— Настоящее, не волнуйся. Я его должен был сдать, да прикинулся, что потерял. Мытарили, но потом отмотался.
— Вот что, мент. Я тебя могу предложить десять штук баксов. Устроишь мне один салютик?
— За десять штук баксов он тебе Кремль подорвет, — ухмыльнулся подручный.
— На хера нам Кремль? У них, бля, свои заморочки, у нас свои. Ладно, дай ему штуку авансу, и пусть сидит ждет. А теперь идите на хер. Мне надо текст учить.
— Никак в школу намылился? — Удивился Корявый: — Зачем тебе? Ты же и так доктор наук.
— Я теперь, блядь, начальник избирательного штаба, а с этим народом матюгаться нельзя. Отучаюсь.
Подручный хохотнул для порядка и повел нового работника за собой. Казиев его остановил:
— Пусть мент в холле посидит, а ты мне еще, бля, нужен.
Корявый вывел блондина и быстро вернулся:
— Чего тебе?
— За что его уволили?
— Снял с казенной тачки движок и на свою поставил.
— На хера?
— Хотел пихнуть подороже. Он на игру подсел, долгов наделал. Сейчас в полной жопе.
— Значит, мудак. Слушай, Корявый, мне он нужен на один раз, а потом можешь его, бля, закопать.
— Нужно, закопаем. А что ты с ним задумал?
— Будешь, бля, много знать, яйца отсохнут, — ответил Казиев и снова принялся зубрить текст.
* * *
Мака на похороны своего бывшего телохранителя не явилась, ограничившись телеграммой соболезнования. Да и самих горожан проститься со своим мэром пришло немного. Даже из близких его проводила в последний путь только мама. Вдова лежала в больнице, а Руфина Абрамовна после известных событий слегла дома с сердечным приступом, и врачи ей вставать не разрешали.
Народ давно разошелся, и Голенев остался на кладбище один. Похороны Трофима его сердца не тронули. Отчима Ирочки он почти не знал, а вести о его пьянстве вызывали досаду. Но помимо свежей могилы последнего мэра, на глуховском кладбище покоился прах молодой жены Олега, Тони, друга детства Тихона Постникова и его приемной матери тети Гали. Женщина не надолго пережила Постникова. Узнав о трагедии с приемным сыном, сразу попала в больницу и больше из нее не вышла.
Все они были дорогие для Олега люди, и уход из жизни каждого из них оставил в его душе кровоточащий след.
Возле могилки Тони Олег стоял долго. Мысленно поделился с ней событиями своей жизни. Признался, что после ее смерти никогда не был до конца счастлив с другой. Еще раз попросил прощения. Вдовец продолжал винить в гибели молодой женщины только себя. Просветлив душу покаянными мыслями, отправился к Тихону. Ему требовалось пройти до конца аллеи и повернуть направо. Пока шел, с неба заморосил мелкий дождик. Поднял воротник куртки и, засунув руки в карманы, двинулся дальше. Повернув за угол, не узнал место захоронения друга.
На могиле Постникова горожане установили бронзовый памятник. Они собрали деньги и пригласили скульптора из Москвы. Мастер изваял бюст Тихона, точно уловив движение его головы. Это было особенно удивительно, потому что свою модель скульптор изучал только по фотографиям. Памятник Голенев видел в первый раз, и он ему понравился.
Обойдя монумент со всех сторон, медленно побрел по аллее к выходу. Покинув кладбище, решил не брать машину, а пройтись до Вороньего холма пешком. Хотелось побыть одному и подышать родным воздухом. Вчера он уже успел навестить Руфину Абрамовну, повидать Ирочку, которая, узнав о несчастье, примчалась из Москвы, вдову Постникова Татьяну и, конечно, Павла с Верой. Встречи отняли у него много эмоций, и психика требовала передышки. Особенно тяжело далось посещение больницы, где лежала Лена. Ему пришлось успокаивать Иру, которая ужасно переживала за мать. Олег обещал перевезти Лену в Москву к профессору Пучковой. Лена часто рассказывала об удивительном докторе, и это был некоторый шанс вернуть ее в реальный мир.
Размышляя о том, как это разумней сделать, дошел до набережной и по новой бетонке, проложенной на месте бывшего проселка, направился к своему дому. Вчера, впервые за много лет вернувшись в город, Голенев Вороний холм не узнал. Новые коттеджи тянулись по берегу Глуши, разительно изменив знакомый пейзаж. Вот и сейчас, поднимаясь к себе, он с интересом разглядывал терема и замки возникшего на берегу Макаграда. Судя по архитектуре, новые соседи — люди состоятельные, но страдающие полным отсутствием вкуса. После строгой и чопорной Англии, где он прожил много лет, это бросалось в глаза еще острее. Усугубляло картину жалкая растительность из недавно посаженных яблонек и вишен. Саженцы не успели вырасти и хоть немного прикрыть листвой изощренные архитектурные излишества владельцев недвижимости.
Грустно усмехнувшись своим наблюдениям, он добрался до ворот собственного коттеджа. В отличие от соседей, его дом успел обрасти зеленью, и на яблонях уже можно было заметить признаки будущих плодов. Голенев отпер ключом калитку и увидел Иру. Девушка его не заметила, продолжая поливать розы. Приезжая из Москвы, Ира всегда навещала его владения и, что особенно растрогало Олега, посадила куст роз на месте, где он похоронил Салана. Голенев никогда не забывал собаку, которая отдала за него жизнь.
— Привет, Ирочка. Рад тебя видеть.
Она вздрогнула и густо покраснела:
— Я тебя не заметила. Привет… Ничего, что я в купальнике?
— Нормально, если тебе не холодно…
— Не холодно. — Она бросила лейку и подошла к нему: — Олег, я боюсь одна в нашем доме. Можно я у тебя переночую?
— Конечно, можно. Почему ты спрашиваешь? — Голенев год не видел девушку. За это время она успела еще похорошеть, превратившись в настоящую юную леди. Вчера он не успел ее как следует рассмотреть и сейчас невольно залюбовался.
— Ты стала просто красавицей.
— Не смей меня смущать. Я и так красная как свекла.
Он удивился:
— Вот дурочка. Меня-то чего тебе смущаться?
Она не ответила и убежала в дом. Он остался в саду, медленно обошел деревья, обнаружил огород с зеленью и понял, что Вера с Павлом тут немало поработали. Газон в последний раз стригли совсем недавно, а садовые деревья выглядели ухоженными. Войдя в дом, застал Иру на кухне. Она уже переоделась в джинсы и трикотажную блузку, прикрыв их фартучком. На столе стояли приборы на две персоны.
— Садись обедать.
— Спасибо.
— Руки мыл?
Он улыбнулся и пошел в ванную. Улыбнуться заставила по-матерински строгая интонация Иры. Обедали молча. Олег выглядел рассеянным. Посещение кладбища навеяло воспоминания. Ира меняла тарелки с блюдами, иногда бросая в его сторону торопливые взгляды. Закончив трапезу, Олег поблагодарил молодую хозяйку и поднялся из-за стола. Она не ответила. Он посмотрел на нее и понял, что Ира плачет.
— Ты чего?
— Мамочку жалко. Мы, правда, заберем ее отсюда?
— Я же обещал. Завтра утром дозвонюсь в Москву и договорюсь с профессором.
— А что если она маму забыла?
— Не забыла. Лена уникальный случай в ее практике. Такое настоящие врачи не забывают.
— А вдруг она работает в другом месте или ушла на пенсию? Столько лет прошло.
— Давай не будем гадать. Завтра все выяснится…
До вечера они не общались. Ира ушла в гости к подруге, а Голенев прогулялся по застроенному коттеджами берегу реки. Добравшись до деревни Щеглы, спустился к лодочной станции. Ее владелец Солохин успел расширить свое хозяйство и построил рядом с беседкой ресторан. Больше на территории ничего не изменилось. Лишь обшитые досками стены уже не сверкали свежеструганным деревом, и крыльцо немного покривилась. Олег вышел на причал. Лодки отдыхающие уже разобрали. На воде остался один водный велосипед, поржавевший и пристегнутый цепью на амбарный замок. Голенев понял, что велосипед неисправен и ржавеет здесь давно. Он стал смотреть на омут, мысленно отыскивая место, где утонул Постников. За поворотом кружило несколько лодок. А над самим омутом возвышался огромный особняк-монстр с круглыми башенками и высоким глухим забором. Голенев догадался, что это и есть дом его подруги. Мака как-то сказала, что построилась возле бывшей мельницы Василия Прохорова и из окон спальни видит тихий омут реки. Голенев тогда спросил: «А черти в этом омуте водятся?», Мака только усмехнулась в ответ.
Он еще раз бросил взгляд на дом с башенками, постоял у причала, посмотрел на темную воду, принявшую душу Тихона и медленно побрел назад.
Ира вернулась, когда начинало темнеть. Спросила, не хочет ли Олег чая, и когда он отказался, поднялась в свою комнату. В этой комнате она когда-то жила с мамой. Опасаясь, что Ира опять начнет плакать, Голенев подумал, не зайти к ней поговорить, но застеснялся. В этот его приезд, девушка вела себя немного странно. Поглядывала на него исподлобья и почти с ним не общалась, хотя они год не виделись. Он помнил ее совсем другой. В его английском доме они просиживали за разговорами до глубокой ночи. Ира рассказывала Олегу самые сокровенные девичьи мечты, просила совета, как вести себя с очередным воздыхателем, и ему даже приходилось проявлять настойчивость, чтобы загнать ее в постель. А сегодня уединилась и больше из комнаты не вышла. Между ними возникло какое-то напряжение. Голенев поразмышлял о странных переменах в поведении девушки, но чувство, что Ира рядом, приятно успокаивало. Он улегся в своей спальне и без сновидений проспал до утра.
