— Ну да, чего ты завелась?
— Помоги мне встать. Три дня в кровати — ох, ни хрена себе личная гигиена!
Таня покорно помогает ей добраться до ванной. Струйки душа сбивают Дану с ног. Таня сама берется за дело и яростно намыливает тело подруги, ругаясь на чем свет стоит.
— Ты на себя взгляни — намыливать нечего! Раскисла, распустилась, ты в зеркало на себя когда в последний раз смотрела? И что мужики в тебе находят? Ни кожи, ни рожи, а теперь и вовсе одни косточки торчат. Домой она собралась! Ты до ванной сама не в состоянии доползти, чучело! Бедный Виталька, что он в тебе нашел?
— Ладно тебе…
— Ладно? — Таня заворачивает Дану в простыню. — Идем в комнату, задохлик. Ты хоть понимаешь, эгоистка чертова, что ты своего ребенка могла круглым сиротой оставить?
Это было именно то, что нужно. Ни слова сострадания. Таня не разговаривает с Даной как с тяжелобольной, а родители так не могут. А Дане от их жалости хуже.
«Лучше нам успокоиться поодиночке. Лека… Моя радость, мой птенчик. Потерпи немного, у мамы много дел».
Таня достает из комода чистую рубашку, на этот раз голубую в розовых цветах, и помогает Дане переодеться, потом берется за фен.
— Смотреть на тебя противно, распустилась. Сиди смирно, сооружу тебе какую-никакую прическу.
— Ты мне, по-моему, просто решила оторвать голову.
— Почему бы и нет? На кой черт она тебе сдалась? Все равно ты ею не пользуешься.
— Ну и как наши дела сегодня? — Дана видит высокого молодого человека с короткой каштановой стрижкой и светло-карими глазами на смуглом лице. — Думаю, что вы идете на поправку, если делаете прическу. Как самочувствие?
— Данка, это Андрей, наш доктор и добрый друг. Ладно, поговорите, а я пойду на кухню, пригляжу за обедом.
Таня выходит, доктор садится на освободившийся пуфик. Из-за высокого роста на пуфике ему не очень удобно. Дана замечает в его ухе золотую серьгу.
— Как мы себя чувствуем? — спрашивает он.
— Хорошо. — Дане совсем не хочется разговаривать.
Врач щупает пульс, меряет давление, температуру, смотрит зрачки. Дане хочется, чтобы он поскорее ушел. Она все для себя уже решила.
— У вас необычайно крепкая голова. — Доктор смотрит на Дану как на интересный опытный образец. — Почему вы не обратились к психоаналитику, когда сами не смогли выйти из стресса после смерти мужа?
— Мне это было не нужно.
— Еще как нужно! Но у вас, по счастью, от природы крепкая психика, поэтому все со временем наладится.
— Почему я так долго спала?
— Это просто. Человеческий организм — самовосстанавливающаяся система. Он сам регулирует многие процессы. И когда ваша психика была на грани срыва, произошел некий толчок, вы на секунду расслабились, потеряли контроль — и организм смог выполнить свою функцию и выставил защитный барьер. Сначала — слезы, потом — сон. Не будь этого толчка, этой секунды утраченного контроля — и сейчас вы бы пускали слюни в обитой войлоком палате. Вам просто повезло. Я понятно излагаю?
— Да.
— Отлично. Я предписываю вам постельный режим, недолгие прогулки и усиленное питание. Вот эти витамины надо пить обязательно. Как давно вы не жили половой жизнью?
— Почти три года.
— Это надругательство над собой. Я повторяю: вам просто сказочно повезло. В следующий раз может не повезти. До встречи. Завтра увидимся.
Он уходит, а Дана садится на постели. Надо идти. У нее есть дело. Но голова тяжелая, ей хочется спать. Она снова засыпает.
Проснулась она оттого, что почувствовала чей-то взгляд. Виталий сидит рядом и смотрит на нее. Он сидит так уже больше часа. За эти несколько дней он многое передумал, но одно оставалось неизменным — ощущение счастья, оттого что Дана вернулась. Израненная, полубезумная, не вполне живая и совсем незнакомая, она лежит в розовой спальне, и он может смотреть на нее.
— Привет. — Виталий не знает, что сказать этой незнакомке с глазами Даны. — Ты как?
— Нормально.
Они снова молчат. Дана ловит себя на том, что ей приятно видеть Витальку. Он все такой же. Что теперь будет?
— Я очень испугался за тебя.
— Напрасно. Я в порядке.
— Тебе нравится эта комната?
— Да.
— Сейчас время ужина. Ты спустишься или принести сюда?
— Я не хочу есть.
— Ты должна.
— Где ты взял этого доктора?
— Он мой старый друг. О его квалификации слагают легенды. Я помогу тебе спуститься, там Таня и Вадик.
Дана поднимается. Виталий подает ей домашнее платье, но не уходит.
— Отвернись.
— Как скажешь.
Ему хочется прижать ее к себе и никогда не отпускать, но он покорно отворачивается.
— Идем.
Он берет ее за руку, но она слишком слаба. Тогда он поднимает Дану и прижимает к себе, словно невзначай коснувшись губами ее щеки. Его тело вспыхивает, и он кладет ее на кровать. Губы их встречаются.
— Не надо, Виталик…
— Почему?
— Не надо.
— Тебе плохо со мной?
— Не в этом дело.
Он целует Дану, но ее кулачок упирается ему в грудь.
— Как скажешь. Я подожду.
Он поднимает ее и несет по коридору. Он жалеет, что не построил этот коридор длиной в несколько километров. Вот так идти, прижимая к себе женщину, ради которой он готов на все. Идти долго-долго.
Но дверь в столовую — вот она.
— Привет.
Вадик смотрит на Дану и не узнает. Таких глаз не бывает у живых людей. Если бы мог, он убил бы ублюдка, который сделал это с ней, но он только сжимает кулаки. Цыба один из всех четко осознал, что именно произошло с Даной. Он понял, что ее, собственно, больше нет.
Виталий усаживает Дану на стул, горничная подает ужин. Дана медленно цедит томатный сок. Время идет. Болезнь очень некстати, ведь она, Дана, должна многое сделать.
— Данка, съешь консоме. — Таня хмурится. — Андрей сказал, что тебе нужно.
— Это и без Андрея ясно. — Вадик придвигает к Дане чашку. — Давай, кума, до дна.
Дана понимает, что долго она не выдержит. Так хочется побыть одной, но ей нужно поговорить с Вадиком. Только он поможет ей.
— Расскажите, как вы живете. Мы давно не виделись.
— Ну, Вадик тебе говорил, что у нас сын, ему полтора года, зовут его Виталик. — Таня рада, что молчание закончилось. — У нас общий бизнес, идет неплохо.
— А с кем сейчас ребенок?
— Мать к нам переехала. — Вадим обеспокоенно смотрит на Дану. — Моя мать. Ну, и няньку наняли. Татьяна в ресторане занята целый день, я поставщиками занимаюсь, а Виталька больше в клубе находится.
— Нравится вам?
— Вполне.
— А в Торинск не ездите?
— А чего туда ездить? — Таня машет безнадежно рукой. — Маленькие города сейчас на последнем издыхании. Вон, ездили забирать свекровь, посмотрела я — мама дорогая! Воды горячей нет уже несколько лет, в домах зимой самое большее градусов восемь, иногда отключают газ, чаще — свет. Работы нет, кругом наркоманы и нищие, безнадега такая, что словами не передать.
— И общагу нашу видели?
— Видели. — Вадим хмыкает. — Что ей сделается? Стоит. А тот садик, где наша «точка» была, закрылся, дети в нужном количестве больше не рождаются.
— А кого видели?
— Да никого. — Вадик взрывается. — Кого там можно видеть! Кто из знакомых остался, поспивались или скололись, из тюрем не вылезают. А если не это, так тоже несладко: предприятия стоят, денег нет, нищета страшная. Вон, теща моя — заходили мы. Вернее, я заходил, Таня не захотела…
— Да чего к ней идти? — Таня сверкнула глазами. — Какая из нее мать? Что я с ней видела, кроме грязи? Тетя Катя была мне матерью, а эта…
— Вот я и говорю.
Разговор затихает. Ужин подошел к концу, и Вадик с Таней стали прощаться. Таня виновато смотрит на Дану:
— Данка, слышишь, прости меня!
— За что?
— Сама знаешь.
— Это все в прошлом, Таня. Это не имеет значения.
— Нет. Все имеет значение. А прошлое — тем более.
Они ушли, а Дана с Виталием остались. Он отнес ее назад в спальню, они легли на кровать.
— Я скучал без тебя.
— Это все в прошлом. Виталик, скажи мне, ты в тот раз за кого сидел?
— Почему ты спрашиваешь?
— Видишь ли, ты ведь тоже прикрыл наезд со смертельным исходом. Кто?
— Ну, это мне знать было не положено.
— Только не говори, что ты не узнал. Давай, Виталька, колись.
— Ладно. Был тут один тип, в мэрии ходил в больших начальниках. Градский. Он и сейчас большой человек, но уже где-то в Москве или Питере, не помню, баллотируется в губернаторы или депутаты, я слышал. Так что жив я исключительно потому, что поинтересовался в свое время крайне осторожно. Помнишь Хризантему?
— Цыганку с поселка?
— Ну, да. А она снабжала драпом [1] сынка этого самого Градского. Белгород, хоть и областной центр, в сущности, большая деревня, здесь все на виду. Ну, вот, Хризантема мне и рассказала. Что еще ты хочешь знать?
