Их заслуженно вкололи группе захвата, чьей целью был БУР. И они пошли на штурм опоясанной тремя рядами колючей проволоки твердыни.
Эту твердыню им вряд ли удалось бы взять, если бы в БУРе не находился майор, а в смене охраны все до одного сторонники. Понятно было их смятение, когда Вася под расписку сдал им на руки их собственного шефа. Они просто не знали, что с ним делать: в камеру сажать своего шефа — смешно, а не посадишь, голова может полететь.
И старший охраны разумно решил предоставить все времени и подольше оформлять майора на содержание в БУР.
Волнения, начавшиеся в колонии, не ускользнули от внимания надзирателей и контролеров БУРа.
— Товарищ майор! — доложил шефу старший охраны. — Зона поднялась, по-моему.
— Замечательно! — обрадовался майор.
— Как, замечательно? — опешил старший охраны.
— Чем для Дарзиньша хуже, тем для нас лучше, дубина! — заорал нервно майор. — Не соображаешь? Или соображаешь только, когда на троих?
Он сидел в караулке БУРа, пил чифирь, который ему сварила услужливая охрана, связанная с ним разными пакостными делишками, а старший должен был сам решать, что ему делать.
Старший выбрал закон и тихо-тихо «слинял» в «крикушник», чтобы на месте разузнать что к чему.
Дверь из БУРа в административный корпус была закрыта. Старший постучал, но на стук никто не отреагировал.
Отличительными чертами старшего были целенаправленность и упрямство. Он как примкнул к майору с первого дня своей службы, так и был верен ему, тем более что это приносило дивиденды, его сделали старшим надзирателем в БУРе.
Но он еще считал, что главное, чему он служит, это — закон.
А потому такое явное стремление майора наплевать на закон смутило старшего, и он решил остаться верен закону, а потому и удрал в административный корпус с целью предаться в руки сторонников закона.
Закрытая дверь из БУРа в «крикушник» его не смутила. В административный корпус можно было пройти и через проход между рядами колючей проволоки. Старший поспешил воспользоваться этим проходом, но, пробираясь к «крикушнику», он собственными глазами увидел, как к БУРу приближается большая толпа заключенных, в основном, молодняка, они были возбуждены в крайней степени, старшему даже показалось, что они все пьяны или находятся под воздействием наркотических средств. В руках они держали ножи и заточки, а у впереди идущего старший умудрился рассмотреть кусачки.
«Кажется, я вовремя смылся!» — подумал старший, и ему почему-то пришла на ум поговорка — «главное в профессии вора — вовремя смыться!»
Он забарабанил во входную дверь административного корпуса, в ту, что выходила на крыльцо, и ему сразу же открыли, в двери здесь был сделан «глазок», в который сразу же можно было увидеть стучавшего.
Оставшиеся в БУРе надзиратели приготовили было пистолеты к бою, но майор наорал на них:
— Ненормальные! Нам выгодно, чтобы нас взяли в заложники, тогда Дарзиньш уйдет в отставку.
И он забрал пистолеты у всех своих сторонников, чтобы сдаться восставшим и добровольно пойти в заложники.
Лучше бы он этого не делал.
Группа захвата действовала молниеносно. Правда, все ее действия были бы обречены на провал, если бы их встретил плотный огонь из пистолетов, восставших можно было перестрелять за несколько минут, пока они пробирались через три ряда колючей проволоки.
Но пистолеты были уже у майора, который ждал бунтарей, чтобы объявить им о своем сговоре с «князем» зоны.
Пока бунтари перекусывали проволоку кусачками, специально изготовленными для бунта, майор еще мог предполагать, что восставшие примут его условия.
Но когда они ворвались в БУР и майор добровольно вручил им все пистолеты надзирателей, иллюзии его мгновенно испарились.
Вожак группы захвата БУРа быстро раздал пистолеты и первым, подав сигнал, ударил рукояткой пистолета майора так, что тот мгновенно «вырубился».
То же самое проделали с остальными надзирателями его напарники и подельники, расправившись с ними точно таким же способом.
Связав лежащих без памяти надзирателей и майора, бунтари первым делом открыли все камеры и выпустили узников на свободу. Специально для них, чтобы восстановить их угасающие в невыносимых условиях БУРа силы, принесли немного спирта и еды из уже захваченной кухни, где были конфискованы все припасы.
Хлебнувшие спирта и закусившие узники, узрев своих мучителей в беспомощном состоянии, набросились на них и стали терзать.
Особенно свирепствовал Колян, каждую ночь придумывавший для своих мучителей смертную казнь все страшнее и страшнее. И вот теперь он мог претворить свои фантазии в реальность.
Но жажда немедленной мести захлестнула его неимоверные фантазии, и он просто взял острый нож и перерезал всем надзирателям глотки.
Никто из группы захвата не успел его остановить. Им удалось спасти от его мщения только майора.
— Оставь одного, чтобы можно было показать «крикушнику»! — перехватил Коляна вожак группы, когда он с остановившимися от вида крови глазами и раздувшимися от ее запаха ноздрями подходил к майору.
Колян серьезно поразмышлял над словами «кента», а потом благодушно изрек:
— Показать можно! Только после этого я все равно ему перережу глотку, мне нужно уходить из зоны, чем быстрее я «слиняю» отседова, тем будет лучше. Пошли к «крикушнику» показывать «кума» «хозяину». Пусть подгонит нам к воротам вертолет и приготовит «ружья» или «зелени». Будем уходить!
— Заметано! — одобрил его «кент», вожак группы захвата, которую он и согласился возглавить, чтобы выручить своего «кореша» из БУРа, где его ждала неминуемая смерть.
Загнанный в угол хищник защищается с отчаянием обреченного и рвет любого, до кого ему удается дотянуться.
«Жестокость и страх пожимают руки друг другу», — по мнению Бальзака.
Майора потащили к административному корпусу.
Тем временем пацаны, столь изобретательно просверлившие стену «швейки», влекомые жаждой секса и обладания женским телом, проявили изобретательность и на этот раз.
Из механического цеха они утащили на тележке два больших баллона для сварки: в одном из них был ацетилен, в другом — водород. Прикрепив эти баллоны к стене «швейки» в том месте, где, некоторые из них хорошо помнили, был всего лишь склад материалов и готовой продукции, пацаны решили их взорвать.
Привязав просмоленную нитку, длинную и прочную, к краникам баллонов, они открыли оба краника и, подождав, пока вытечет немного адской смеси, подожгли длинную просмоленную нить.
Огонь весело побежал в указанном направлении по нитке, и вскоре прогремел взрыв, который по-настоящему убедил администрацию, что бунт вспыхнул, пороховая бочка сдерживаемой ненависти взорвалась.
Взрыв баллонов проломил стенку «швейки» с необычайной легкостью, неимоверно испугав уголовниц, которые подняли такой визг, крик и хай, что в административном корпусе решили было, что бедных женщин уже насилуют.
Но насилия там не потребовалось. Когда зечки увидели, как из облака пыли, поднятого взрывом, один за другим появляются молодые и ладные парни с горящими от возбуждения и желания глазами, испуг сразу превратился в обеспокоенность, что на всех дам парней не хватит.
И каждая поспешила схватить первого понравившегося ей парня и прижать поскорее его руку к детородному месту, которое уже стало отвыкать от крепкой мужской руки.
Еще не улеглась пыль, вызванная взрывом, как уже множество пар слились в любовном экстазе кто на чем попало, в основном, на разметанных взрывом рулонах материи, из которой шили рукавицы. Ну, а кому не хватило мягкой подстилки, использовали другие позы, лежа на столах рядом со швейными машинками.
Игорь Васильев впервые в жизни столкнулся с бунтом, поэтому для него все носило скорее познавательный интерес, так как он был в безопасности. А Лена тоже была в безопасности, да и административный корпус был в полной безопасности, потому что здесь не было предателя майора, готового ради своих корыстных интересов продать товарищей, нарушить данную закону клятву.
Но сил хватало лишь защитить административный корпус от атаки вооруженных уже не только ножами и заточками зеков. Почему-то задерживались бронетранспортеры с солдатами, экипированными бронежилетами и пластиковыми щитами, способными навести порядок в восставшей зоне строгого режима.
Причина их задержки была проста и оказалась возможна при обычных разгильдяйстве и бесхозяйственности: ответственный за бронежилеты потерял ключ от склада и бегал, разыскивая заведующего складом, у которого были вторые ключи, до тех пор, пока кому-то, не дураку, пришло в голову сбить замок и раздать бронежилеты, выставив потом на охрану почти опустевшего склада часового.
Братва приволокла майора к зданию «крикушника» и привязала его к тому самому столбу, к которому обычно привязывали беглецов и провинившихся в зоне, к этому «позорному» столбу, что, как в прошлом виселица на базарной площади, напоминал о вечном произволе властей.