– Захар, а может, эта Марина – психопатка?
– Ну и что? Мне от этого не легче.
Он остановился передо мной, покачал головой:
– А еще прокурор называется… Ты смекни. Может, она психически ненормальная на половой почве? Ты, старый прокурорский волк, я бы сказал – мамонт, неужели за всю твою практику не было дел, связанных с подобными психопатками?
– Были,– кивнул я.
– Понял, куда я клоню?
Эта мысль раньше не приходила мне в голову, и теперь я подумал, что надо подкинуть такую идею Авдееву. А Межерицкому сказал:
– Если даже она и психопатка, я не имел права оказаться в таком положении, чтобы меня заподозрили в связи с ней. Вот в чем соль!
– Значит, простой смертный, извини меня, гуляй, сколько хочешь, и ничего! А с прокурором такая нелепая петрушка – хана человеку?
– Вот именно. Я не имею права преступать закон и нарушать мораль…
– Не обижайся, Захар, у меня есть для тебя дельный совет.
– Какой?
– Наш санитар ездил вчера на Богословское озеро. За три часа на мормышку взял шестьдесят четыре окуня. Считали при мне.
– Какая может быть рыбалка,– отмахнулся я.
– Я говорю серьезно. Завтра у нас пятница. Вечером после работы заезжай за мной в Литвиново… Даше можешь сказать что угодно. В командировку, на рыбалку – как посчитаешь нужным. Крючки и блесны у тебя как?
– В порядке.
– Около Богословского озера есть деревенька Лукино. Знаешь?
– Знаю,– кивнул я.
– Там у этого санитара брат живет. Встретят, накормят, устроят на ночлег. Тулупы есть, валенки, мангалы – короче, полный набор. Два дня будем таскать окуней…
* * *
Даше я сказал, что еду с Межерицким на рыбалку Она молча пожала плечами…
…С Богословского озера мы вернулись в середине воскресенья. Наверное, санитар Бориса Матвеевича знал рыбные места. Нам повезло меньше. Но килограмма по четыре мы привезли. Дело было не в этом. Отдохнули отменно.
Я много думал о Даше. Хотелось верить, что за эти два дня она успокоится, но – увы…
Вечером мы молча ели уху. Молча смотрели телевизор. Только самые необходимые слова: «Подай хлеб», «Выключи в передней свет», «Поставь будильник на полчаса раньше»…
А утром я снова собирался на службу в одиночестве. Даша приготовила завтрак, но меня не разбудила. Я обрадовался, садясь в приехавшую за мной машину: хоть словом перекинусь с шофером.
– Варили вчера уху? – спросил я у Славы.
– Моя не уважает. Пожарили. Но в основном посолили и повесили вялить. У меня на чердаке хороший сквознячок для этого. Люблю рыбку с пивом…
Мы всю дорогу вспоминали о нашей рыбалке. Слава сказал, что хорошо бы съездить в Лукино летом и поудить с лодки.
– Хорошо бы,– ответил я. А сам подумал: если до тех пор меня не попросят из прокуратуры.
Понедельник всегда хлопотный день. Едва переступил порог кабинета, как посыпались звонки, один за другим повалили посетители.
В обеденный перерыв я не смог урвать времени, чтобы поесть. Крутился до самого вечера. После работы поехал домой, пообедал. Даши еще не было. Я снова вернулся в прокуратуру посидеть над завтрашним выступлением на судебном процессе. Несколько раз звонил домой предупредить жену, что буду поздно. Ее все не было. Я стал волноваться, хотя раньше, когда между нами не было разлада, она, правда, редко, но задерживалась.
Дашин голос я услышал в начале одиннадцатого. Почему она так задержалась, не объясняла.
Вернувшись, я застал на кухне накрытый салфеткой ужин. Обычно в таком случае я радовался покою и тишине и боялся их нарушить, чтобы не разбудить жену. Сейчас тишина угнетала. Мне казалось, что Даша не спит и не откликается нарочно.
На работе старался не думать о том, как продвигаются мои дела в областной прокуратуре. Но когда сидел один на кухне, замучили невеселые думы. Хотелось человеческого тепла и душевного разговора. Хоть несколько утешительных слов…
Покончив с едой, которую проглотил без всякого аппетита, лег на диван. Мне теперь стелили на диване в столовой. И опять давила тишина. Я видел в ней зловещий признак – из области не было ни звука. Что предпринял Авдеев? Почему он тянет с проверкой? Правда, кто-то говорил, что он подхватил грипп и бюллетенит… Как решит поступить Зарубин? Неизвестность и ожидание выбивали из колеи.
Вторник почти весь день я просидел в суде на процессе. После оглашения приговора заскочил на работу. Секретарша сообщила мне, что звонили из области. Вечерним поездом приезжал из Рдянска Сергованцев.
Меня это неприятно кольнуло. Не его посещение. Сергованцев наезжал часто. На то он и зональный прокурор. Но Алексей Михайлович всегда предупреждал заранее. В крайнем случае – за сутки. К чему такая неожиданность? Может быть, Сергованцев надеялся застать меня врасплох? Но он отлично знал, что я никогда не скрывал промахов, так же как и успехов, в работе прокуратуры.
Я заказал гостиницу, предупредил шофера. Мы встретили Сергованцева поздно вечером. Он поздоровался суше обычного. А когда мы отвезли его в гостиницу, Слава заметил:
– Что-то сегодня Алексей Михайлович вроде не в духе.
– Устал с дороги человек,– откликнулся я. А сам подумал: причина может быть одна – мои акции падают…
На следующий день Сергованцев сел за работу. Его интересовали следственные дела.
Первым пришел с докладом наш молодой следователь Глаголев Евгений Родионович.
– Дело о хищении в гастрономе мною производством закончено. Можно передавать в суд,– сказал следователь, кладя передо мной тоненькую папку.
– Тот самый парнишка?– спросил я.
– Да.
– Что нового удалось установить?
– Ничего,– пожал плечами Глаголев.
– Тогда, я считаю, дело надо прекратить, а материалы передать в комиссию по делам несовершеннолетних при исполкоме горсовета.
Глаголев удивился:
– Но ведь хищение налицо. Преступник сознался. Все это подтверждено следствием.
Сергованцев оживился.
– Что именно?
– Этот паренек спрятался вечером в гастрономе,– начал объяснять Глаголев.– Обворовал кондитерский отдел. А когда утром открыли магазин, смешался с толпой и вынес похищенное.
– Сколько ему лет?– спросил Сергованцев.
– Шестнадцать,– ответил следователь.– Посмотрите, как он все заранее обдумал, как готовил преступление. Знал, куда спрятаться – в еще не установленное оборудование, витрину-холодильник…
Сергованцев задумался.
– Погодите, Евгений Родионович,– я раскрыл папку.– Спору нет, мальчишка виноват. И по головке его гладить никто не собирается. Но из материалов следствия вытекает, что он только хотел отличиться, покрасоваться перед своими дружками и девушкой.– Я повернулся к Сергованцеву: – Парень бился об заклад, что просидит ночь в магазине, а заодно и достанет своей Джульетте знаменитый шоколадный набор «Весна», выставленный в витрине… Кстати, набор оказался муляжем.
– Как?– переспросил Сергованцев.
– В блестящих обертках вместо шоколада были деревяшки. Так делают для витрин.
Алексей Михайлович расхохотался.
– Деревяшки?! Представляю состояние той девицы, когда она решила попробовать шоколад… Да, крепко ему не повезло. Всю ночь дрожал от страха, и ради чего!
Глаголев сидел молча. Подождав, когда Сергованцев перестанет смеяться, он саркастически произнес:
– А если бы его девушке захотелось иметь золотые часы? Он полез бы в ювелирный?
– Гадать, что бы он совершил, никто не имеет права,– сухо сказал я.– Перед нами конкретный факт. И мы должны отталкиваться только от него. Кстати, в винном отделе стояли дорогие коньяки. По двадцать пять рублей за бутылку. И мальчишка к ним не притронулся. Потом, надо еще учитывать личность. По всему видно, что он не злостный вор. Да и в семье у него не все благополучно… Искалечить жизнь легко, исправить трудно…
– Что он еще вынес, кроме «Весны»? – спросил Сергованцев.
– В результате ревизии, проведенной в отделе магазина сразу же после происшествия, обнаружена недостача. Пропало около десяти килограммов конфет «Мишка»,– ответил я за следователя.– Но никто у парня таких конфет не видел.
– Понятно,– кивнул Сергованцев.
Глаголев вопросительно смотрел то на меня, то на Сергованцева.
– Правонарушение есть,– сказал я ему.– Но не такое, чтобы этим занимался суд.– И вернул следователю папку.– Что у вас еще?
– Захар Петрович, я снова предлагаю прекратить дело о продавце с рынка.
– Это тот, что умер? Забыл его фамилию…– спросил я.
– Шафиров,– напомнил следователь.– Надо прекратить за смертью подследственного.
– Ничего нового?
– Абсолютно.
Недели две назад Глаголев уже приходил ко мне с постановлением о прекращении этого дела. Но я его не утвердил.
– Хитры же вы, Евгений Родионович,– пожурил следователя.– Думаете, прекратил одно, так под настроение прекращу и другое?
