— Солнышко, как ты смотришь на то, чтобы съездить этой весной в Лондон?
— С тобой — куда угодно, хоть в Сыктывкар.
Лондон — это неплохо, но вообще я ужасно хочу показать тебе Париж.., такой, настоящий Париж.
Ты, конечно, бывал там гораздо чаще, но всегда шел одними и теми же путями — путями отдыхающих бизнесменов. Ты даже отдыхал в спешке, на скорую руку. Мой отец говорил, что Париж не создан для спешки, в нем нельзя торопиться. Мы с мамой как-то полтора часа провели в саду Тюильри, наблюдая за уроками верховой езды для самых маленьких. Этакие крохи шести лет учились ездить верхом — конечно, не на лошадях, а на пони.
У всех настоящие костюмы для верховой езды — бриджи, высокие сапоги, на головах для безопасности каски. Тренер — молодая интересная женщина — сначала показывала прием с каждым из учеников, потом они все скакали по кругу на своих пони… Зрелище незабываемое! А мы с мамой сидели в тенечке на стульях, там не скамейки, а стулья, которые можно взять и поставить куда хочешь, так вот, мы сидели на стульях, ели что-то вкусное и смотрели на малолетних джигитов…
Тогда я ничего не понимала, но потом, после всех несчастий.., не знаю, как тебе объяснить.
Знаешь, это не моя мысль, я где-то читала, что человеческая жизнь состоит из мгновений счастья, остальное не в счет. Тем, у кого этих мгновений много, повезло. А те, у кого их мало, зато сильнее их ощущают. И мне так хочется повторить это с тобой!
Тут Лена заметила, как он украдкой посмотрел на часы, потом сказал:
— Конечно, солнышко, мы туда поедем, но чуть позже. А сначала — в Лондон. Тебе там тоже понравится. Посмотришь на гвардейцев у Букингемского дворца, на бифитеров в Тауэре, покормишь уток в Сент-Джеймс-парке — в общем, там есть на что посмотреть…
— Если мы все это будем делать с тобой, то я согласна.
Тогда Строганов промолчал, перевел разговор на другую тему, и она не придала этому разговору большого значения. Но теперь, после всего, что случилось, особенно учитывая найденный билет, Лена поняла, что тот разговор Александр завел неспроста, он исподволь приучал ее к мысли, что она должна будет поехать в Лондон. Что она проболтается кому-нибудь, он не боялся — он знал, что Лена ни с кем и никогда не обсуждала их отношений. Она была очень сдержанна и неболтлива, об этой черте ее характера Александр знал.
Зачем же она была нужна Александру в Лондоне, потому что о том, что он позовет ее туда просто так, чтобы провести там с ней время, теперь уже не могло быть и речи.
В этот же день Костромин снова был на ковре у управляющего.
— Артур Виленович, нашел я их гнездышко, все там перетряхнул, иголку не пропустили ребята мои. Ничего, с деньгами связанного, нету.
— Ох и зря я тебе деньги плачу! Немалые, между прочим, где ты еще такую работу найдешь? Конечно, так он тебе и оставит на виду финансовые бумаги. А ты проверил, никуда он не собирался?
— Обижаете, Артур Виленович, за мальчика меня держите. Искали билеты, заявки на бронирование мест — ничего. Единственно, что на размышление наводит, в шкафу куча рекламных проспектов, гостиницы на Кипре, отели…
— Ага! А ты говоришь, ничего нет. Значит, отдыхать собирался, на Кипре, значит… У меня были подозрения, что деньги ушли на Кипр, там все проще… Похоже, эта версия подтверждается.
Так. Что с девкой?
— Следим за ней. У меня впечатление, что она в курсе дела — проверяет наличие слежки, вчера днем от наблюдения ушла.
— Ну ты даешь, профессионал хренов! Если от тебя девчонка неопытная уйти смогла, то как же ты за серьезными-то людьми следишь?
— Артур Виленович, молодой парень ее вчера упустил, я ему уж врезал по полной. Думаю, после его смерти она растерялась и так или иначе проколется.
— Ты мне очки-то не втирай! Мне так или иначе не годится! Ты вот хочешь в живых остаться? Так или иначе тебя, верно, тоже не устроит?
И меня тоже! Ты хоть понимаешь, в какую парашу мы влипли? Ты ведь в курсе, знаешь, как дело было. Пришли деньги от калмыцкого офшора, огромные деньги, два с половиной миллиона зеленых! Причем, сам знаешь, какие люди за офшорными фирмами прячутся. Сам понимаешь, что эта зелень наркотой пахнет. А где наркота — там человеческая жизнь недорого стоит. И вот эти-то деньги ушли в неизвестном направлении.
Судя по всему, работал крутой программист-хакер в паре с кем-то из банковского руководства.
Все на Строганове сходится. Он обеспечил хакеру вход в банковскую сеть, дал ему пароли, коды доступа, что там еще нужно. После этого хакер имитировал недостающие реквизиты, а когда деньги ушли, замел в сети все следы, так что теперь никакими силами не установить, куда эти деньги делись. Строганов убит, самое вероятное, что его партнеры взорвали. Из-за таких денег не мудрено. А как теперь хакера найти, — это уж твоя забота, ты у меня за это деньги получаешь.
Девка твоя вполне может с ним на связь выйти, но если хакер Строганова убил, то он и девку убьет, ему она живая не нужна. А раз она от слежки уходит, значит, рыльце у ее в пушку, что-то знает. Последняя это наша ниточка. Глаз с нее не спускайте, все должны знать — куда ходила, что делала. И учти, Юра, я не забыл, что тебя в банк Строганов привел, так что ты землю рой, если не хочешь, чтобы от дружка твоего покойного на тебя подозрения упали!
— Артур Виленович, можете на меня положиться! Все, что могу, сделаю, и что не могу — тоже.
— Смотри у меня!
Двумя часами позже Костромин вышел из банка, проехал остановку на троллейбусе, вышел, прошел проходным двором, убедился, что за ним нет слежки и, пройдя еще один квартал, сел в ожидавшую его белую «тойоту».
* * *
Саша Строганов и Юра Костромин дружили с самого детства, еще со школьной скамьи. Буквально со школьной скамьи и началась их странная дружба. Костромин был в классе новеньким.
Когда рассаживались по партам, он отметил красивого широкоплечего Сашу и подумал, что обязательно сядет с ним за одну парту. Когда прежний сосед Строганова, лопоухий очкарик Витька Чернышев по прозвищу Жаконя, пошел на свое привычное место, Юра ловко подставил ему ножку. Жаконя под злой смех одноклассников растянулся на полу, рассыпал учебники, Юра со скромной улыбкой сел на его место, взглядом спросив разрешение у Строганова и получив такое же безмолвное согласие.
Саша Строганов был красив, удачлив и самоуверен. Он нравился девочкам, нравился учителям. То, что он получал как само собой разумеющееся, то, что приходило к нему само, Юра Костромин должен был зарабатывать бесконечным трудом, напряжением сил и воли. Они получали одинаковые оценки, хотя затрачивали на учебу несоизмеримые усилия. Тем не менее, говоря о Строганове, учителя всегда не скрывали своего восхищения, а Костромин.., да, вы знаете, это очень упорный настойчивый мальчик. Позже он понял, что на мнение учителей влиял тот незначительный факт, что мать Саши Строганова работала в то время в орготделе горкома партии.
Тогда еще не было термина «спонсорская помощь», но Александра Викторовна Строганова была очень полезным человеком, о чем никогда не забывал директор школы, а значит — и все его подчиненные.
В отношениях с девочками, конечно, мама из Смольного не играла такой прямой роли… Хотя Саша всегда хорошо одевался, у него водились карманные деньги и многое другое, но, в общем, он и так пользовался бы успехом — крупный, красивый, уверенный в себе с легким, слегка барственным характером. И здесь тоже ему само в руки шло то, за что Юре Костромину приходилось долго и упорно бороться.
Они закончили разные институты, но после окончания оказались в одном и том же оборонном НИИ — Строганов — рядовым инженером, Костромин — рядовым сотрудником первого отдела.
Строганов знал, что он не будет заниматься инженерной работой, и на все попытки своего непосредственного начальника включить его в работу отдела отвечал с величественной снисходительностью. Зато он активно включился в работу комитета комсомола, мгновенно вступил в партию и, еще не доработав обязательных для молодого специалиста трех лет, ушел в райком комсомола на небольшую, но выигрышную должность.
Далее он совершил характерный для тех времен зигзаг — проработав какое-то время в райкоме и поднявшись на одну-две ступеньки по кадровой лестнице, он снова вернулся в родной НИИ, но уже в должности секретаря парткома. Молодой секретарь выигрышно смотрелся на трибунах разных пленумов и партхозактивов, обещал поднять отечественную науку на небывалую высоту, очень понравился высокому партийному руководству (Александра Викторовна все еще держала в своих руках целый ряд ключевых вопросов, хотя ей давно уже пора было на пенсию), — и наконец, успешно завалив два-три важных правительственных заказа, Строганов перешел на долгожданный высокий пост в горкоме комсомола.
К моменту перехода его школьный друг Юра Костромин, который для стороннего наблюдателя по-прежнему работал в первом отделе, тоже совершил немало подвигов на своем невидимом фронте и дослужился за рекордно-короткий срок до майора известного комитета. Наиболее замечательным вкладом Костромина в дело государственной безопасности было разоблачение многообещающего молодого ученого, научного сотрудника одного из отделов и ведущего специалиста темы. Как выяснил Костромин путем напряженной агентурной работы, этот специалист вступил в контакт с иностранным гражданином, подданным Марокко, с целью приобретения у последнего альбома группы «Юрайя Хип». Конечно, такому морально неустойчивому человеку было не место на переднем крае советской науки. Он был немедленно лишен допуска к секретным работам, за чем, естественно, последовало увольнение из оборонного НИИ, где без допуска делать нечего, и запрет работать по специальности. Ученый через родственников устроился приемщиком посуды, разбогател, но стал пить. Хотя это — совершенно другая история. Для нашего повествования важно, что за это Костромин получил крупную майорскую звезду, хотя по специфики своей работы ходил исключительно в штатском.
