«Дудки…. Накоси — выкуси! — означал этот твердый взгляд. — Больше вы меня не заполучите…»
Вот как? Светлова задумчиво потерла виски, пристально разглядывая поросенка.
Что бы это могло означать? Свин явно привык к свободе, одичал. Для этого требуется время. Значит, хозяина в этом доме нет уже довольно давно?
Он ушел, исчез — или что там еще? — притом какое-то время назад.
На все Анины вопросы жители Ковды пожимали плечами и смотрели на нее по-прежнему, долгим и странным взглядом. Взглядом, в котором была заключена вековая тайна, связывающая их с этими дремучими сырыми лесами, глубокими озерами, топким непроходимым болотом. «Ну на нет — и суда нет. Спасибо, хоть больше не душат!» — благодарно думала Светлова, познакомившаяся с «косицей» ядреной девки Тимофеевны.
* * *
Как все горожане, крайне сентиментально относящиеся к животным, Светлова принесла свину поесть.
Но на хлеб хрюшка посмотрела равнодушно. Правда, явно оценила тягу Светловой к общению.
"Так… Что мы знаем об этих животных? — рассуждала Анна, задумчиво разжевывая хлебный ломтик, отвергнутый с такими высокомерием свином. — Говорят, например, что это очень близкое человеку существо. И не только по косвенным признакам.
То есть в том смысле, насколько много в самом человеке свинства! Но по вполне объективным. Например, самые подходящие — родственные! — органы для трансплантации — это органы свиньи…"
Животное неодобрительно хрюкнуло, словно прочитало Анины мысли — не понравившиеся ему! — о трансплантации.
Вот, мол, мало того, что веками использовали нас для эскалопов, так теперь еще додумались и для трансплантации тоже!
Свин хрюкнул — и отвернулся. И в гордой, с упитанным брюшком, свинской фигуре его сквозило такое неприкрытое торжество… Просто памятник на ВДНХа, в бронзе отлитый, — ни больше ни меньше… Мол, уж меня-то вы точно не заполучите! Ни для эскалопов, ни для чего-либо другого…
— А чего ты такой упитанный? — задумчиво поинтересовалась Аня. — Не боишься? Я имею в виду, не боишься выглядеть таким аппетитным? Слыхал ты, может быть, легенду о древних китайцах Хо-Ти и Бо-Бо? Великие древние китайцы! Они впервые в истории человечества приготовили блюдо под названием «жареный поросенок»! Как-нибудь я расскажу тебе эту легенду…
Свин презрительно хрюкнул и неожиданно двинулся со двора.
Это было похоже на приглашение.
И Светлова, будто загипнотизированная, потянулась за ним.
Упитанный и умный, он трусил чуть впереди, а Светлова шла неторопливо, но неотступно следом.
Раскраска далматинца и некоторая странная для свиньи отзывчивость и контактность удивительным образом роднили пятнистое существо с собакой.
Ну, да! Именно такая, почти телепатическая связь — когда понимают не только слова, а даже мысли, не произнесенные вслух! — бывает у человека с собакой…
«В общем, может быть, это просто случайность эволюции, что человек приручил и одомашнил волка, — рассуждала Светлова, — а не, скажем, кабана… Ручная домашняя свинья.., какая прелесть».
А ведь и шерсти в доме было бы меньше.
Но так или не так это… А то, что далматинец из николаевского свинарника явно не отвык от человека, было очевидным. Все его поведение говорило об этом.
Поросенок сначала спрятался в сарае… Замаскировался там, как снайпер на передовой. Затаился.
И правильно сделал! Ведь, как говорится, бдительность излишней не бывает. Кому же хочется стать эскалопом? К тому же, судя по куриным перышкам, тех, кто не предпринял соответствующих мер предосторожности, участь постигла довольно печальная.
А потом, когда Светлова, не заметив свина, собралась уходить, он вышел! Явил тельце, свинское, упитанное, яркому свету. Стало быть, тяга к общению была не только у Анны.
Да, пожалуй, что так. Он вел себя, как собака, хозяин которой исчез. А привычка и интерес к людям у свина сохранились.
* * *
Между тем, топоча копытцами по тропиночке, пробитой в высокой траве, краем безбрежного поля, свин привел Светлову — ну ни дать ни взять прогулка с песиком! — к лесочку.
Лес не лес, а точнее, роща. Собрание деревьев, стоящих купно и отдельно.
Над ними кружилась стая черных птиц.
Возможно, это были вороны. А возможно, и нет.
Ничего определенно Светлова знать не могла. Пребывание в Ковде прибавляло ей, разумеется — и очень споро! — знаний о природе. Но все-таки их было все еще по-прежнему недостаточно. К натуралистам же Анюта явно никогда не относилась.
По мере приближения к роще этой пары — лжедалматинца и Светловой — пернатые неохотно, но все-таки разлетались.
* * *
Наконец они вступили под, что называется, благодатную сень рощицы. А точнее, это была дубрава.
Да какая!
Неохватные деревья. Могучие кроны. Поблескивающая, посверкивающая и хрустящая от обилия желудей земля была попросту усыпана ими. Поверхность под деревьями казалась почти лакированной, так их было много.
— Свин тут же принялся за трапезу.
Вот и ответ, отчего ты такой упитанный. Спросила — объяснил! Молодец, хрюшка, соображаешь!
Схватываешь, можно сказать, на лету.
Понятно, почему хлебушек тебе мой был ни к чему. И правда, зачем скромные мои подношения?
Поросенок целеустремленно кормился, а Светлова оглядывалась по сторонам… Притоптанная, примятая трава, засохший веночек, зацепившийся за ветку…
Здесь явно бывали люди. Что они здесь делали?
Отдыхали? Выезжали на пикники, гулянья?..
Между тем птицы, потревоженные появлением Анны и разлетевшиеся было, потихоньку собирались и опять подтягивались к дубраве: что-то словно притягивало их туда, как магнитом.
Они кружили над дубами, явно недовольные тем, что их спугнули, в их стремлении вернуться сюда было что-то решительное и неприятное.
Аня задрала голову наверх, невольно все-таки прикрыв ее руками.
Только Хичкока тут и не хватало.
«Однажды в Кисловодском парке, — вспомнила Светлова, — такая же сумасшедшая ворона спикировала мне на голову».
Теперь она смотрела наверх, но понимала, что ее голова в данном случае стаю совершенно не интересовала: в этой роще у них были дела явно поважнее и поинтереснее.
Прямо над ее головой, на толстой ветке могучего дуба, под которым свин жевал свои питательные желуди, висел холщовый мешок солидного размера, солидного — значит такого, в котором запросто могла поместиться свиная туша.
Или человеческое тело…
Именно этот предмет и был объектом вожделения птичьей стаи!
Мешок был изрядно исклеван и…
Светлова чуть не поперхнулась.
Из него свешивалась человеческая нога.
В мужском ботинке.
* * *
А свин-то хорош! Ведь привел прямо к хозяину!
И сразу — без всяких признаков скорби — равнодушно принялся за еду. Жует себе! Впрочем, вполне согласуется с народной традицией пить и закусывать на кладбище.
Чистый лунный свет проникал в комнатенку. Светлова вертелась на кровати, отчаявшись заснуть.
Все мысли ее были о том, что она увидела в роще.
Почему она решила, что это способ казни?
Зачем же, как говорится, так, сразу?
Но, возможно, это вовсе и не казнь?
А возможно… Возможно…
Ну, не хочет ей никто в Ковде ничего объяснять!
И Елизавета уклоняется… Явно что-то знает — и уклоняется!
Тишина за окном стояла такая, что слышен малейший шорох ветки и скрип песка под подошвой ботинка.
Аня выглянула в окно. Низенькая, плотная, уже знакомая фигура учителя труда, «язычника» Воробьева шустро двигалась по пустынной, залитой лунным светом деревенской улице в направлении — и представить трудно — священной заповедной дубовой рощи. Той самой, где гражданин Николаев был подвешен на суку, судя по всему, тоже священного дуба…
Это было, разумеется, самой настоящей авантюрой. Ну что ж… Такова, видно, ее судьба! И Светлова, кляня свою явно аномальную любознательность, скоренько натянула джинсы и куртку. Осторожно, чтобы не скрипнуть, отперла дверь и тоже вышла на улицу.
Что ж такое? Уж не секта ли какая? Не сатанисты ли, часом?
Осторожно, вслед за Воробьевым, Анна приблизилась к заповедной роще.
Почти полная луна волшебным светом заливала все вокруг у подвешенного на могучем дубе трупа.
Спрятавшись за деревом, из своего укрытия Анна хорошо видела явно колдующего «язычника» Воробьева.
На свою обычную одежду он накинул какое-то подобие тоги. И, надо сказать, складки придавали его невзрачному силуэту некоторую внушительность и даже грозность!
— Я плачу долги. Насыщайтесь моей плотью! — взывал Воробьев. — Идите сюда, голодные демоны!
На этом пиру плоть моя превратится в самые лакомые яства для вас. Вот плодородные нивы, зеленые леса, цветущие сады, пища чистая и кровавая, вот одежды, целебные лекарства…Берите, вкушайте!
Это были, конечно, слова ритуальных заклинаний!
