необъяснимой боли.
– Мамочка… Андрюша… Папа… Море… Играть, хочу играть! Я не убивала! Я не хотела, я не могла! Маша, как тебе там? Прости нас, Маша… Дядя Петя… Страшно, мне страшно… Они уже совсем рядом, они уже здесь… Пить, хочу пить.
Андрей резко поднялся с пола, и тут же чуть не упал от головокружения. Оксана сидела на кровати, смотрела куда-то в стену и повторяла:
– Пить, хочу пить…
Андрей бросился за водой и поднес Оксане кружку. Та жадно выпила, Андрей поднес еще, потом еще, дал ей выпить лекарства.
– Оксана, ты как?
Оксана молчала, глядя в стену. Андрей обернулся, и вдруг взгляд его упал на кожаный мешок.
– Это ложь, – прошептал он, – вас нет.
Он подошел к мешку, высыпал из него на лист бумаги немного травы, вскипятил кружку и засыпал в нее траву, две минуты подержал, перелил, процедив содержимое, в другую кружку, и вернулся к Оксане. Та продолжала сидеть в той же позе. Андрей дал ей выпить настой. Она медленными глотками, немного морщась, выпила его, медленно опустилась на кровать и закрыла глаза. Андрей укрыл ее, проверил, не поддувает ли откуда. Протерев влажным платком ее лицо, он сел рядом, взяв ее за руку, и просидел так до позднего вечера. Оксана больше не пришла в себя, но и перестала бредить, лишь изредка крутила головой. Андрей сделал ей укол.
Наступила ночь. Андрей встал над Оксаной и долго смотрел на ее лицо. Нагнувшись, он поцеловал ее в щеку, подкинул дров в печь и вышел из дома, крепко закрыв дверь. И опять, только он сошел с порога, как грянул гром и моментально хлынул ливень. Он шагнул во тьму.
– Я спасу Оксану, – твердо сказал он. – Я спасу ее! У меня хватит сил! У меня хватит сил, потому, что я иду вперед, потому, что у меня есть воля! И вы меня не остановите! Слышите! Вы!
Только гром и шум дождя. Вдруг налетел неимоверной силы ветер и сбил Андрея с ног. Он прокатился несколько метров, пока не врезался в дерево. Андрей поднял голову, и ему почудилось, как что-то огромное, черное нависло над тайгой, словно живая черная туча. Туча спустилась ниже, просочившись сквозь стволы деревьев, и повисла над сторожкой, принявшись кружиться над ней.
– Нет, твари, не выйдет! – стараясь перекричать неимоверный шум, заорал Андрей и бросился к дому.
Его тут же сбили с ног цепи, они обвили его руки, ноги, шею. Его что-то дернуло и потащило к позорному столбу.
– Зачем тебе это? – зашептало вокруг, – зачем? Чего ты хочешь?
– Я не хочу вас видеть, – с трудом ответил он.
– Зачем ты этого хочешь? Ведь ты даже не знаешь…
– Чего я не знаю?
– Ты не знаешь, – вкрадчиво писклявым голосом прошептал кто-то.
– Чего я не знаю? – закричал Андрей.
И тут страшный рев раздался со всех сторон:
– Ты не знаешь, кто она такая! Ты не знаешь, к кому идешь! Зачем она тебе?
Руки Андрея, охватывающие столб, сжали накинутые браслеты так, что он услышал хруст собственных костей.
– Я не раб! – простонал он.
– Ты раб! – заревело со всех сторон. – Раз, два, три, четыре, пять…
Андрей до крови закусил губы и слушал, как плеть врезается в кожу его спины. Вскоре он потерял сознание.
Казалось, ударил мороз. Тела не чувствовалось. Голову ломало так, что хотелось выйти и расшибить ее обо что-нибудь. Был страх, чувство позора, бессилия, бессмысленности, безысходности и скорого поражения.
– Но я не сдамся, – хрипло прошептал Андрей и с трудом поднялся с пола.
Руки дрожали так, что он полчаса не мог поставить Оксане укол. Ее температура не падала. Он закрыл глаза и зажмурился от отчаяния. После он вскипятил воды, выпил кружку чая, вскрыл банку тушенки и немного поел.
Огонь в печи не гас. Андрей принес в дом еще несколько охапок дров и разложил их на полу сушиться. Вымыв руки, он подсел к Оксане. Вдруг он живо поднялся, налил в кружку воды, поставил ее греться, после заварил траву лесника, процедил ее и вернулся на место, поставив кружку на стол. Вместе с этим он приготовил лекарства, сверившись с курсом лечения.
– Оксана! – прошептал он. Та не пошевелилась. – Оксана! – громче произнес он. Никакой реакции. Тогда он закричал: – Оксана, прошу тебя, очнись! Очнись! Помоги мне! Оксана! Умоляю тебя, милая! Любимая моя! Оксана!
Он принялся покрывать ее лицо поцелуями. Оксана открыла глаза, глядя мимо Андрея. Он тут же посадил ее.
– Спасибо, Оксана!
Он тут же дал выпить ей все лекарства, настойку, и продолжал подливать ей в кружку воды, пока та ни напилась вдоволь и снова не легла на кровать.
И снова Андрей просидел рядом с ней до вечера, следя за каждым ее движением. Но, температура не снижалась. Вечером он повторил ту же процедуру с лекарствами, сделал ей укол и тщательно укрыл одеялами.
Наступила ночь. Андрей встал над Оксаной и долго смотрел на ее лицо, улыбаясь. Сегодня у нее не было бреда. Температура не поднималась выше сорока градусов.
– Мы справимся, – прошептал он.
Вдруг снаружи послышался вой. Андрей вздрогнул и бросился к двери. Выйдя на улицу, он оказался в серой мгле. Ночь, казалось бы, должна была скрыть все краски, замалевав все пространство черным цветом, но вокруг все было серым. Все серело разными тонами, но в целом оставалось серым. Серые деревья, серые кусты, серая тайга. Серый рваный туман летал вокруг. Снова послышался вой, уже ближе. Вой усиливался, разделялся, сливался, переливался.
– Волки, – прошептал Андрей, – стая волков.
Он бросился в дом, заперся изнутри и полез в погреб. Вытащив винтовку, вставил магазин, засунул за пояс два пистолета, прихватив к каждому по обойме, и выбежал обратно на улицу, накрепко заперев дверь.
Вокруг все также оставалось серым. Он сделал несколько шагов от дома. Завывания слышались со всех сторон. Андрея охватил ужас. Он вспомнил Ислама.
– Вспомнил Ислама? – послышалось ему.
– Вы же не волки, вы псы, в чем тут дело? – стараясь говорить как можно тверже, спросил Андрей.
Раздались многочисленные смешки.
– Как тебе серый цвет? Это цвет твоей жизни. Это цвет любой жизни. Все вы серые, все ваше рабское племя серое и тонет в сером болоте. Будь у тебя хоть все золото мира, твоя зависимость от золота будет настолько сильна, что ты будешь копошиться в сером болоте. Будь у тебя хоть вся власть над миром, ты будешь зависеть от собственной власти, кувыркаясь в сером болоте. Будь у тебя любовь хоть всех женщин в мире, ты будешь трепетать над ней,
