Наталья Александрова - Сестра моя — смерть

Больница в поселке Оредеж была построена после войны. Это было добротное каменное здание с колоннами, оштукатуренное и выкрашенное грязно-желтой краской. Через небольшую площадь напротив стояло точно такое же здание с колоннами, только выкрашенное грязно-серой краской. Это был Дом культуры. Между ним и больницей находились четыре лавочки и две клумбы, засеянные ярко-красными цветами.

Несмотря на то, что в большом поселке, застроенном преимущественно деревенскими домами с наикрасивейшими палисадниками, навалом было самых разнообразных цветов, клумбы на крошечной площади из года в год засевали одними и теми же цветами — было такое распоряжение. Больше на площади не было ничего интересного, кроме небольшой (всего в один человеческий рост) статуи Ленина с вытянутой рукой в позе, которую вся страна по меткому выражению неизвестного шутника называет: «Все на танцы!».

За больницей во дворе находились котельная, кухня и маленький обшарпанный сарайчик — морг.

Поздно ночью, в самое темное время, когда обитатели больницы спали, а танцы в Доме культуры давно закончились, так что Владимир Ильич совершенно впустую тянул свою руку, во двор больницы неслышно проскользнули три тени. Тихонько звякнула канистра, почувствовался запах бензина.

— Не перепутать бы в темноте, — шепнул кто-то. — Вроде это — морг.

Они отошли в сторону, кинули к сарайчику горящую газету и бросились бежать, прихватив с собой канистру. Морг вспыхнул мгновенно, и к тому времени, когда трое выбрались на шоссе, уже полыхал вовсю. Подоспевшие пожарные не стали тушить морг, а только поливали соседнюю котельную и кухню. Трое парней сели на шоссе в автомобиль.

— Порядок! — самодовольно ответил старший на невысказанный вопрос водителя. — Все сгорит без остатка, и следов не останется.

— Вот если бы сунули его тогда головой в болото, то действительно следов бы не осталось. А лучше бы живого в лагерь приволокли.

Тогда бы точно узнали, какого черта он тут делал. А вы поленились сразу же дело закончить.

— Так светло же совсем было! — возмутились парни. — А он, сволочь, хорошо дрался.

А уж когда мы его.., некогда было в болото тащить. Думали, полежит тихонько до вечера.

Взяли все его вещи и ушли.

— И ни хрена по вещам не выяснили, кто такой! — рассердился водитель.

Парни сочли за лучшее промолчать.

Поздним утром, когда Надежда шла с речки, она встретила разозленную жену дяди Паши — Зинаиду. Та ездила в Оредеж в больницу с нарывом на пальце и вот вернулась несолоно хлебавши, потому что хирурга Цыплакова, оказывается, и след простыл: неожиданно отбыл в отпуск, а что сам назначил ей, Зинаиде, на сегодня — ему и начхать. Помазала медсестра какой-то гадостью, сказала, будет хуже — ехать в Лугу.

— Это какой такой Цыплаков? — заинтересовалась Надежда. — Такой с виду незаметный?

— Ну он. Ни рыба ни мясо. Да ты его видела — он позавчера с милицией приезжал.

«Самое интересное, что я именно этого и ожидала, — думала Надежда. — Ох, нечисто дело!»

— Хотела к главному идти жаловаться, — продолжала Зинаида, — да им не до меня.

В больнице-то, слышь, пожар был. Морг сгорел начисто.

— Неужто!

— Да, и два покойника. Наш, которого вы в лесу-то нашли, да еще бабка Пелагея, бывшего директора автобазы мать. Померла она третьего дня в больнице от кровоизлияния в мозг, — выговорив без ошибки такое трудное словосочетание, Зинаида победоносно посмотрела на Надежду, — сегодня ее отпевать должны были, а что теперь отпевать, когда одни кости остались, и то непонятно чьи. Батюшка очень рассердился. Вот, говорит, хотели хоронить, а вышел крематорий.

— Да отчего пожар-то был?

— Никто не знает, — Зинаида поджала губы, — разное болтают, а только капитан милицейский очень ругается, ему, говорят, из Луги влетело.

— А капитан всегда ругается.

Сердечно поблагодарив Зинаиду за исчерпывающую информацию. Надежда побежала домой.

Теперь, надо полагать, дело о неизвестном трупе будет закрыто. Да и трупа-то как такового нет — одни кости. Врача услали в отпуск, милицейские все друг за друга горой.

И получается, что из посторонних людей кожаный ремешок на шее убитого видела одна Надежда. А ее капитан Свирбенко очень ловко исключил из числа свидетелей. Теперь же можно сказать, что неизвестный человек умер в лесу от болезни — от инфаркта, например.

Остается последний вопрос: причастен ли ко всему этому капитан Свирбенко? Разумеется, все делалось с его подачи, он в Оредеже самое главное милицейское начальство. И еще вопрос: с каким умыслом капитан все это делал?

Просто от лени, чтобы не возиться с расследованием, или?..

«Или», — сказала себе Надежда. Слишком много сил было потрачено на то, чтобы уничтожить улики. Даже морг сожгли. Нет уж, тут явный криминал. Но если идти этим путем, то Надежда больше ничего не узнает. Она, что называется, не местная, откуда ей знать криминальную обстановку в Оредеже?

Надежда села на диван, взяла на колени помирившегося с ней кота Бейсика и стала напряженно размышлять.

Если считать, что того человека убили в семь утра, а они с бабушками вышли из дому в полвосьмого и шли почти час, то получается двадцать минут девятого. Если бы те, кто убил неизвестного, ехали с ним в поезде или привязались к нему на станции, то убили бы почти сразу. Место там глухое, метров двести от путей пройдешь — лес густой, никто не ходит. Так не стали бы они так долго его преследовать. Нет, интуиция подсказывала Надежде, что человека ждали в засаде. Он пытался убежать, но успел только спрятать дискету, а потом дрался с теми, пока его не убили. Допустим, убили его, бросили, а сами решили где-то спрятаться до вечера. На станцию обратно они не вернулись бы — зачем лишнее внимание к себе привлекать, если вечером опять надо в лес идти. А на шоссе можно от того места выйти только двумя путями: или через их деревню Лисино, или через соседнюю — Забелине. Если бы к Лисино убийцы шли, Надежда с соседками их обязательно бы встретили.

Даже если бы те и спрятались в лесу, Персик бы их учуял, он хоть и глупая, а все же собака.

Нет, сказала себе Надежда, они не приехали на машине и не оставляли ее на шоссе, они пришли пешком, причем из Забелине. Но откуда они знали, что человек именно в это время пойдет по лесу, что приедет именно на этой электричке? Очевидно, их предупредили. Но тогда надо окончательно отбросить глупые мысли насчет местных хулиганов. Прежде всего, местные молодые хулиганы ужасно ленивы. Они ни за что не встали бы в шесть утра, чтобы в засаде поджидать неизвестного. Какого черта, мысленно воскликнула Надежда, чтоб он провалился, этот капитан Свирбенко!

Ведь тут и одной извилины хватит, чтобы сообразить: раз убитый шел от станции, значит, надо ехать туда и расспрашивать народ. Людей, конечно, в такое раннее время маловато.

Но ведь кассирша-то сидит. А ей из окошечка всех видно, кто с поезда сходит. И в Забелине всех местных перешерстить, узнать, кто где был утром. Но это так, для проформы, потому что следует идти не в деревню, а в лагерь.

Деревня Забелине такая же старая, как Лисино. В этих местах деревни вообще очень старые. Люди селились тут давно. Надежда где-то читала, что когда Иван Грозный разорил Новгород, то знатные люди целыми семействами бежали сюда и строили деревни Никто их не преследовал, потому что между новгородской землей и этой пролегали непроходимые болота.

Часть их и сейчас еще осталась, там теперь торфяные разработки. И вот иногда, теперь уже достаточно редко, среди местных малорослых кривоногих дедков в кепочках и худых заезженных теток с плохими зубами вдруг попадется высокий плечистый мужчина, светловолосый и голубоглазый. Привет из древнего Новгорода!

Нет-нет, да и проскочит порода.

Деревни строились основательно. Поскольку много в этих местах было камней, то и дома делали из камня. И стоят такие дома лет по двести — что камню сделается!

В середине девятнадцатого века деревня Забелине, да и Лисино тоже достались помещику Воронцову. И стал он строить в Забелине дом, а в Лисино — каменную церковь. Конечно, удобнее было бы и церковь ему строить в Забелине, но дело в том, что в Лисино когда-то церковь уже была — в семнадцатом веке построили деревянную, но на хорошем каменном фундаменте. Место красивое — на холме, над речкой, а вокруг лужок, и сирень весной цветет. Деревянный верх развалился, а фундамент стоял себе да стоял. И от поместья к новой церкви замостили дорожку и обсадили ее березами. Церковь ту немцы взорвали в войну, а березы некоторые и до сих пор стоят.

А помещичий дом не тронули ни наши в гражданскую, ни немцы в эту Был там сначала клуб, потом сельсовет, потом медпункт, потом детский дом на даче жил. А когда Надежда уже в Лисино лето проводила, стоял хороший каменный дом пустой. Лет пять назад тому, когда она уже замужем за Сан Санычем была, ходили они как-то в Забелине гулять и завернули в имение Сан Саныч тогда очень сокрушался, что дом пропадает, вот и печи уже стали местные мужики разбирать — кирпич там особенно огнестойкий, теперь такого уж нет.