Эти первые крупицы правдивых показаний свидетелей убедили следователей, что нужно найти подходы ко всем, кто в той или иной степени был замешан в Этой истории, убедить людей помочь правосудию, установлению истины, несмотря ни на какое влияние со стороны семьи Марчуков, нежелание подводить своих друзей и знакомых.
Такой путь оказался верным, ибо он привел к расширению круга свидетелей. Стало известно, что Валентина Марчук на другой день после убийства встречалась со своим первым мужем и сказала ему, что Иван во время ссоры с Собиным убил его.
— Да, такой разговор между нами состоялся, — подтвердил свидетель, ранее следствию не известный. — Валентина очень переживала, что Ивана осудят и она останется одна.
Вот так по крупицам собирали следователи новые доказательства вины Ивана Марчука в совершении убийства, часто действуя только интуитивно. Великое дело — интуиция следователя. Это и определенные способности, дарованные природой, и знание психологии, и вырабатываемый практикой опыт, позволяющий по малейшим штрихам в поведении допрашиваемого подметить фальшь, уловить брошенную вскользь фразу и почти мгновенно проанализировать ту информацию, которая накапливалась в подсознании ранее.
Такой информации можно придать форму той единственной версии, которая приведет к раскрытию преступления, а иногда в считанные минуты облечь ее в вопрос, правильная постановка которого позволит следователю услышать правду от человека, ранее скрывавшего ее. Именно так и получилось при допросе все той же Полины Орлик.
Анализ показаний Марии Марчук и ее сына, после того как Ивана заключили под стражу, давал основания полагать, что обвиняемый неизвестным следствию путем, находясь в камере предварительного заключения, получал информацию о деле извне. Его пояснения по отдельным деталям поразительно совпадали с теми, которые давали его жена и мать. Как это удавалось Марчуку, было не понятно.
И вдруг удача. Рассказывая па одном из допросов о своей жизни, о друзьях и знакомых, Полина назвала имя Сергея Путимцева, с которым поддерживала близкие отношения в течение нескольких лет..Допрашивающий ее следователь вспомнил, что при проведении следственных действий в камере предварительного заключения отдела милиции обвиняемых приводил к нему на допрос симпатичный, высокого роста парень лет тридцати.
— Старший сержант Путимцев, — докладывал он, — арестованного доставил, — и, отдав честь, уходил.
— Где работает Сергей? — Орлик смутилась. — Где? Ведь вы солгали не единожды, — объяснил ей следователь. — В милиции,— еле выдавила из себя Орлик. — Неужели факт его работы в милиции, а конкретней дежурным по КПЗ, нужно скрывать от следствия?— новый вопрос еще больше смутил допрашиваемую.
— Я не знаю. Я не думала, что это вам нужно. И вообще, он же не имеет отношения к Марчукам.
Нет. Далеко не все так просто в твоем поведении, думал следователь, внимательно наблюдавший за приходившей все в большее смущение Полиной.
— Скажите, Орлик, вы просили Сергея передавать что-либо арестованному Марчуку?
Женщина растерянна. Нервно подрагивают руки, с трудом отрывает глаза от пола, куда смотрит упорно, стараясь как бы отвернуться от следователя.
— Так да или нет? — Да..! — Что передавали?—За-пи... Записки.— Почему не рассказали об этом раньше? — Орлик поднимает голову. — Понимаете, сразу про это не спрашивали, а потом Мария сказала, что знает от адвоката: меня посадят за то, что уже давала показания на суде, а там же меня предупредили, что буду нести ответственность за ложные показания.
Видно, что Орлик крайне испугана. Осознанно ли она дает правдивые показания или только вследствие психологического слома, вызванного неожиданными вопросами следователя. Сделать правильный вывод крайне важно. От этого зависит решение, которое нужно принять в сложившейся ситуации: вызывать Путимцева и, пользуясь состоянием Орлик, тут же провести между ними очную ставку или поступить по-другому и дать им возможность обсудить, как вести себя со следователем. Первый вариант — это выражение прямого недоверия молодой женщине. Сейчас или позже она поймет, что ей не верят. Будет ли она потом вести себя так же искренне? Кроме того, неизвестно, как поведет себя Путимцев.
Ведь женщина, с которой он близок, будет изобличать его в служебном проступке.
Ну а если поверить Орлик и поступить так, как она и не ожидает, на полном доверии. Предложить ей прийти на следующий день вместе с Сергеем и убедить его в том, что он должен говорить правду. Ведь в этом маленьком поединке во время допроса следователь должен добиться нравственной победы над тем, кто лгал раньше, и добиться ее так, чтобы последующее поведение свидетеля не зависело от воздействия лиц, заинтересованных в исходе дела.
— Полина, ты любишь Сергея? — Да, и очень. — Скажи, он честный парень? — Думаю, честный. — Тогда иди домой, переговори с ним и приходите вдвоем завтра. Сергей не должен ничего скрывать.
Глаза женщины оживают. Сколько в них благодарности.
— Вы не думайте. Я никогда не обману вас. Завтра мы придем, и Сергей все расскажет, только помогите ему и не наказывайте строго. Ведь это я его уговорила. Еле-еле. Он так не хотел. Вы уж поверьте.
Непростая это штука, принятие даже такого решения. Практика знает сотни случаев, когда доверие подобного рода заканчивалось поражением следователя. Но когда твой опыт, твоя интуиция говорят тебе, что не верить людям и всех считать плохими, — дело дрянное, поступай так, как подсказывают тебе твои совесть и сердце. Люди тебя не обманут.
Ночь прошла беспокойно, и облегчение и какая-то внутренняя расслабленность наступили только тогда, когда увидел их утром у двери кабинета: боящегося поднять глаза Сергея Путимцева и радостно улыбающуюся Полину Орлик.
— Передал Марчуку несколько записок. Конечно, я читал их.— Путимцев оживляется. — Вы, наверное, не в курсе, ведь я знал Ивана раньше, и в компаниях бывали вместе, и все прочее. Деда он не любил, жалел мать, когда она с Мишкой ссорилась. Часто говорил мне, что убил бы деда, если бы не пришлось отвечать. Ну а Мария, она еще тогда писала, что возьмет убийство деда на себя, да Иван не соглашался. Говорил, не переживет он, если мать за него в тюрьме сидеть будет.
Можно ли было с учетом новых показаний свидетелей считать, что Ивана Марчука следовало предать суду вновь? Наверное, да. Но оба следователя, которым поручили проведение дополнительного расследования, были убеждены: исчерпаны далеко не все возможности для сбора доказательств.
Вновь и вновь внимательно изучаются следственные документы, проводятся консультации со специалистами. Собину был нанесен всего один удар ножом, но он привел к поражению крупных артериальных сосудов. Последнее повлекло за собой сильное, почти фонтанирующее кровотечение. Но тогда одежда убийцы должна быть испачкана кровью потерпевшего.
Знакомые, родственники Ивана, его товарищи по работе подробно описывают одежду, которую носил Марчук в те годы. Найдены десятки снимков, где он был сфотографирован в такой одежде. Наконец, показаниями ряда свидетелей установлено, как и во что был одет Иван в день убийства. Но этой одежды нет. Она исчезла. Когда и почему? Марчук говорит, что не помнит.
На удивление быстро удалось отыскать кофту и платье Марии, которые были на ней в тот злополучный день. Тщательно изучили ее эксперты-биологи и нашли на ней незначительные пятна крови, но крови животных.
Никто из гостей Марчуков не может вспомнить, видели ли они на одежде Ивана следы крови после гибели Собина. Допрашиваются работники милиции, принимавшие участие в осмотре места происшествия. Интерес представляют лишь показания участкового, первым из должностных лиц появившегося в доме Марчуков. Он вспомнил, что когда спешил к Марчукам, то заметил возле соседнего подворья Ивана, разговаривавшего с соседом. С помощью участкового этого человека установили. Он сказал, что, услышав шум и крики во дворе соседей, вышел на улицу. Через несколько минут к нему подошел Марчук и на вопрос, что у них случилось, ответил: «Дед Мишка сам себя зарезал». Сосед посмотрел на лицо, на одежду Ивана, обратил внимание на кровоточащий порез на переносице и на обильные брызги крови на свитере.
— Ваня, а не ты ли его?
Марчук смутился, внимательно осмотрел свитер, вздохнул:
— Нет, что ты. Это я мертвого деда перетаскивал, вот и испачкался.
Это было ложью. Ни Марчук, ни другие лица не перетаскивали и даже не изменяли позу трупа. Первым это сделал судебно-медицинский эксперт.
Таким образом, выходило, что Марчук скрывал следы, изобличающие его в совершении преступления. Сумел он избавиться и от орудия преступления — ножа. Столовый нож, который подбросила Мария к трупу, никакого отношения к происшедшему не имел. Длина его лезвия равнялась двенадцати сантиметрам, а длина раневого канала у потерпевшего была на четыре сантиметра больше.
