побороть его и вернуться в аул. Мне нужно вперед. Завтра утром едем вперед.
– Куда вперед, Ислам? О чем ты говоришь? – спросил Андрей.
– Туда! – Ислам махнул рукой на восток. – Там судьба, я это знаю. Там я должен победить и освободиться!
– Ислам, тебя не просто понять, – в замешательстве проговорил Андрей. – Куда туда, кого ты там собрался побеждать? Как? Что ты говоришь?
– Я… я еще сам не знаю, но это шайтан, это черные псы, они ждут меня. Они ждали Славу, но он отказался от борьбы, они перехитрили его, он был вынужден сдаться, а я… Я никогда не сдамся, я буду сражаться с черными… – У Ислама перехватило дыхание. Он был так возбужден, что дрожал всем телом.
– Тиши, тише, Ислам, пойдем в дом, выпьем чаю, успокоишься. Мы еще не знаем, как нам добираться вперед, мы разработали приблизительный план…
– Я знаю! – воскликнул Ислам. – Я нашел машину, она завтра утром выезжает туда. Я сказал, что вы подойдете и все скажете, что у вас есть деньги…
– Ну, тут ты молодец, Ислам, – в сторону пробормотал Андрей.
– Она едет за золотом, и может взять нас с собой. Нужно идти сейчас, поговорить, водитель ждет вас, я ему сказал, что вы сейчас подойдете…
– Андрей? – Оксана удивленно смотрела на Ислама.
– За золотом? – переспросил Андрей.
– Идемте, прямо сейчас, идемте! – настаивал Ислам.
Это был грузовик, ЗИЛ с тентованным кузовом. Водитель был веселый мужичок, лет шестидесяти, весь пропахший маслом и бензином.
– Да не вопрос! – радостно кричал он. – Я всегда попутчиков беру. Деньги, они не лишние, да и так, на пустую лапу могу, лишь бы, не скучно было.
Ехал он в Бодайбо, на прииски.
– Только есть грех у моей малютки, – говорил он, гладя капот грузовика, – барахлит, старушка. Еду и боюсь, боюсь, но еду. Порой сутками приходится ждать помощи. Пока пришлют за мной. А парк не обновляют, вот так и живем мы с ней. А вроде как, на золоте сидим. Эх-ма! Но, сейчас, слава богу, погода, что надо, можно и переждать в пути. Главное на медведя не нарваться. – Мужичок расхохотался. – Кстати, Степаном меня зовут!
– На Бодайбо он сворачивает как раз перед Таксимо, – говорил Андрей Оксане, когда они лежали в постели, – это там, где пассажирский поезд час стоит, и это та самая треть пути.
– Я запомнила, Андрюша, – отозвалась Оксана. – Вот мы и тронемся вперед, как тебе не терпелось. Видишь, как все складывается?
– Да, милая, только я не могу понять, что у меня такое с головой произошло, когда я письмо Славы прослушал. Что-то снова меня ударило. И никакого ни логического, ни этого, черт меня побери, мистического, объяснения я отыскать не могу. Словно меня, как Ислама потянуло вперед, чтобы как можно скорее сразиться с этим, шайтаном, черным псом… чтобы освободиться? Но, я же иду к ней, итак иду, мы идем. И эта небольшая остановка не может так ударить в мозг.
– Может, это из-за Славы? Я тоже была шокирована… Да и до сих пор не могу прийти в себя. Ведь он, вслед за Машей обрек себя. Он? Что он сможет сделать? Ты думал об этом?
– Я только это и пытаюсь представить. Вернее, представить не могу. Если его не повяжут по пути, то в Волгодонске его тут же накроют. Ведь это бессмысленно!
– Любовь, – прошептала Оксана.
– Любовь, – повторил Андрей.
Оксана отвернулась от Андрея и несколько раз прокашлялась в подушку.
– Ты простудилась, маленькая? – спросил Андрей.
– Да нет, так… хотя, может на катере просквозило, ничего страшного.
– Нам бы лекарствами запастись. Впервые об этом подумал. Петра Ильича нет, никто об этом не напоминает.
– Да, ну, брось ты!
– Ну, хорошо.
– Ислама будто подменили, – вдруг произнесла Оксана. – Ты видел его взгляд? Какой-то бешеный! Боже, там целый букет! В его взгляде какая-то, – я даже не знаю, как это описать, как назвать, – и нечеловеческая радость… и страсть, и боль, и восторг! И… ненависть! Понимаешь, ненависть! Мне стало страшно, мне сейчас страшно. Он таким никогда не был. Это все после того, как я прочитала письмо Славы. Не на одного тебя оно странно подействовало. Для него это словно сигнал к чему-то. Я не понимаю, что он говорил про черных псов, про то, что ему нужно сразиться с шайтаном, со своим дядей. Я не раз это слышала, но я ничего не могла понять.
– Это все у него внутри, где-то глубоко внутри. Именно там он намерен себя освободить. Там он намерен сразиться. И ведь… он уверен в своей победе.
– Но его взгляд, Андрей, что это за взгляд? Ислам словно где-то не здесь…
– Возможно, так оно и есть. – Андрей обнял Оксану.
– Что ты говоришь?
– Он между мирами, – вкрадчиво произнес Андрей. – Это то, о чем говорил полковник, как-то вскользь. Мир, сквозящий через мир наш. Ислам рассказывал о том, что как-то видел этот мир, когда сидел в своей яме после того, как его избивали у столба, где-то далеко, сквозь тьму, через которую лежала дорога в тот мир, дорога, соединяющая наши миры. И вот между этими мирами он видел черных псов… Или шайтанов, я забыл, как он их называл. И эти шайтаны держат нас всех под контролем, на цепи, что нас здесь, в этом мире, что в остальных мирах. И Ислам должен сразиться со своим шайтаном, чтобы освободиться от цепей. А после вернуться свободным в свой аул и забрать свою любимую. Вот так.
– Красиво, – прошептала Оксана, – и страшно. Обними меня крепче…
1 апреля 1965 Че пишет прощальное письмо детям: «Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям. Будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире».
Весной 1965 Эрнесто Че Геваро негласно покидает Кубу.
Рано утром ЗИЛ с пассажирами на борту выехал из Северобайкальска. Андрей с Оксаной разместились в кабине. Ислам же забрался в кузов и категорически отказался меняться местами с Андреем на протяжении всего пути. Степан был полон решимости добраться до Бодайбо к ночи. Но, как только он заявил о своем намерении и повернул ключ зажигания, из-под капота раздались неприятные звуки, заставившие его вылезти из кабины и успокоить свою «старушку».
– Главное, чтобы осень не наступила раньше времени, – смеясь, заметил Степан, – а то не раз бывало, что в районе Таксимо дорога уходила под воду, Муя, речка там такая, из берегов выходила – приходилось
