Тут Чи поднял ладони — мол, хватит об Уоррене Хуаресе — и вернул себе уверенный тон.
— Забудь ты про эту сраную награду, Холмен. Я ж сказал: если надо, отвалю, сколько хочешь.
— Мне не нужны деньги.
— Тогда в чем дело?
— Один из убитых офицеров был моим сыном. Ричи вырос и стал полицейским, представляешь? Сынок…
Глаза Чи стали круглыми, как блюдца. Он видел мальчика несколько раз, впервые — когда Ричи было три. Холмен уговорил Донну отпустить сына покататься с ними на «чертовом колесе» в Санта-Монике. Холмен и Чи хорошенько набрались, но Холмен оставил Ричи с подружкой Чи, и они вдвоем угнали «корвет», который приметили на стоянке. Роскошная была машина.
— Ese, ese, извини.
— Это заслуга его матери, Чи. Я молился, чтобы он не стал таким засранцем, как я, и был похож на Донну.
— Бог услышал твои молитвы.
— Полиция говорит, его убил Хуарес. Вроде как Хуарес убил всех четверых, чтобы добраться до одного парня по имени Фаулер… они что-то по-крупному не поделили с братишкой Хуареса.
— Ничего не знаю, дружище. Он «лягушатник», этим все сказано, ese.
— Я хочу его найти, ясно? Хочу узнать, кто ему помогал, и их тоже найти.
Чи поерзал в кресле, оно заскрипело. Огрубевшей рукой он потер лицо, невнятно бормоча и соображая на ходу.
Латиноамериканские банды назывались по районам, которые контролировали: «Хэппи-Уэлли», «Хазард-стрит», «Джерати-Ломас». «Лягушатниками» население этого места окрестили еще в те времена, когда жившие на берегу реки Лос-Анджелес засыпали под кваканье лягушек-быков, — не существовало тогда бетонных набережных и местная фауна еще не вымерла. То, что Хуарес входил в банду «лягушатников», было хоть какой-то зацепкой для Холмена. Офицеров-то убили у реки.
Чи впился взглядом в Холмена.
— Хочешь его грохнуть, да?
Холмен не знал, что ему предпринять. Он сомневался, стоило ли вообще заходить к Чи. Вся полиция Лос-Анджелеса идет по следу Уоррена Хуареса.
— Холмен?
— Ричи мой сын. Если кто-то застрелил твоего сына, ты не можешь сидеть сложа руки.
— Ты же не убийца, Холмен. Крутой мордоворот, ничего не скажешь, но не убийца. Никогда не замечал за тобой таких наклонностей, дружище. Можешь мне поверить, я насмотрелся на хладнокровных засранцев, которые могут выпустить кишки ребенку, а потом отправиться в ближайшую закусочную. Ты не такой. Грохнешь его, а потом тебя вместе с другими убийцами прокатят до тюрьмы. Думаешь, это правильно?
— А что бы сделал ты?
— Убил бы эту сволочь на месте и глазом бы не моргнул. Потом отрезал бы ему голову, подвесил к заднему стеклу, чтобы все видели, и проехался по бульвару Уиттье. Что, тоже так хочешь? Не слабо?
— Слабо.
— Тогда пусть полиция делает свое дело. Они потеряли четырех ребят. Они жизни не пожалеют, чтобы достать Хуареса.
Холмен понимал, что Чи прав, но постарался облечь в слова то, что не давало ему покоя.
— Поступая в полицию, ты заполняешь нечто вроде анкеты о ближайших родственниках. Так вот в графе «отец» Ричард написал «неизвестен». Он так стыдился меня, что не захотел упоминать мое имя. Я не могу жить с этим, Чи. Я его отец. Понимаешь?
Чи поудобнее устроился в кресле и погрузился в раздумья..
— Я не могу оставить это кому-то другому, — продолжал Холмен. — Они утверждают, что Хуарес был один. Слушай, Чи, как какой-то вонючий подонок мог в одиночку убрать четырех вооруженных копов — так, что они даже не успели выстрелить в ответ?
— Большинство этих парней вернулись из Ирака, братишка. Если твой Хуарес поработал за морем, он и не на такое способен.
— Я хочу знать наверняка. Мне надо понять, как это случилось, и найти сволочь. Я не собираюсь состязаться с копами. Просто хочу, чтобы восторжествовала, мать ее, справедливость.
— Что ж, тебе понадобится помощь. Там, возле его дома в Кипресс-парке, тьма-тьмущая копов. Мы с женой и дочкой из любопытства проезжали мимо — черт возьми, было на что посмотреть. Его жена тоже в бегах. Так что по адресу, который я тебе дал, сейчас пусто.
— А куда подевалась его жена?
— Ну мне-то откуда знать, Холмен? Повторяю: парень не из наших. Если бы кто-то наш убил твоего сына, я бы лично пристрелил его на месте, ese. Но он из другой банды.
— Крошка Чи?
Свидетели двух банковских ограблений видели, как Холмен садился в машину, которой управлял, видимо, его подельник. После ареста ФБР нажало на Холмена, стараясь вытащить из него имя соучастника, но он ничего не сказал.
— Чи, после моего ареста тебя мучила бессонница? — спросил Холмен. — Ты боялся, что я тебя сдам?
— Ни хрена. Спал как убитый.
— А почему?
— Я знал, что ты не расколешься. Ты ж мне как брат.
— Так что изменилось?
— Ничего. Все по-прежнему.
— Помоги мне, Крошка Чи. Где искать девчонку?
Холмен знал, что Чи эта идея не нравится, но Чи не колебался ни минуты. Он поднял телефонную трубку.
— Завари себе кофе, дружище. Я пока кое-куда позвоню.
Через час Холмен вышел из магазина, правда, без Чи. Через десять лет кое-что остается прежним, но кое-что все же меняется.
Холмен решил для начала съездить к дому Хуареса, чтобы своими глазами увидеть тьму-тьмущую копов. Чи, конечно, предупредил его, что там вовсю хозяйничает полиция, но такого Холмен не ожидал. Перед крохотным бунгало были припаркованы три фургона разных телеканалов и черно-белая полицейская машина. Антенны-тарелки вращались над фургонами, как распахнутые ладони, офицеры в форме и телевизионщики болтали, стоя на тротуаре. Хватило беглого взгляда, чтобы Холмен понял: даже если полиция уедет, Хуарес никогда сюда не вернется. Горстка соседей наблюдала за столпотворением с противоположной стороны улицы, а машин за домом маячило столько, что Холмену показалось, будто он проезжает мимо транспортного происшествия на 405-м шоссе.
Холмен направился дальше как ни в чем не бывало.
Чи выяснил, что Мария Хуарес перебралась к двоюродной сестре в Силвер-Лейк, к югу от Сансета — там жило много латиноамериканцев. Холмен прикинул, что полиции, наверное, известно ее местонахождение и, возможно, они сами помогли ей переехать, чтобы защитить женщину от дружков ее мужа. Если же она прячется по собственной инициативе, ее, скорее всего, объявили в розыск.
Адрес, который дал ему Чи, привел Холмена к обшитому досками домишке, прилепившемуся к крутому склону холма. Ветхое строение было едва различимо за высокими кипарисами. Холмен подумал, что у дома такой вид, будто он сам прячется. Он припарковался у обочины в двух кварталах вверх по холму и задумался, что делать дальше. Дверь заперта, шторы задернуты, но и большинство других домов выглядит точно так же. Холмен прикинул, может ли там оказаться сам Хуарес. Вполне вероятно. Холмен знал немало парней, которых сцапали в собственных гаражах, потому что им некуда было пойти. Преступники всегда возвращаются к своим подружкам, женам, матерям, в свои квартиры, трейлеры, к своим машинам — они бегут куда угодно и к кому угодно, лишь бы почувствовать себя в безопасности. Холмена, возможно, тоже взяли бы дома, если бы у него был дом как таковой.
Холмен подумал, что полиция знает это и, вероятно, следит за домом. Он оглянулся, всматриваясь в соседние машины и дома, но не заметил ничего подозрительного. Он выбрался из автомобиля и подошел к двери. Ничего страшного, если ему не откроют. Он просто обойдет дом и взломает заднюю дверь. Он постучал.
Холмен не ожидал, что кто-нибудь откликнется так быстро, но дверь почти моментально распахнула молодая женщина. Ей вряд ли было больше двадцати, получалось, что она даже моложе Ричи. Она оказалась уродливой, с приплюснутым носом, лошадиными зубами и жирными черными волосами, прилипшими к вискам не то как пейсы, не то как бакенбарды.
— Скажите, с ним все в порядке? — выпалила она.
Видно, решила, что он коп.
— Мария Хуарес? — спросил Холмен.
— Скажите, что с ним все в порядке. Вы нашли его? Скажите, что он жив.
Она сама выложила Холмену все, что нужно. Хуареса в доме не было. Полиция здесь уже побывала, и Мария сотрудничала с ними. Холмен слегка улыбнулся.
— Мне нужно задать вам несколько вопросов. Можно войти?
Женщина отступила в сторону, и Холмен вошел. По телевизору крутили «Телемундо», но, не считая этого, в доме царила тишина. Холмен прислушался, но ничего не услышал. Через столовую и кухню ему была видна запертая задняя дверь. Пахло копчеными колбасками и петрушкой. Прихожая плавно переходила в гостиную, а дальше, возможно, находились ванная и спальни.
Холмен подумал: «Нет ли там кого?»
— Кто-нибудь есть дома? — спросил он.
Глаза женщины вспыхнули, и Холмен понял, что совершил первую ошибку. Мария насторожилась.
— Тетя. Она лежит, — ответила она.
