Докладывал Тиммер: на месте преступления и в его окрестностях ничего не нашли.
Что еще можно было ожидать, с раздражением подумал Ягер.
Только он положил трубку на рычаг, как затарахтел другой аппарат. На этот раз звонил Мулдер.
– Я получил сообщение из Центрального полицейского архива в Гааге. Отпечатки пальцев Криса Бергмана в картотеке не значатся.
– Отлично. Большое спасибо, – сказал Эрик Ягер. Пока это было все.
Очевидно, нынешний день ничего нового не принесет. В такие дни только и остается плыть по течению неудач и, самое большее, спрашивать себя, что будет завтра.
Правда, Ягер по натуре не был нытиком и к половине двенадцатого воспрянул духом. В этот же час начали поступать первые рапорты.
К полудню о Крисе Бергмане знали уже довольно много.
Например, как он провел свои последние часы. Учитывая обстоятельства, при которых он погиб, все это было, мягко выражаясь, странно.
В понедельник 29 августа по всей стране собирали деньги в пользу детей «третьего мира». Момент был выбран как нельзя более удачно: прекрасный летний вечер, отличная погода явно настроит людей на благожелательный и щедрый лад. В половине седьмого зазвонили колокола, почтовые конторы и банки открыли свои кассы, и сотни людей устремились с гремящими кружками в руках собирать пожертвования.
Среди них был и Крис Бергман.
Об этом сообщила его квартирная хозяйка, когда Схаутен поздно вечером пришел уведомить ее о случившемся, а заодно расспросить о Крисе. Время для визита было на редкость неподходящее – хозяйка уже собиралась спать и густо намазала лицо кремом. Правда, судя по всему, она была женщина бодрая, и столь поздний гость не вывел ее из равновесия.
Она была в том возрасте, когда женщины с горечью начинают ощущать разницу между собой и подросшими дочерьми, если таковые у них имеются. В рыжевато-каштановых волосах проглядывала седина, а приветливое круглое лицо обильно усеивали веснушки. Звали ее мефрау Грун,[5] и эта фамилия не очень-то соответствовала ее рыжеватой внешности.
Схаутен напрямик выложил ей, что произошло, и она, конечно, была потрясена, но быстро взяла себя в руки, так как понимала, что слезами не помочь разгадать тайну этого преступления.
Она рассказала Схаутену, что Крис еще несколько дней назад получил кружку и удостоверение на право собирать пожертвования. Около половины седьмого он поспешил на отведенный ему участок: Лейдсекаде, где он жил, и гавань для яхт.
С тех пор она его не видела. Тут мефрау Грун чуть не заплакала, однако быстро овладела собой.
– В каком настроении он ушел из дома? – спросил Схаутен, а она между тем налила себе солидную порцию водки, чтобы немного подбодриться.
– Да как всегда. Хороший был жилец. Всегда приветливый, ворчал редко.
Схаутен незаметно огляделся по сторонам. Мефрау Грун жила в одном из тех старых больших домов на Лейдсекаде, которые выходили на Старый Рейн. В гостиной – не менее восемнадцати – двадцати метров в длину – днем явно было темновато, так как непомерно высокие старомодные окна были в разных концах комнаты, а тяжелые шторы затемняли ее еще больше. Сейчас они сидели под безжалостным светом хрустальной люстры, который заострял черты маслянистого от крема лица мефрау Грун. Веселой эту гостиную не назовешь, но обставлена она уютно, подумал Схаутен. И чистота кругом. Возле двери стояло черное пианино.
– Хотите зайти в его комнату? – Щеки мефрау Грун снова порозовели.
– Непременно. Вот только подойдут еще сотрудники, тогда все вместе и поглядим.
Она понимающе кивнула головой.
– Был кто-нибудь в его комнате после того, как он вчера ушел?
– Сегодня утром я заглянула туда, потому что он не вышел к завтраку. Боялась, что проспит. Но постель была пуста.
– Вас это не обеспокоило?
– Он иногда не ночевал дома. – Она подмигнула ему, но ее лицо было грустным, ведь сейчас даже такая невинная шутка казалась неуместной.
– Девушка у него есть?
– Это мне неизвестно. Я знаю только, что он дружит… дружил с одной девицей из «Метрополя», ночного заведения на Хоофдстраат. Ее, кажется, зовут Корри.
– Она здесь бывала?
– Нет. Он никогда не приводил ни приятелей, ни подружек.
Она смотрела на свои руки. Кожа гладкая, но местами покраснела, ногти коротко обрезаны.
– У меня пять квартирантов, а держать прислугу теперь никаких капиталов не хватит. Раза два в неделю приходит уборщица, – добавила она, словно поясняя, как обстоят ее дела.
– Понимаю.
Они немного помолчали. Мефрау Грун задумчиво налила себе еще одну рюмку, потом решительно отодвинула бутылку и махнула рукой, что должно было означать: «Хватит баловаться». Сделав глоток, она продолжала:
– В последнее время у него появилось много денег…
Схаутен вопросительно посмотрел на нее, ожидая, что она еще скажет.
– Собственно, мне бы не следовало говорить о таких вещах, не мое это дело. Только ведь все равно выплывет наружу. Раньше-то у него совсем ничего не было. – Она взглянула на него испуганно. – Неужто все из-за этих денег?
– Мы обязаны учесть все возможности. А как понять «в последнее время»?
Она вытащила из лежавшей на столе пачки сигарету.
– Недели четыре назад, думается не больше, Крис накупил кучу вещей. До этого он редко что покупал. У него было только самое необходимое.
– Что же он купил?
Словно извиняясь, она пожала плечами.
– Вещи, о которых мечтает любой парень его возраста. В общем, ничего особенного. Чудесный мотоцикл, например. Раньше у него было какое-то старое барахло, а это очень опасно, ведь в нем то и дело что-нибудь портилось. Потом новая одежда. Четыре костюма, уйма рубашек. Фотоаппарат со всеми принадлежностями, часы. Само по себе это не удивительно, но, хотела бы я знать, откуда у него вдруг взялись такие деньги? Поймите меня правильно… Крис был славный мальчик. Он и мне приносил подарки. Конфеты, красивую цепочку, цветы… Щедрый был парнишка. – Слезы выступили у нее на глазах, и она отвернулась. – Просто уму непостижимо, я не понимаю…
Схаутену она нравилась. Эта женщина с лоснящимся лицом и слишком пухлыми руками, которые высовывались из пестрого халата, была искренне привязана к юноше. А вдобавок она потеряла хорошего жильца.
– Остальные ваши квартиранты, наверное, уже спят?
– Да. Это две старые дамы и бывший банковский служащий на пенсии с женой.
– Крис с ними ладил?
– Да. Он был очень услужлив. Выполнял их поручения. Сами понимаете… старики.
Она задумчиво глядела прямо перед собой, и Схаутен решил подождать. Ему показалось, что она хочет рассказать что-то еще.
В большом доме было тихо. Время близилось к полуночи.
– Крис вообще-то любил пускать пыль в глаза, – продолжала она немного спустя. – Я это говорю не затем, чтобы очернить его, да и с какой стати? Но ему все время хотелось показать свое «я». Пижонил немножко, как говорит нынешняя молодежь. Похоже, еще в детстве узнал, что такое бедность, и она стала ему поперек горла. Может, потому он вроде бы страдал комплексом неполноценности. – Она нетерпеливо тряхнула головой. – Я ведь не психолог и не могу толком объяснить, но…
– Вы имеете в виду, что он ухватился бы за любой шанс разжиться деньжонками?
Мефрау Грун посмотрела ему прямо в глаза.
– Ведь так тоже случается. Разве нет? И тот факт, что его убили… мне страшно, – призналась она, вздрогнув.
Схаутен кивнул. Не исключено, что она попала в точку.
– Ему когда-нибудь звонили по телефону?
– Звонили. Но телефон висит в коридоре, и мне ни разу не пришлось его вызывать. Так что я не знаю, кто ему звонил.
– Давно он у вас поселился?
– Почти полтора года назад. Его дед и бабушка умерли один за другим, и после этого он переехал ко мне.
– Какое у него было настроение последние недели? Она немного подумала.
– Я заметила, что последнее время он частенько сидел, уставясь прямо перед собой, будто размышлял о чем-то.
– А вы его не спрашивали, откуда у него деньги, чтобы так много покупать?
– Конечно, спрашивала. Сказал, что накопил, а теперь вот решил истратить. И что дед с бабкой кое-что ему оставили. Объяснение правдоподобное, разве нет?
– Но вы ему не поверили? Она легонько покачала головой.
– Тот, кто долго и терпеливо копит деньги и хранит на текущем счету унаследованное от родных, не стал бы их вдруг за какие-то две недели разбазаривать. Он бы еще крепко подумал.
Схаутен понимал ход ее мыслей, сама она была, по-видимому, очень бережлива, и ей бы в голову не пришло взять и вышвырнуть деньги на покупку вещей, без которых вполне можно обойтись.
Он заговорил о другом:
– Давно ли он стал собирать пожертвования?
– Пока здесь жил, несколько раз ходил с кружкой.
– Из идейных побуждений? Она заколебалась.
– Не уверена. Думаю, не это главное. По-моему, социальная работа была для него одним из способов заявить о себе. Общественная деятельность давала ему положение, понимаете?
