Над Гришкой сперва смеялись, что он женился на проститутке, потом смеяться перестали, а теперь многие ему и завидовали. Машка оказалась прекрасной хозяйкой, заботливой и нежной супругой. Пятак ни в чем не знал от нее отказа, по выходным выходил гулять в накрахмаленных сорочках и благоухал несколько резковатым парфюмом.
Сегодня Маша приготовила щи и пирожки с грибами. Печь и готовить она обожала смолоду, чем много лет назад и прельстила отца Василия.
Григорий чинно сидел за столом. Маша положила ему пирожок с грибами, налила в тарелку половником щей и сама разлила водку в два лафитника. Гриша уже было поднял свой, как в дверь позвонили.
– Звала кого? – спросил он жену.
– Кажись, не звала. – Ответила Маша и, для напряжения памяти, наморщила лоб: – Точно не звала.
Пятак с сожалением опустил наполненный лафитник на стол, тяжело вздохнул и поднялся открывать. На пороге стоял малец лет пятнадцати-шестнадцати и смотрел на хозяина светлыми голубыми глазами.
– Тебе кого, пацан? – поинтересовался Гриша, не очень радушным тоном.
– Мужик, я из юного крыла РДР. Не хотите вступить в нашу партию?
Гриша хотел было спросить «Хули я там не видел», но голубые глаза ребенка смотрели столь чисто и искренне, что он от мата удержался:
– А зачем мне эта ваша партия? Я отродясь никуда не вступал. Только если в зону… Так, не по своей воле.
– Вы хотите, чтобы наша Родина стала свободной и светлой?
– Гришенька, с кем ты там беседуешь? – заволновалась хозяйка долгим отсутствием супруга.
– Да вот, малец пришел. Агитирует меня. Вроде послать на хер неловко.
Маша тут же появилась в прихожей:
– Да к нам и раньше мальчик приходил, – и, оглядев агитатора, добавила: – Не этот. Тот был повыше и волосы подлиньше.
– Это Стас Кольцов приходил. Теперь его участок мне отдали. – Пояснил молодой человек.
– У вас дело крепко поставлено. Кто же ваш пахан? – ухмыльнулся Гриша.
– Имя учителя я назвать не могу. Нашу партию подвергают гонениям. Но вы должны знать, нас в городе очень много. Даже в вашем доме семь квартир членов нашей организации. Победа будет за нами! – Говорил все это мальчик хорошо поставленным голосом, который уже прошел стадию юношеской ломки и звучал солидным баритоном.
– В нашем доме, говоришь? – засомневался Григорий.
– Можете проверить. Товарищи по партии всегда поддержат друг друга. А если все мы выйдем на улицу, врагу нас не одолеть. И скоро, очень скоро наше время придет. Мы прогоним кавказских и азиатских чурок, покажем свое место жидам и иноверцам. В органах власти им работать больше не придется. Хотят жить, пусть чистят нам ботинки. Наша партия так и называется «Россия для русских», а сокращенно – «РДР».
– Так вы кто? Фашисты? – удивился (повтор) Пятак: – И еще не в тюрьме? Теперь мне кое-что понятно.
– Что вам понятно?
– Знаешь, паря, я бывший урка. У нас даже в зоне на нацию никто не смотрел. Можешь обрезанным быть, можешь с крестом на шее. Если падла, неважно, какой ты веры. Тебя все равно зароют. А если не гнида – живи. Мне наплевать, кому ты молишься.
– Это ничего, что вы сидели, дяденька. Мы принимаем бывших уголовников, и никто их в нашей партии не оскорбляет прошлым. При демократах любая форма сопротивления хороша, и уголовно наказуемая в том числе. Вот вам наша брошюра, вы почитайте, а я через несколько дней опять вас навещу. – Мальчик быстро сунул Маше Саратовой брошюру и тут же убежал.
Вернувшись за стол, Гриша выпил лафитник водки, закусил пирожком и сказал жене:
– Зеленый еще, а уже на понт берет.
– Почему на понт? – не поняла Маша.
– Потому что западло в нашем доме кому в их партию вступить.
– Вот и ошибся, Гришенька. У них уже полгорода записались. При записи бутылку водки дают и сто рублей денег. И взносов никаких.
– Ничего себе, – крякнул Гриша и налил себе снова: – Неужели столько мудаков в городе?
– Почему мудаков, Гришенька? Люди видят, что деньги у торгашей, а они все черные или евреи. Вот и не любят их у нас. А эта партия обещает с ними разделаться. Почему не вступить? К тому же привыкли быть членами, а большевики теперь слабые. Вот люди и ищут, кто посильнее.
Григорий помрачнел и принялся за первое. Щи начали остывать, но Маша умела так вкусно готовить, что они и холодные оставались хоть куда. На второй звонок в дверь хозяин даже не пошевелился. Пошла открывать Маша. Через минуту вернулась с тощим вертлявым субъектом.
– Приятного аппетита, хозяин, – улыбнулся посетитель: – Говорят, ты к моей персоне интерес выказал.
– Сестричка напела? Да приходил я к ней. Просил, чтобы ты мне голос из ямы подал.
– Филин друзей не забывает. Зачем звал?
– Садись, покушай. А потом побазарим, – ухмыльнулся Гриша.
– А ментам не сдашь? Ты же теперь в завязке.
– Я в завязке, но не курвился. А интерес к тебе не у меня, а у Голенева. Капитан хочет знать, не твои ли дружки ментов замочили?
– А ему-то зачем?
Гриша дал знак жене, чтобы та их оставила. И дождавшись, когда за Машей закроется дверь, сообщил гостю:
– Сын капитана, Ленька, в мэрии уголовку курирует. Просил отца подсобить. У нас в Глухове ментов отродясь не мочили…
Филин нервно сплюнул на пол:
– А говоришь не скурвился? Песня все равно к ментам попадет.
Грише плевок гостя на чистый пол не понравился, но он сделал вид, что не заметил:
– Песня может и попадет, но песенника сдавать никто не будет. Песня вроде народная. Врубился?
– Поклянись.
– Сукой буду.
– Передай своему афганцу, я ни ухом ни рылом. И мои кореши близко к ментам не подходили. Подфартило за так… А больше ничего не скажу. У меня, Пятачок, репка одна, и терять ее неохота…
* * *
Утопленника прибило к берегу рано утром. Сергей Скворцов с друзьями еще спал в баньке. Накануне они довольно поздно приехали к нему на дачу, и засиделась за шашлыком до часу ночи. Говорили о разном. Голенева вспоминали, а вот об Андрее Никулине ни слова. А тут с утра утопленник. Труп нашли мальчишки и с ними сын Сергея. Прибежали гурьбой. Орут. О чем не поймешь. Сергей со сна чуть не обложил пацанов. А когда понял, разбудил Степана и Женю. Спустились к морю в плавках. Утопленник выглядел жутко – лицо разбито о камни, руки отрублены. Множественные следы ножевых ран. Похоже, что над ним еще при жизни хорошо поработали, но отчего-то сохранили на шее массивную золотую цепь и крест. Крест был особенный и Скворцов его тут же вспомнил. Этот золотой крест носил
Андрей Никулин, молодой директор фирмы «Парус», которого не так давно похитили бандиты. Рост и цвет волос тоже напоминали Андрея, но лицо было настолько изуродовано, что и родная мать могла засомневаться. Скворцов позвонил в городской отдел Милиции. Следственная группа прикатила минут через тридцать. Следователь Куликов с отвращением осмотрел утопленника и сел на большой камень, дожидаясь пока медэксперт доложит первые впечатления.
– Слушай, Куликов, на нем золотой крест Никулина, директора ООО «Парус». – Сообщил о своем открытии Скворцов. Следователь оживился:
– Похищенный что ли?
– Он самый.
– Выходит, все-таки убили. Родственники у него есть?
– Жена. Родители давно померли. Брат где-то в России. Не уверен, что они общались.
– Может, жена опознает. – Предположил следователь: – Бабы нас по своим приметам определяют.
– По члену? – Ухмыльнулся Волков: – Так у него, небось, пиписька в воде или раздулась, или рассосалась.
– Ну, тебя на хер, Степа… – Покривился Сергей: – Не можешь даже покойника не срамить…
– Ему уже все до Фени. – Бросил Волков, но видимо, все же застыдился, поскольку отвернулся и долго прикуривал от зажигалки. Следователь Куликов положил Скворцову руку на плечо и заговорил жалобно:
– Слушай, ни в службу, а в дружбу, смотай через часок к его супруге. Ты же ее знаешь. Привези в морг. Пусть посмотрит. Опознает – нам мороки меньше.
Скворцов не возражал:
– Нам тоже меньше. В кооперативе хоть ясность появится. ООО «Парус» афганцы по-прежнему называли кооперативом, хотя теперь это была солидная фирма, одна из наиболее прибыльных на побережье.
Через пятнадцать минут утопленника увезли. Медэксперт от предварительных выводов воздержался, но в том, что мужчину зверски убили, ни у кого из афганцев сомнений не осталось.
– Все же я ничего не понимаю. – Признался Сергей, когда они остались своей компанией: – Я всех наших уголовников прижал. Могу поручиться, они ни при чем. Тогда кто?
Волков затушил сигарету, запихнув ее в глубоко в песок:
– Может, из Грузии прикатили? Интересно, как там Жвания поживает?
– Жвания давно в Питере казино открыл. Я о нем сразу подумал. Нет, грузин тут ни при чем. А кто при чем, не знаю.
– Ладно, Сережа. Чего гадать? Пусть Вика на останки кормильца полюбуется, может и не признает… – Успокоил начальника бывший подрывник Женя.
– По моему разумения, не должна признать. – Сообщил Скворцов и увидел супругу. Наташа в халатике и с полотенцем в руках направлялась к морю.
