Хейген и Майкл переглянулись. Об этом не знали даже они. А дон, с его консерватизмом в вопросах семьи и нравственности, естественно, не мог хорошо отнестись к новым пристрастиям сына. Надо же быть таким идиотом, чтобы затащить в постель двух баб сразу!
Майкл поднялся из-за стола, давая понять, что тема исчерпана и разговор окончен.
— Завтра я возвращаюсь в Нью-Йорк, — сказал он Грину. — Подумай пока, прикинь цену.
Моу Грин чуть не подскочил:
— Ах ты, сукин сын! Решил, что уже от меня отбрехался? Да я сам полечу в Нью-Йорк и сам потолкую с доном. Не он мне, а я ему буду диктовать условия.
Фредди беспокойно заерзал на стуле.
— Может, пусть Том Хейген поговорит с отцом? Ты же советник Семьи, Том, — попросил он озабоченно. — Посоветуй дону ничего не менять здесь.
Тогда Майкл круто обернулся и посмотрел на обоих — Моу Грина и своего старшего брата — леденящим гневным взглядом, став на минуту подлинным Корлеоне.
— Отец в значительной степени отошел от дел, — сказал он до ужаса холодным тоном. — Теперь семейный бизнес возглавляю я. Я снял Тома Хейгена с поста советника. Он будет представлять интересы Семьи Корлеоне здесь, в Лас-Вегасе. Через пару месяцев он окончательно переберется жить сюда и начнет оформление наших дел с юридических позиций. Поэтому, если у вас есть что сказать дону, можете сказать мне.
Повисло молчание. Майкл продолжил почти официально:
— Ты, Фредди, мой старший брат, я очень уважаю тебя и очень прошу — никогда не становись больше на сторону противников нашей Семьи. Я не стану рассказывать дону о сегодняшнем инциденте, — потом он обернулся к Моу Грину — А тебе хочу посоветовать не бросаться оскорблениями, особенно в адрес тех, кто идет тебе навстречу. Лучше бы ты направил свою энергию на приведение в порядок казино. Семья Корлеоне немало вложила в твое предприятие, но не получает от этого никаких дивидентов. Тем не менее не я оскорблял тебя сегодня и не я высказывал обвинения. Напротив, тебе протянули руку помощи, но если ты считаешь возможным плюнуть в протянутую тебе руку, — что ж, дело хозяйское. Мне больше нечего добавить, — и он знаком показал, что оба могут быть свободны. Хейген подошел к двери и распахнул ее. Моу Грин и Фредди, не прощаясь, присмиревшие, вышли из номера.
Время было далеко за полночь.
Утром Моу Грин передал через Фредди окончательное решение — не вести переговоров о продаже акций ни на каких условиях.
Майкл Корлеоне спокойно повел плечом и не стал обсуждать его отказ.
— Я хотел бы до отъезда повидаться с Нино Валенти, — сказал он Фредди. Они прошли в номер, где Нино лежал в постели под присмотром бдительной сиделки. Майкл был потрясен: из цветущего и крепкого молодого мужика Нино превратился в жалкую развалину. Глаза ввалились, губы обмякли, в лице не осталось ни тени надежды или стремления жить. Только улыбка напоминала прежнего озорного и веселого Нино.
Пока доктор Сегал в очередной раз осматривал больного, задернув портьеру, Майкл спросил у Джонни Фонтейна, который завтракал рядом, в гостиной:
— Что с ним стряслось?
— Совсем расклеился, — мрачно ответил Джонни. — Док велит отправить его в психушку. Говорит, что он нарочно спивается и хочет свести счеты с жизнью. Представляешь, Майкл? Деньги, женщины, работа — все само идет в руки. На одной картине пятьдесят косых отломилось. А ему по деревне. Пьет по-черному — и гори все синим пламенем…
— Рад видеть тебя, Нино, — сказал Майкл, когда доктор впустил его в спальню. Майкл присел на край постели и потрепал Нино по плечу: — Дон часто вспоминает о тебе. Что передать ему?
— Скажи, что я умираю, — улыбнулся Нино своей широкой добродушной улыбкой. — Скажи дону, что шоу-бизнес куда опаснее, чем экспорт оливкового масла. Пусть знает.
— Да ты поправишься, — возразил Майкл, — не дури, Нино. Надо только знать, что нужно сделать. Мы все для тебя сделаем.
— Да что уж тут сделаешь? — ответил Нино. — Ничего. Ровным счетом ничего, — и покачал головой.
Майкл посидел с ним еще пару минут и ушел, расстроенный. Фредо сам проводил брата и его сопровождающих в аэропорт. Но дожидаться отлета рейса не стал.
Поднимаясь по трапу в самолет следом за Томом Хейгеном, Майкл спросил у Альберта Нери, который шел рядом:
— Ну как, запомнил Моу Грина?
Альберт Нери постучал себя согнутым пальцем по лбу:
— Сфотографировал, проявил и сложил в архив на полочку. Это надежно.
Сидя в самолетном кресле по пути домой, в Нью-Йорк, Майкл очень хотел расслабиться и вздремнуть, хоть ненадолго, но напряжение не отпускало его. Наступал самый трудный период в его жизни, может быть, роковой. И теперь уже ничего нельзя было поделать: камень покатился с горы. Отступить значило проиграть, а на это он не имел права.
На прошлой неделе дон официально объявил доверенным и всей верхушке Семьи, что удаляется от дел и передает их Майклу. Это было сигналом к началу действий. Час пробил.
С тех пор, как он вернулся домой из сицилийской ссылки, прошло три года. Два года назад они с Кей поженились. Майкл не терял времени даром: все три года он посвятил изучению семейных дел. Его вводили в курс сам дон и Том Хейген. Раньше Майкл даже представить себе не мог масштаба богатства и могущества клана Корлеоне. Семья владела баснословно дорогой землей в самом центре Нью-Йорка, целыми кварталами, отданными под небоскребы, и самими небоскребами, вмещавшими множество административных учреждений, банки, универмаги. Разветвленная система казино, не считая еще более сложную систему подпольных игорных домов, являлась монопольным достоянием их империи. А кроме того, бессчетные акции всевозможных корпораций на Лонг-Айленд и промышленных фирм на Уолл-стрит.
Знакомясь подробно с развитием семейной державы, Майкл открывал для себя совсем уж неожиданные вещи. Например, он узнал, что вскоре после окончания войны Корлеоне покровительствовали шайке мошенников, занимавшейся подделкой и сбытом грамм-пластинок. С дисков популярных исполнителей изготавливались матрицы, фирменные пакеты копировались с такой точностью, что, наверное, сами владельцы не смогли бы отличить, и все это продавалось под шумок, принося изрядные доходы, тем более, что музыканты-исполнители никаких гонораров, естественно, не получали. Оказалось, что любимец дона Джонни Фонтейн тоже пострадал, сам того не ведая, на этих махинациях, потому что долгое время — до того, как потерял голос — очень котировался у меломанов и любителей эстрады.
«Интересно, — подумал Майкл, — как же дон позволял кому-то обделять своего крестника?» Он даже полюбопытствовал у Тома Хейгена, но Том отнесся к вопросу философски. Бизнес это бизнес, надо уметь извлекать выгоду, если сама в руки идет. К тому же Джонни как раз в это время развелся с женой и был в опале у дона.
А куда потом делись музыкальные жулики? Почему прекратили свои операции? Фирма граммзаписи вычислила их или полиция поймала? «Нет, все кончилось ничьей», — объяснил Том Хейген. Просто дон лишил их своего покровительства, и они вынуждены были прикрыть лавочку. «Почти сразу после свадьбы Конни», — добавил он.
Вообще подобная схема действовала достаточно регулярно: дон отворачивался от провинившихся или неблагодарных, и их процветающее дело сейчас же чахло, как неполитый огород. Или, наоборот, дон выручал своих приспешников из беды, частично созданной его же руками, или, во всяком случае, с его ведома и согласия.
Майкл продолжал размышлять об этом, подлетая к аэропорту Нью-Йорка. Наверное, Кей уже выехала навстречу ему. Их свадьба состоялась в ее родном городке по обычаю, принятому у здешних обитателей, — тихая свадьба, на которой присутствовали только родители да несколько близких друзей. В Новой Англии не любят пышных брачных обрядов.
Поселившись в доме на Лонг-Бич, Кей легко и быстро сошлась со старшими Корлеоне, чем очень удивила Майкла. Да и вообще она приняла здешний быт на редкость спокойно, будто всю жизнь провела в среде итальянских выходцев, и даже забеременела почти сразу, как добропорядочная сицилийка. То, что первым ребенком оказался сын, еще больше укрепило позиции Кей в доме Корлеоне и в глазах родителей Майкла. Сейчас она ждала уже второго малыша. Но это не мешало ей самой приезжать в аэропорт — в сопровождении охранника, разумеется. Она всегда старалась приблизить час их встречи, хоть ненадолго, потому что чувствовала себя счастливой лишь когда Майкл был рядом. Сам он тоже всегда заранее предвкушал радость встречи с женой и с домом. Но сегодня Майклу очень хотелось бы оттянуть миг прилета. Потому что, вернувшись домой, он сразу должен был принять на себя всю державу Корлеоне, приступить к исполнению обязанностей, которым обучался все три года, взяться за дело, которое терпеливо дожидалось его уже три долгих года. Словом, он вступал в новый этап своей жизни, и последний шаг перед этим давался ему с трудом.
