— А где сейчас Ляля Савченко?
— Да вот, в отделе детективов. Вот она. Наташа-то сегодня отпросилась на полдня. Ляля за двоих работает.
— Наташа была у нас в управлении, — мрачно доложил Николаев. — Должна скоро подойти. — Он сказал это и понял, что подводит Наташу, наверняка у нее есть личные дела, после допроса она не побежала сразу на работу, а пошла по своим делам. А он донес заведующей. Ему стало досадно на себя, очень не хотелось выглядеть плохо в глазах Наташи. А почему это было, он и сам не понимал.
Николаев подошел к Ляле Савченко, эффектной брюнетке, худой, стройной, задал ей те же вопросы, что и заведующей.
— Девятого была очень хорошая погода, — мечтательно проговорил а Ляля. — И мы ходили с Наташкой в кафе. Было это где-то в половине второго. Пили кофе, чашки по две выпили, я еще пару пирожков съела, а Наташка только бутербродик с сыром, она на диете, потолстеть боится.
— А с десяти до двенадцати она постоянно была на работе? — спросил Николаев.
— С десяти до двенадцати с места не сходила. К нам книги новые поступили, торговля шла бойко. Но день был хороший, первый весенний, и настроение у нас было хорошее. Я этот день прекрасно помню.
— Ладно, спасибо. Я поехал, всего доброго.
Спустившись вниз, Николаев задержался у отдела «Искусство», полистал красочные альбомы Сальвадора Дали и импрессионистов, неодобрительно поглядел на цену и положил альбомы на место. При выходе он столкнулся с Наташей.
— Здравствуйте еще раз, Павел Николаевич, — спокойно и серьезно сказала Наташа. — Книгами интересуетесь?
— Интересуюсь, — буркнул Николаев, не зная, как ему держаться с Наташей. Девушка нравилась ему, но его раздражала ее спокойная, невозмутимая манера разговаривать, ему казалось, она говорит с каким-то превосходством. Она прекрасно понимала, что Николаев подозревает ее в убийстве, но никаких доказательств против нее не имеет. И своим безразличным тоном как бы издевалась над следствием.
— У нас хорошие книги.
— Хорошие. И цены тоже неплохие.
— Ну, на одну-то книжку могли бы раскошелиться?
— Не могу. Семью надо кормить, — от смущения Николаев сказал эту дурацкую фразу, о чем сразу же пожалел.
— До свидания, Павел Николаевич.
— Всего доброго, Наташа.
Николаев подошел к машине, открыл ее, вставил ключ в замок зажигания. Повернул. Машина не заводилась. Николаев открыл капот, долго возился с зажиганием, весь взмок, испачкал пиджак. Мерзкий автомобиль заводиться упорно не желал. Отчаявшийся Николаев сел в машину и закурил.
«Либо все эти свидетельницы врут, либо тут что-то другое, — думал он, куря сигарету за сигаретой. — Но быть не может, что они врут. Разные люди, а говорят одно и то же. И Наташа совершенно спокойна, уверена в себе. Нет, определенно что-то другое. Надо искать какую-то другую женщину. Я пошел по самому легкому пути и зашел в тупик. Надо получше узнать об окружении Фомичева, расспросить его родственников, собутыльников».
Николаев выкурил еще сигарету, и вдруг его осенило. Но не по поводу убийства Фомичева, а по поводу машины. Он выскочил из нее и побежал в ближайший автомагазин. Было пасмурно, моросил дождь, а плащ он оставил на работе, не ожидая такой подлости от своего железного друга. Где тут ближайший автомагазин, Николаев понятия не имел, расспрашивал прохожих, наконец получил членораздельный ответ. Весь мокрый, он сел в автобус и проехал пару остановок.
Там действительно оказался автомагазин, где он купил бегунок, — он был уверен, что именно из-за этой копеечной дряни не заводится его машина.
Обратно он тоже хотел ехать на автобусе, но его, как назло, долго не было, и он решил идти пешком.
Прошел одну остановку, и только тут, на его счастье, кончился дождь. Даже выглянуло солнышко. Николаев повеселел, закурил очередную сигарету — и вдруг вздрогнул.
Навстречу ему в модной красной куртке, темно-синих джинсах и белых кроссовках шла Наташа. На поводке она вела золотистого кокер-спаниеля. Николаев приостановился, пораженный этим зрелищем.
Ведь только полчаса назад он видел ее в плаще, входящей в магазин на Мясницкой. И вот она снова — в таком виде, гуляющая с собакой.
— Еще раз здравствуйте, — пробубнил Николаев.
Девушка презрительно поглядела на вымокшего невзрачного долговязого мужчину. Собака залаяла.
— Вы что, успели переодеться? — спросил Николаев.
— Вы с ума сошли? — Девушка внимательно поглядела на Николаева. — Разве так знакомятся с девушкой?
Собака при этих недоброжелательных словах хозяйки стала рваться с поводка и бросаться на остолбеневшего Николаева.
— Извините, — промямлил он. — Я, кажется, обознался.
Ему стало не по себе. Он пристально глядел на девушку. Нельзя сказать, что эта девушка была похожа на Наташу. Это просто была она. Один к одному. Абсолютно одно лицо, одна фигура, цвет волос, голос, манера разговаривать. Один человек. В другой одежде, с собакой.
Девушка тоже внимательно поглядела на Николаева. Ему показалось, что ее недоумение прошло и в голубых глазах что-то блеснуло, какое-то понимание ситуации. Даже странная легкая улыбка появилась на губах. Но тут же исчезла.
— А за кого вы меня приняли? — вдруг в лоб спросила девушка.
Профессиональная привычка не болтать лишнего не позволила Николаеву сказать ничего конкретного.
— Да так… Бывает. Похожи на одну знакомую, — криво улыбнулся он.
— Бывает, — вдруг как-то помрачнела девушка, дернула за поводок собаку и быстро пошла по улице.
Николаев постоял немного, потом непроизвольно оглянулся. В этот момент девушка свернула в подворотню.
Николаев направился к машине. Поставил в трамблер бегунок, и машина резво завелась. Обрадованный удачей, следователь нажал на газ и, умело лавируя между машинами, поехал к себе в управление.
Встреча на улице озадачила его. Он пока не мог понять, что именно произошло, но разные беспорядочные мысли роились у него в голове. «А может быть, этот окаянный бегунок сломался на счастье, — подумал Николаев. Может, я близок к разгадке». Он знал, какую порой важную роль в следствии играет случайность — случайное слово, случайная находка, случайная встреча…
— Вы с ума сошли?! — закричала Люба. — Вы что такое городите?!
— Я не хотела вам говорить, вы сами настояли, Люба, — тихо отвечала Вера Александровна. — Я знала, что вам будет нелегко такое услышать. Я не хотела…
Вы сами…
— Да что вы талдычите «сами, сами». Вы говорите, как это все было. Говорите!
— Ну, ушел этот брат его, а потом я пошла в магазин. Хотела купить пакетик кефира и творожку.
— Да пропади он пропадом, ваш творожок! Говорите же!
— Не кричите вы так. Ушла я, а минут через тридцать вернулась. Слышу в вашей комнате кто-то ходит.
Я подумала, опять этот Иван вернулся, а он мне так не нравится, мне все время казалось, что он на руку нечист. Я подошла, извините, и посмотрела в замочную скважину. И…
— Ну, ну…
— Ну что? Николай валяется на полу в крови, а над ним стоит Наташа. Кулаки сжала, и лицо такое страшное. Я никогда ее такой не видела. Я так испугалась, Люба, так испугалась. Я не знала, что мне делать. Я бросилась к себе в комнату, тихо, тихо, на цыпочках, чтобы меня не услышали, заперла дверь и затаилась.
Я шевельнуться боялась. Но потом услышала шаги.
Я поглядела в свою скважину и увидела — Наташа крадется по коридору. Потом хлопнула дверь, и все…
Я опять подошла к вашей комнате, поглядела в замочную скважину Николай лежит и не шевелится.
И лужа крови под ним. Что мне было делать. Люба?!
Что?!! Звонить в милицию? Чтобы Наташеньку арестовали? Николай ведь все равно был мертв, я уверена.
Я не смогла бы ему помочь. И никто не смог бы.
— А дверь-то, дверь, дверь в нашу комнату была заперта?
— Я не знаю, я побоялась дергать. Меня так трясло, Люба, вы не представляете, какой ужас я пережила.
Но, наверное, была заперта, ведь минут через двадцать пришли вы.
— Да, точно, я открывала ключом. Дверь была заперта, — задумчиво проговорила Люба. — Неужели Наташа? А вы видели ее лицо? Точно видели?
— Конечно, видела. Это была она. Да, а еще я успела вытереть следы крови в коридоре. Я только закончила оттирать, как пришли вы. Я не хотела, чтобы вы или кто другой видели эти следы. А оттирать так трудно было — следы от кроссовок такие узорчатые, я порошком терла.
— Каких кроссовок? — удивилась и несколько обнадежилась Люба. — У нее и кроссовок-то никаких нет. Она их сроду не носит.
— Ну вот, значит, есть. Ну, кроссовки ли, кеды ли, я не разбираюсь.
— Да какие там кеды? Она утром ушла на работу в плаще, платье и туфлях. Она всегда так ходит. Никаких кедов она никогда на работу не надевала. Путаете вы что-то, Вера Александровна, — фыркнула Люба. Ей пришло в голову, что соседка малость не в себе и этим объясняется все.
