— Отличная посудина. На ней можно куда угодно плавать. По всему озеру.
— А что там делать?
— Рыбу ловить. И вообще все, что хочешь. — Посмотрев на Нэнси, Боб-младший добавил: — Могу и тебя как-нибудь покатать.
— Когда? — спросила Нэнси. Нужно было ковать железо, пока горячо.
В первый раз Бобу пришлось поднять мотор и подойти на веслах почти к самому берегу, потому что Нэнси не знала, как выглядит его катер. Потом Нэнси стала с удовольствием добираться до него вплавь. Бобу нравилось смотреть, как она уверенными движениями гребет к катеру, но еще больше нравилось вытаскивать ее сверкающее от воды тело на борт. Поднимал он ее легко, при этом мышцы его живота и плеч эффектно напрягались и перекатывались под кожей.
Боб становился за штурвал и давал полный газ. Нэнси вытягивалась в пластиковом шезлонге на палубе и наслаждалась солнцем и ветром под рев девяноста пяти лошадиных сил, ощущая на себе взгляды Боба. Мысленно она потешалась над ним, подолгу молчала и даже дремала. Будет ему о чем вспомнить, когда он вернется домой, к своей уроженке Холдена и двум мальчикам — восьми и шести лет.
Во время третьей поездки она разыграла перед ним спектакль, который он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Пока Боб, увлекшись маневрированием в одной из бухт озера, перестал косить глаза в ее сторону, она быстро сняла лифчик, снова откинулась назад и, как ни в чем не бывало, закрыла глаза.
Конечно, она с удовольствием бы посмотрела на его физиономию, когда он обернется, но для большего эффекта пришлось этим пожертвовать. Сыграть все нужно как по нотам: закрытые глаза, расслабленная поза, в общем, сама естественность и невинность. Наконец случилось то, что должно было случиться: мотор затих и в тишине послышался звук шагов Боба по палубе.
— Эй, на корме! Ты, случайно, ничего не потеряла?
Она открыла глаза и покачала головой:
— Не-а.
— Я, конечно, слышал, что бывают такие купальники — топлес, но, честно говоря…
Он остановился прямо перед Нэнси и положил руку на край шезлонга, а потом самым, как ему казалось, чувственным голосом произнес:
— Между прочим, если на теле не останется незагорелых мест, то ведь и загар не будет так заметен, а?
— Ну и что! Я хочу до конца лета загореть целиком.
— Целиком так целиком. Не волнуйся, здесь тебя никто не увидит.
— Не знаю. Я немного стесняюсь.
— Кого стесняться-то? Тут никого нет.
— А ты?
— Я? Черт, неужели ты думаешь, что я до сих пор не видел голой девчонки?
— Видел, конечно, — кивнула Нэнси. — Свою жену.
Боб-младший рассмеялся.
— Уверяю тебя, и кроме нее я еще кое-кого в жизни повидал. Так что можешь загорать, как тебе хочется. — Это было сказано вполне серьезным тоном.
— Я, пожалуй… — Нэнси замялась. — Просто я еще, наверное, недостаточно хорошо тебя знаю.
Она скромно, почти застенчиво улыбнулась. Потом снова закрыла глаза и, чуть повернувшись, положила голову на алюминиевый поручень, предоставив Бобу возможность разглядеть ее в профиль — от носа до пупка.
Когда прошла минута, она уже точно знала: Боб не станет ее лапать. Он на такой риск не пойдет. Прямо перед ним находится сейчас нечто такое, о чем он раньше и мечтать не мог. И все же осторожность победила в нем инстинкты. Он бы не простил себе, если бы излишним напором испортил то, что так удачно начиналось.
Потом они вместе искупались, нырнув в озеро прямо с борта, а на обратном пути Боб-младший поинтересовался, не хочет ли Нэнси завтра повторить прогулку. Нэнси отказалась под тем предлогом, что весь день будет ждать звонка от Рея. В течение нескольких следующих дней она избегала общения с Бобом, и, как только его катер подплывал поближе к берегу возле дома, она уходила с террасы внутрь. Боб-младший закладывал пару лихих виражей и убирался восвояси, не получив приглашения заглянуть в гости.
На следующей неделе Нэнси увидела его пикап у светофора на окраине Женева-Бич и застала Боба врасплох, неожиданно вскочив на подножку и погладив его по плечу. Выражение испуга, на миг появившееся на лице Боба, тотчас же сменилось довольной, до идиотизма искренней улыбкой.
— Где же ты была все это время, прекрасная незнакомка?
Они условились встретиться завтра, и на следующий день Боб, довольный собой и жизнью, снова повез Нэнси кататься по озеру. Прикуривая одну сигарету от другой, он рассказывал ей, как называются и какую погоду предвещают те или иные облака, показывал разные ориентиры на берегу, по которым можно выбрать кратчайший путь, и не переставал расхваливать свой катер — особенно его маневренность и легкость в управлении.
— Знаешь, — сказал он наконец, заглушив мотор, — я еще в жизни не встречал такой девушки, как ты.
— Тебе это только кажется, — отмахнулась Нэнси.
— Ничего себе — кажется. Уж я-то знаю, что говорю.
— Возможно, просто я понимаю тебя лучше, чем твоя жена… — сказала Нэнси, а про себя подумала: «Сейчас он скажет…»
— Странно, что ты сама об этом говоришь. Так оно на самом деле и есть.
— А я еще никогда не встречала такого мужчины, как ты, — заявила вдруг Нэнси.
Боб Роджерс-младший щелчком пальца отправил за борт очередной окурок и, пристально посмотрев на Нэнси, спросил:
— Сегодня будешь загорать без лифчика?
— Сегодня нет.
— Почему же?
— Что-то прохладно.
— Прохладно! Да ты что! Сегодня тридцать градусов!
— Не знаю, — пожала плечами Нэнси. — Меня что-то знобит. Наверное, простудилась немного. У тебя найдется свитер?
На обратном пути они в основном молчали. Боб поглядывал на Нэнси, сидевшую, как обычно, на корме в его фланелевой рубахе — слишком просторной для нее. Время от времени она ласково, но сдержанно улыбалась, давая понять, что если уж ему так ее хочется, то придется совершить нечто большее, чем прокатить пару раз на катере. Ясно тебе, деревенщина?
И вот теперь, когда Боб по-прежнему терялся в догадках, чего же ждет от него эта женщина, Нэнси избрала для себя другой, более интересный, с ее точки зрения, объект для развлечений, а может быть, и компаньона в одном очень важном деле.
Она прекрасно помнила тот момент, когда впервые увидела Райана, подошедшего к машине Рея и не упустившего случая эффектно поиграть мышцами и произвести на нее впечатление. Во Флориде она была знакома с несколькими парнями, которых можно было отнести к собирательному типу Джек Райан. Она вполне могла представить, как он причесывает волосы, как смотрится в зеркало, как открывает на кухне банку пива: загорелый, с не слишком массивными, но рельефными мускулами, стройный, знающий себе цену. Он даже двигается в слегка замедленном темпе, словно любуясь собой.
Но было в этом парне что-то еще, помимо вполне объяснимой при его внешних данных склонности к позерству и криминальных фактов его биографии — сопротивление при аресте, проникновение в чужое жилище, кража со взломом и то, что он натворил с бригадиром. Нет, что-то большее. Нэнси еще не сформулировала для себя, какие чувства она испытывает к этому парню. Это были не обычные, сексуально окрашенные чувства девчонки к парню, которые моментальной вспышкой проскакивают между ними, позволяя увидеть друг в друге вероятных партнеров. Нет, здесь было что-то иное, четкое и рациональное: буквально в несколько секунд Нэнси вдруг поняла, что именно Джек Райан или пусть другой человек, но такого же типа поможет ей выбраться из той жизненной западни, в которую она угодила.
Эта мысль пришла ей в голову сразу же, как только она увидела Джека Райана в лагере сезонных рабочих. Сначала она даже испугалась масштабности своих мстительных замыслов, касающихся Рея Ритчи. Но чем больше она о них думала, тем больше они ей нравились. Это был потрясающий план: во-первых, возможность выйти из надоевшей игры, во-вторых, месть тому, кто дал ей понять, что она в этой партии — всего лишь пешка. Проблема заключалась в одном: все зависело от согласия Райана. Нельзя было забывать о том, что он вроде бы собирался уехать из Женева-Бич, и к тому же вовсе не факт, что возникший в ее воображении лихой и рисковый парень на самом деле таков. Впрочем, что-то подсказывало Нэнси, что если у Райана будет повод не уезжать отсюда, если он на самом деле захочет остаться, — то он останется. Торопиться ему особо некуда.
Ну а если такого повода нет, то она должна его дать. Что не так-то и трудно. Ну а потом проверить, на что он на самом деле способен.
«Надо же, — подумала Нэнси, — я сама это все придумала, а теперь успех дела зависит от того, хватит ли у Джека Райана воли и азарта».
Вот со всем этим и надо было разобраться.
— Эй, приятель, если ты не слишком торопишься, не выпьешь ли со мной пива? — обратился мистер Маджестик к парню, сидевшему за стойкой бара через три табурета от него. Чтобы тот понял, что предложение относится именно к нему, мистеру Маджестику пришлось повернуться всем телом, воспользовавшись вращающимся табуретом.
