— Я по объявлению, — воспроизвел гость свою фразу. — Хотелось бы взглянуть на бумаги…
Клим удивился.
— Думаю, бумаги — дело последнее. Сперва, может быть, посмотрите хозяйство? Постройки, сад?
— Уже посмотрел, с вашего разрешения, — первый раз что-то вроде улыбки показалось на лице отставника. — Обошел все, чтобы вас не будить спозаранку.
«Ясно, — подумал Клим, — мы с ним расходимся в понятии „спозаранку“».
— Затемно, наверное, приехали, — вслух сказал он.
— Да, рановато, так уж получилось… Все-таки, бумаги бы посмотреть…
Определенно, здесь что-то нечисто. Клим насторожился, остатки сна улетучились. Он вышел в соседнюю комнату, достал из шкафчика папку.
— Вот, смотрите, здесь все.
Покупатель надел очки в толстой оправе, зашуршал бумагами.
— Так… план дома с постройками… страховой полис… а это из суда что — ага, свидетельство о праве наследования…
Ярчук прибрал постель с дивана, ожидая, пока тот закончит.
— Ну что, документация вас устраивает?
— Вполне. Главное, нет пристроек без санкции районного архитектора. Это, знаете, такая морока. Хотелось бы еще…
Замечание насчет пристроек было сущей чепухой. Клим прервал его:
— Неплохо бы, как говорится, быть взаимно откровенным… Разрешите взглянуть на ваши бумаги, в свою очередь. Знаете — я теперь дока в этих делах, знаю, что и кому полагается.
Отставник снова странно взглянул на него.
— На беду, как раз не захватил никаких документов. Могу лишь так представиться, словесно — если поверите…
Клим скупо кивнул: валяйте, мол.
— Степаненко Андрей Гаврилович, проживаю на Ждановской набережной, двадцать пять дробь один. Коренной горожанин, так что право на покупку есть.
— Достаточно пяти лет проживания, — сказал Ярчук. — А зачем вам, коренному горожанину, это бунгало? Я за него с вас могу заломить еще те деньги. Знаете, небось, теперешние цены на жилье?
Квадратный несколько смущенно изложил свою позицию:
— К природе начинает тянуть в зрелом возрасте, к древесности, к травке… Тем более, если вырос на лоне, так сказать… Ну, а если вы захотите с меня взять больше того, что в моих возможностях — что ж, останусь при своих интересах… на Ждановской.
«Нет, — соображал Клим, — вряд ли он от них. Разве что играет уж очень мастерски, ну прямо Леонов!»
— Чего там, — сказал он, — цена стоит в полисе, больше ни гроша не возьму… Если только вы на самом деле Степаненко Андрей Гаврилович.
Квадратный будто не расслышал последнюю фразу; он тщательно завязал папку и вручил ее Климу. Поднялся со стула — стало заметно, что он выше ростом на полголовы.
— Резонно, согласен с вами — деньги против документов. Тут вы совершенно правы, продолжим этот разговор (он глянул на часы с календарем), — в среду, как вы на это?
— Идет. — Клим все еще не определился относительно гостя. — Только не в такую рань. Скажем, часов в десять.
Квадратный зачем-то выглянул в окно, раздвинув занавески.
— В среду как раз нотариус работает здесь.
— Где это — здесь?
— В поселковом совете, я имею в виду.
— А-а, вот что. Вы, будто, уже по рукам ударили.
— Почти что. — Гость снова улыбнулся. — Ну, до среды.
Ярчук проводил его до калитки. Солнце уже поднялось над осинами и посылало уходящему в спину низкие бледные лучи. Тут Клим заметил еще одну фигуру.
— Клим!
С той стороны изгороди пробирался к нему Губский в дождевой куртке бронзового цвета, похожий на встревоженный самовар. Положительно, сегодня никому не спалось.
— Кто это такой был? — сосед, отдуваясь, глядел вслед квадратному.
— Клиент, как вы говорите. Потенциальный покупатель.
— Вот оно что… — Иван Терентьевич сухо поджал губы. — Я же тебе обещал покупателя, куда ты спешишь? И тип какой-то неприятный. Смотрю — бродит в малиннике, будто медведь…
— А вы-то чего встали до петухов?
— Я? — замялся Губский. — Возраст, наверное, не спится. Брожу по саду.
Ярчук бросил взгляд на соседний двор.
— Томик, я вижу, у вас последнее время квартирует?
Губский заметил уже, что Ярчук и его племяш не особенно жалуют друг друга.
— С чего ты взял? А-а, мотоцикл стоит… Нет, это он его у нас оставляет, когда с вечера поддаст. Лина не дает ему ездить под мухой.
Ярчук заметил также возле гаража давешнее приспособление для рихтовки, но смолчал. Его больше беспокоило другое.
— Вы не в курсе, случайно… куда подевалась Тоня?
— Ума не приложу! — Губский подмигнул Климу. — Где-то в городе, скорей всего — вещей не взяла. Да ты не переживай, это у нее в обычае, исчезать по-английски. Скоро явится, могу даже сказать, когда.
— Когда же? — Ярчук не мог скрыть нетерпения в голосе.
— В среду. У меня будет юбилей, круглая дата — полтинник. Приедет — куда денется… И ты приходи, само собой.
— Спасибо. — Клима пробирал озноб, то ли от холода, то ли от внутреннего беспокойства. Сосед похлопал его по плечу ободряюще.
— Ну, пока. Дуй домой, а то простынешь.
Хлопнула дверь в его доме, и Губский беспокойно оглянулся. Но это была всего лишь его жена, блеклая, как всегда. В руках у нее белела какая-то одежина, которую она тут же стала тщательно чистить щеткой.
— Иди, иди…
Но Клим уже узнал куртку Томика, мотоциклетную куртку Томика… Значит, он был здесь… Раздумывая об этом открытии, Ярчук почти миновал почтовый ящик, где что-то белело. Открыл дверцу и вытащил открытку. На обороте карпатского пейзажа коротко сообщалось, что фамилия того человека — Панков. Нина подписалась сдержанно, совсем по-девчоночьи.
Название родного города перекрыло шум в зале междугородки. Ярчук очнулся от дремоты, вскочил с кресла и занял крайнюю кабину. В трубке слышался монотонный гул и на фоне его — далекий писклявый диалог, будто где-то на Марсе переговаривались два комара.
— Катя!
— Да? Я слушаю! — закричала вдруг Катя в самое его ухо.
— Привет, сестренка! Не ори особенно, тебя прекрасно слышно. Как там дела?
— Все в порядке, Климчик! Я прошла в техникум. С первого сентября — в колхоз.
В голосе сестры было столько ликования, будто дождливый сентябрь на картофельных полях мог сравниться с невесть какой удачей.
— Поздравляю, Катька! Ты хоть там одна управляешься?
— Нефедовы помогают, не волнуйся. Что там у тебя с этим самым… с наследством?
— Скоро разделаюсь. — Клим повернулся, чтобы прикрыть дверь и заметил краем глаза, как вскинулась газета под замшевой кепочкой. Так-так, значит, контролируете. Он снова повернулся спиной к залу и громко заорал в трубку:
— В порядке, Катюш! Двадцать восьмого оформим купчую — и с плеч долой! Жди с подарками!
— Ты сам-то чего орешь? — удивилась сестренка. — Весь город разбудишь, у нас тут уже начало двенадцатого.
— Это я от радости, — Ярчук заметил, как молодчик в замшевой кепке с деловитым видом вышел из переговорного пункта. Он прикрыл дверь.
— Теперь слушай внимательно.
— Да-да!
— Заглянешь к тетке Ниле в шкатулку, знаешь, в ту…
— Она ее прятала. Помнишь, какой скандал был, когда я, маленькая, полезла туда?
— Ты уже не маленькая, полезь незаметно. Старушка простит.
— Не хочется.
— Надо, Катька. Там должны быть такие штуки…
— Какие?
— Ну… корешки от переводов. — Клим совсем понизил голос. — Переводы отсюда, от отца!
— Не может быть!
— Проверь, я думаю, она их не выбросила… Теперь ясно, откуда взялась та твоя шубейка… мой велосипед. В общем, напиши, сколько их там и общую сумму. И еще одна большая просьба…
Клим оглянулся. Молодчик в кепке маячил за его спиной.
— Свяжись с Крынским, пусть сделает запрос…
Остальное Клим почти прошептал.
— Ну и связь, — буркнула Катя в тысячекилометровой дали. — Еле разобрала. Что ты там опять затеваешь?
— Дома все расскажу! — громко сообщил Клим. — Так что же тебе привезти?
— Поговорили? — вмешалась телефонистка.
— Вы бы лучше за линией следили, вон у вас какая слышимость. Братик, я за тебя беспокоюсь. Возвращайся скорее, Клим!
— Хорошо. Все, сестренка? Тогда пока, не скучай!
— До свиданья! Клим…
— Закончили, — сказала телефонистка.
— А, ч-черт! Не могла подержать еще секунд десять!
Ярчук вышел из кабины и направился прямиком к переходу, возле которого сгрудились машины на красный свет, словно волы. Молодчик вышел на крыльцо почты и мельком глянул вслед. Затем, не спеша, снял трубку и набрал номер.
19. Одиночество молодого человека
Радио пиликало какую-то усыпляющую мелодию. Клим сумерничал, не зажигая света. Его охватила хандра.
Мне не нравится здесь, думал он. Мне не нравится этот тоскливый дом с привиденьями на чердаке, не нравится темная загадка с гибелью человека, давшего мне жизнь… Но его жизнь мне тоже не нравится. Мне не нравится также сосед Губский и его племяш. Мне не нравится этот крот, что регулярно роется у меня в саду, не нравится металлоискатель в гараже у соседа — такой у нас разбирали на курсах ПВО. Мне не по нраву хоровод, что начинает вырисовываться вокруг. Не нравится этот покупатель, от него несет фальшью. Мне тут, вообще, ничто не нравится. Кроме Тони, но вот следы… И где она, в самом деле?
