найти совершенно правильный камешек. Теперь он бил по нему ногой и шел следом.
