Валентин предложил ресторан.
– Давайте я за вами заеду?.. – Он не сказал, во сколько заедет, оставив это на ее усмотрение. Пусть решает дама.
И дама решила:
– Ладно. Заезжайте. Только не раньше девяти часов.
– Договорились, – весело сказал театральный художник и положил на переднюю панель пятисотку.
Кристина удивилась. Тут ехать-то всего ничего, а он отвалил пятьсот рублей. Но от денег отказываться не стала. Раз дает, значит, не последние. Видно, при деньгах мужичок. Такого Кристина не выпустит. Он еще не знает этого маленького паучка. И как она умеет заманивать таких, как Валентин, в паутину.
Она видела, как Валентин быстро пошел к метро, помахивая «дипломатом».
«Ладно. Посмотрим, что он из себя представляет. Если что, получит под зад коленом», – решила она.
– Так, орлы, ну что у нас по трем последним убийствам: председателя спорткомитета, его жены и охранника? – спросил Калинин и посмотрел на капитана Горюнова.
Эти убийства повесили на капитана.
– По самому Борисову еще предстоит поработать, – начал доклад Горюнов. – Мы повторно опросили жителей соседних с офисом домов.
– Ну и что?..
Горюнову похвастаться было нечем. И Калинин это сразу понял по кислому выражению лица капитана.
– Судя по заключению экспертизы – убийства Борисова и охранника произошли ночью. Да и переулок там такой… В общем, свидетелей нет. По крайней мере на сегодняшний день.
– И что делать намерены? – спросил Калинин.
– А что можно делать в такой ситуации? Искать убийцу. Будем работать с агентурой. Хотя этот псих, кажется, одиночка. Пока с определенностью можно сказать: Борисов и охранник убиты одним человеком. Удар острым предметом по горлу.
– А жена Борисова?
– Можно предположить, что и жена тоже. Хотя способ убийства другой. Борисова умерла от удара головой о светильник. Но наши эксперты поработали, и, по их заключению, следы от кроссовок возле «Мерседеса» убитого Борисова совпадают со следами, оставленными в квартире при убийстве его жены.
– Это веский аргумент, – согласился Калинин, но тут же произнес задумчиво: – И все же непонятно, почему этим двоим убийца раскроил горло, а женщину ударил головой о светильник.
– А может, он и не хотел ее убивать. Пришел с целью что-то выяснить, но произошло нечто такое, в результате чего он был вынужден ударить ее головой о светильник.
– То есть ты хочешь сказать, что убийца был знаком с Борисовой? – оживился Калинин.
– Меня заинтересовала вот какая деталь. Я еще раз съездил по адресу, где жили Борисовы. Еще раз поговорил с соседями по подъезду. Так вот соседка из 122-й квартиры видела, как в половине одиннадцатого к ним в подъезд вошел мужчина. Она бы, может, и не обратила на него внимания, но за два дня до этого видела его стоящим в сквере, напротив их дома. Видела, как вышла жена Борисова и, проходя мимо сквера и заметив этого мужчину, тут же вернулась домой.
Калинин снял очки, положил их на стол и уставился на Горюнова.
– Что это значит? – спросил он.
– По мнению соседки, Борисова, увидев его, испугалась.
– Это лишний раз подтверждает, что она его знала. И потому испугалась.
– Скорее всего, да, – согласился Горюнов, потом продолжил: – И в день убийства Борисовой, как я уже говорил, этот самый мужчина появился в их подъезде.
– А соседка эта не ошибается? – тут же последовал вопрос майора.
– Нет. Внешность у того запоминающаяся. Она говорит, на бомжа похож. Небритый. Лицо худощавое, и глаза…
– А что глаза? – поинтересовался майор.
И Горюнов пояснил:
– Взгляд такой, как у человека с ненормальной психикой.
В ответ Калинин кивнул головой. Пока все получалось согласно логике.
– Мы сделали фоторобот предполагаемого убийцы. Вот что получилось. – Горюнов достал из папки отксеренный лист с изображением лица бородатого, показал Калинину.
Майор смотрел долго и внимательно, но так и не опознал его среди своих подопечных, кто проходил у него по убийствам.
– Вот что, капитан, свяжитесь с социологическими службами, занимающимися проблемами бездомных, и направьте им по факсу эту рожу, – кивнул он на фоторобот. – Возможно, удастся через них установить личность подозреваемого. Хотя все это относительно. И запросто может оказаться, что на самом деле никакой он не бродяга. А человек, у которого есть и дом, и жена, и дети. И убивает он с целью грабежа. Ведь из квартиры тех же Борисовых убийца забрал золото, большую сумму денег. На приличное тряпье, компьютер, телик с видаком не позарился. Определенно знал, что брать.
Шевелев, сидевший рядом с Горюновым, попросил:
– Дай глянуть на портрет.
Он взял у капитана отксеренный рисунок.
– Слушай, а это не тот ли кент, про которого говорил приемщик из ломбарда? – спросил он у лейтенанта Анохина, показав ему рисунок. Они вместе выезжали в ломбард по звонку Кристины Окуловой.
– А черт его знает, – Анохин не стал гадать, тот или не тот, тем более убеждать в этом Калинина, сказал: – Надо показать этот рисунок приемщику. Пусть посмотрит.
Калинин глянул на обоих оперов.
– Этот бородатый абориген уже успел отметиться и в ломбарде? – спросил он.
– Когда мы приехали туда и стали разбираться, усатый приемщик припомнил, что опознанный Самариной перстень вместе с серьгами и цепочкой с кулоном принесла к ним старуха. Сказала – фамильная драгоценность. Ну они, как положено, списали ее данные с паспорта. А приемщик обратил внимание на бородатого мужчину, поджидавшего старуху на улице. Вел бородатый себя подозрительно…
– Подожди, Шевелев, – остановил майор лейтенанта, видя, что тот шпарит без остановки. – Ты сказал, вел себя подозрительно?
– Ну да.
– И как это проявлялось? – спросил майор.
Шевелев почесал затылок:
– Ну как? По сторонам смотрел. Приемщику показалось, он чего-то боится.
– Или кого-то, – добавил Анохин.
– Или действительно кого-то, – согласился Шевелев и продолжил: – Когда старуха сдала золото, получила деньги и вышла на улицу, то они с бородатым быстро ушли.
– Понятно. По адресу, где проживает старуха, выезжали?
Шевелев ответил за себя и за Анохина:
– Выезжали. Только…
– Что – только? Говори, не тяни резину.
– Этот паспорт принадлежит Червоточенко Дарье Васильевне. Тысяча девятьсот двадцатого года рождения. Гражданка заявляет, что потеряла его в магазине. Или выкрали. Точно не знает. Все-таки бабуле восемьдесят первый год. Она и расписаться-то толком не может.
– В ломбарде не она была? – спросил Калинин, уже понимая, что ответ будет отрицательный.
– Нет. Это установлено точно. Ее фотографию мы показали работникам ломбарда. Да и последние полгода старуха выходит только в магазин, который находится в пятнадцати метрах от ее дома.
– Значит, этим паспортом воспользовалась другая старушенция. По ней фоторобот составили?
– Составили, – показал Шевелев рисунок. – Правда, получился он несколько хуже, чем по ее бородатому сопровождающему. Но я думаю, можно раздать участковым. Пусть поглядят на своих территориях.
– Правильно, – одобрил Калинин и предложил: – Вот что, раз преступники завладели паспортом, то не исключено, что они обратятся и в другие ломбарды. Золото им надо куда-то сбывать. А тут механика простая. Сдал, получил деньги и отвалил. И можешь сданную побрякушку не выкупать. Ломбард вправе ее продать. Давай-ка, Шевелев, пройдись по другим скупкам золота. Может, и там отметилась эта старушенция с паспортом Червоточенко.
– Есть, – проявил завидную готовность Шевелев и тут же попросил: – Можно возьму трех курсантов в помощь? Все-таки работа трудоемкая.
В этом месяце к ним в отдел на стажировку прислали курсантов института МВД – шестерых девушек и четверых парней. И вот молодые лейтенанты стали забирать себе в помощники девушек. И так получалось, что симпатяги студентки исчезали куда-то с Анохиным и с Шевелевым, причем на целый день. А парни большей частью болтались по коридорам в ожидании мелких поручений.
Калинин чуть заметно улыбнулся.
– Пожалуйста, возьми, – великодушно разрешил майор.
Шевелев прямо расцвел на глазах, и вдруг…
– Выделяю тебе четырех парней, – «обрадовал» его Калинин. – Введешь их в курс дела. Они тебе помогут.
Горюнов и Анохин засмеялись над Шевелевым.
– Чо, удружил тебе майор? – шепнул ему на ухо капитан.
Расстроенный Шевелев промолчал.
На столе у майора зазвонил телефон. Он поднял трубку.
– Слушаю, Калинин, – сказал он, и лицо его из веселого тут же сделалось серьезным. – Так. Да. Понятно, – коротко отвечал он.
Все уже поняли, что это означало. И опера тоже сделались предельно серьезными, сразу оставив шутки.
