– Садитесь, ребята. Это хорошо, что вы пришли…
– У меня срочная информация, Петр Петрович.
– Подожди, Вадим! Сначала я вам расскажу о Вершкове… Вот ты как думаешь, Ирина, генерал – хороший человек?
– Я думаю, что для начальника, он нормальный. Могло быть и хуже… Все они, кто пробился наверх – какие-то гладкие и гибкие.
– В самую точку попала, Ирина! Только они не гибкие, а прогибающиеся… Я, ребята, Вершкова в таком состоянии первый раз в жизни видел. Глазки у него бегали, губы дрожали, а ручки дергались.
– С чего это он так?
– Испугался!.. Вероятно, Наум Злотник пожаловался на нас кому-то в Администрацию. Этот кто-то вызвал нашего Тимура Аркадьевича и вставил ему дыню… Ты извини, Ирина!
– Ничего… Так, что было дальше? Вершков совсем нам руки скрутил, или оставил лазейку для маневра.
– Оставил… Человек – он сложная конструкция. А Тимур трус, но не полная сволочь. Ему и за себя страшно, и за Державу обидно… Вершков велел по Злотнику работать сверхосторожно. И беспокоить олигарха только тогда, когда есть стопудовые улики.
Хилькевич сидел далеко от начальника. Ему пришлось вскочить и оббежать длинный стол для совещаний… Приблизившись к Потемкину, Вадим жестом факира раскрыл свою папку и выложил перед полковником три листочка.
– Вот они, Петр Петрович!
– Что это?
– Это те самые тяжелые улики против Злотника. Это улики высшей пробы!
– Что это, Вадик?
– Это перехват разговора Злотника с Майковским.
– Отлично!.. Слезай, приехали! Мало бабе олигарха, так ей подавай депутата высшего уровня… У вас, Хилькевич, санкция на прослушку есть?
– Нет!.. Это я по собственной инициативе. Но все сделано чисто. Об этих бумагах ни одна собака не узнает, включая Вершкова.
– Ты осторожней в выражениях, капитан… Я и сам о нем не очень лестно отзывался. Но называть генерала собакой – это слишком.
– Виноват!.. Но вы почитайте бумажки…
Потемкин начал читать вслух… Инициатором разговора был Наум Яковлевич. Он говорил долго и витиевато. В начале было много намеков и только к финишу пошел открытый текст. Злотник говорил Майковскому, что владеет документами, которые могут того сбросить с пьедестала и смешать с нечистотами… Затем олигарх предлагал встретиться и поговорить. Он так и сказал: «Надо обсудить, чем Дума может помочь моему бизнесу».
Потом расшифровку беседы прочла вслух Ирина. Она дела это с выражением, как в театре, представляя диалог по ролям… После такой читки стало ясно, что Злотник припер Майковского к стенке. Это был шантаж чистой воды! Наум не просил помощи, а вымогал ее гнусно и беспардонно.
У Потемкина проснулся азарт сыщика.
– Что будем делать, ребята?.. Ну ты, Хилькевич, криминалист. А что нам скажет оперативник? Слушаю тебя, Ирина.
– Я думаю, товарищ полковник, надо напрямую поговорить с Майковским и предложить защиту от вымогателя… Я сама могу на него выйти под видом частного сыщика и бывшей журналистки. Скажу, что мне случайно попал текст его беседы со Злотником. Предложу помощь по захвату вымогателя.
– А если он не согласится и шум поднимет?
– Не поднимет! Он испугается, что я была журналисткой и могу все это в прессу вывалить. Ему не выгодна огласка… Единственное, что он может потребовать, это гарантий по уничтожению порочащих его документов.
– Гарантируй! Нам его грязное белье не нужно. И Майковский нам не нужен с его неприкосновенностью… Нам надо скорее Надежду спасти и Злотнику по лбу дать.
Уже днем Надя знала, что ночью попытается бежать… Ее вихрастый охранник Володя Пронин совсем размяк от интимных бесед и совсем не воспринимал ее, как пленницу.
Патрикеева заметила, что он не запирал камеру, если сам сидел в коридоре. И если уходил на пару минут – тоже не запирал. Возможно, что он боялся обидеть ее лязгом замка. А эту его стеснительность вполне можно использовать…
Когда стемнело, Надежда собралась спать, выключила свет, но попросила Владимира не прикрывать дверь в коридор – пусть оттуда струится свет, вроде ночника.
Двадцать минут она лежала тихо, а затем позвала стражника. Крикнула, но не очень громко – ласковым, нежным и вкрадчивым голосом.
Пронин сразу пришел… Нет, он прибежал, как пудель на зов хозяина.
– Не могу заснуть, Володя. Ты садись сюда на кровать. А теперь дай руку…
Она обеими руками схватила его ладонь, стала гладить ее и прижимать к себе… Мысли у Пронина сразу затуманились. Сердце застучало, как «Калашников», выпускающий обойму за обоймой.
А Надя говорила что-то милое, вкусное, ласковое…
– Ты знаешь, Вова, отчего я заснуть не могла?
– Нет.
– Мне приснилась гора конфет. Я такая сластена, что не могу без них… А у тебя нет конфет?
– Нет.
– А где-нибудь в доме?
– Кажется наверху в столовой стоит ваза со всякими «Мишками на Севере».
– Володя, а ты можешь для меня достать штук десять конфет? Прямо сейчас! Ну, пожалуйста…
– Я постараюсь.
– Ты только не закрывай дверь… И еще – если я усну, то не буди, а положи конфеты рядом на стул. Я утром проснусь, увижу и обрадуюсь. Мне будет приятно вспомнить, что ты сделал для меня… А потом и я для тебя что-нибудь сделаю…
На последней фразе Пронин вздрогнул, вскочил и попятился к двери… Уходя, он чуть прикрыл дверь – так, чтоб из коридора в ее комнату проникала полоса света.
Потом Володя быстрым шагом к лестнице и наверх. На втором этаже в гостиной или в столовой он видел вазу с конфетами. Вот только искать ее придется в темноте… Пронин знал, что сегодня не уедет ночевать в московскую квартиру. Это значит, что он где-то рядом, на втором этаже, но в правом крыле… А еще начальник смены предупредил, что сегодня в коттедже останется главный охранник – Дудкин Игорь Анатольевич.
Володя шел быстро, но осторожно. Окна гостиной выходили к въездным воротам, а там, у площадки для гостевых автомобилей возвышались два столба с мощными фонарями. Так что, даже без света, он мог все рассмотреть в этой огромной комнате с коврами, диванами и голландскими натюрмортами… Особенно Пронину нравилась картина, где на красивом столе справа лежал огромный окорок на серебряном подносе, по центру – высокий графин с вином, а слева сидела живая лохматая собачка. Понятно, что она была нарисована, но выглядела совсем как настоящая. Володя даже пожалел, что это очень старое полотно. Это значит, что собачка, которая позировала, уже давно умерла.
Пронин мельком взглянул на ту стену. На картине в полумраке бронзовыми боками сверкал кувшин с вином, аппетитно блестела на срезе ветчина, а собачки совсем не было видно… Он проскочил в угол гостиной, глее стояли серванты и сервировочный столик.
Вот они конфеты! Они здесь, за стеклянной дверцей, почему-то запертой на замок… Что это за манера в своем доме запирать шкафы? От кого?.. Пальцами отогнуть замок не удалось. И тогда он вытащил пистолет и краем рукоятки подцепил медную завитушку в стиле Людовика… Испанская мебель заскрипела, звякнула и дверца открылась.
Пронин начал набивать карманы конфетами… Она просила десять штук, а он принесет тридцать. Или даже – пятьдесят!
Когда он спустился и тихо вошел в подвальную комнату, то его Надежда уже спала. При тусклом свете, проникающем из коридора через приоткрытую дверь, Володя видел ее плечи, прикрытые одеялом, ее спину, талию и все, что ниже… Очень захотелось дотронуться до нее, погладить или даже обнять, крепко сжав в своих руках. Но тогда она проснется и обидится. И тогда, возможно, исчезнет сказка их нежного общения.
Пронин положил конфеты на стул, стоявший рядом с кроватью, задержался на минутку у двери, тихо вышел и занял свой пост в коридоре…
А минут пять назад Надежда сформировала на кровати куклу из запасных одеял, выскочила за дверь и побежала направо. Там, где кончался коридор, было две двери – налево к лестнице, ведущей наверх, и напротив дверь в туалет… Надя юркнула направо. Она хорошо знала, что там, на уровне плеч есть окно, ведущее в парк, к пляжу и к какому-то озеру.
Надя подтащила под окно тумбочку, взобралась повыше и распахнула небольшие створки. И сразу в лицо дыхнул тяжелый сырой воздух. А еще в комнатку, где умывальник, зеркала и чистые хрустящие полотенца, ворвался крутой мат вперемешку с техническими терминами. За окном двое работяг чинили мотор японского грузовичка…
Это была не просто неудача. Это был провал всего ее плана… Можно, конечно, рискнуть и рвануться наверх в надежде на рабочую солидарность. Но современный рабочий отвык ненавидеть буржуев. Особенно, если те платят хорошую зарплату.
Надежда прикрыла окно и отошла назад. Стоя около двери, она услышала, перепрыгивая через ступени, спустился вниз ее охранник, как он прошел мимо, направляясь к ее камере… Надо выждать пять-семь секунд и можно выходить в коридор – Володя наверняка возле ее кровати и выкладывает на стул конфеты. Хорошо, что он такой скромный. Такой ни за что не дотронется до спящей девушки…
