Наконец это свершилось. Он уставился на меня сквозь стеклышки своих очков, а затем спросил:
— Это насчет вас мне звонил Эд Ганолезе?
— Да, сэр.
— Прошу, — пригласил он, взмахнув сачком. — Проходите сюда.
Я пошел по проходу, но к тому времени, как я оказался рядом с ним, он, похоже, начисто забыл о моем существовании, сосредоточенно вглядываясь в один из небольших аквариумов. Все аквариумы были заселены яркими рыбками, которых принято называть тропическими, а в этом обитала лишь одна оригинальная особь — золотисто-коричневая с красным хвостом. Она беспокойно металась от стенки к стенке, как бы в поисках выхода.
Тессельман постучал ногтем по боковой стенке аквариума, и рыбка немедленно метнулась к источнику шума. Тессельман тихонько хихикнул и посмотрел на меня.
— У нее скоро будут детки, — доверительно, будто большой секрет, сообщил он. — Наверное, уже сегодня.
— Красивая рыбка, — сказал я.
Я понимал, что должен как-то польстить самолюбию счастливого владельца, а что еще можно сказать о беременной рыбе?
— Мне приходится следить за ней, — делился он своими заботами. — Если я не отсажу деток сразу же, как только они появятся на свет, она их сожрет.
— Выходит, у вас здесь процветает матриархат, — заметил я.
— Они все пожирают себе подобных. — Он взмахнул сачком, обводя комнату широким жестом. — Все. Они живут в очень жестоком мире. Я хочу спасти ее деток. Мать — краснохвостая гуппи, а отец — гуппи-лирохвост. Потомство должно получиться на зависть всем аквариуми-стам.
Я перевел взгляд на другие емкости. В большинстве из них плавало от пяти до десятка рыбок, которые стремительно носились по своим солнечным темницам, словно в злобе гоняясь друг за дружкой.
— А что будет, если одна рыба поймает другую? — спросил я.
— Ее съедят.
— Надо же.
— Идите сюда, гляньте-ка на это.
Он зашаркал по проходу и остановился перед другим аквариумом, в котором упражнялась в ловле собратьев дюжина, если не больше, маленьких разноцветных хищников. Тессельман постучал по стеклу, и вся стайка устремилась посмотреть, что происходит. Он насыпал на воду немного корма, и рыбы ринулись в драку за еду. Одна из них, по-видимому, совершенно свихнулась и принялась раздуваться, словно воздушный шар.
— Это Бета, — пояснил Тессельман. — Сиамская боевая рыбка. В Сиаме проводятся настоящие рыбьи бои. Это чем-то напоминает петушиные схватки, которые когда-то устраивали у нас. Говорят, замечательно азартная игра. Ничего общего с грубой дракой.
— Симпатичная рыбка, — повторил я свой комплимент. Если уж на то пошло, Бета и в самом деле заслуживала похвал. Она чем-то напоминала мне новую машину — мягкие, неброские тона, изящные линии, плавники там и все такое прочее.
— Это моя прима, — похвастался Тессельман и перевел взгляд на меня. — Вы, кажется, хотели поговорить со мной о бедняжке Мейвис?
— Да, сэр.
— Ужасно то, что случилось, слов нет.
Он снова побрел прочь от меня, то и дело поворачивая голову вправо и влево, обозревая содержимое своих аквариумов, а я попытался мысленно поставить или тем более уложить его рядом с Мейвис Сент-Пол или с кем-нибудь ей подобной, и у меня ничего не получилось. Зациклило воображение. Затем я попробовал представить себе этого плюгавого замухрышку в образе всемогущего закулисного политика — и тоже безуспешно. По всему выходило, что необычный человечек должен был обладать некими другими качествами, которые он не спешил обнаруживать передо мной.
Я последовал за ним.
— Полиция разыскивает парня по имени Билли-Билли Кэнтел, — сообщил я.
— Я знаю. Говорят, он наркоман. Собирался ограбить квартиру и убил бедняжку Мейвис, когда она застала его врасплох. — Он постучал по стеклу следующего аквариума и подсыпал корма хищным рыбкам. — Насколько мне известно, он все еще в бегах.
— Я, наверное, был единственным, кто видел его сразу после убийства, — сказал я.
Наконец-то мне удалось завладеть его вниманием. Он, не моргая, уставился на меня сквозь стеклышки своих очков — ну точь-в-точь как на своих рыбок.
— Вы видели его? Вы с ним говорили?
— Да, сэр.
Он отвернулся, с минуту разглядывая мечущуюся в аквариуме краснохвостую красавицу, затем отложил коробку с кормом и сачок и проговорил с сомнением:
— Похоже, вас не интересуют тропические рыбки. Не пройти ли нам в кабинет?
Он двинулся к выходу, и я направился за ним, медленно ступая, подлаживаясь под шаг старика. Миновав жутковатый коридор, мы оказались в кабинете — темной комнате без окон с высоким потолком, все стены которой были заставлены шкафами, забитыми книгами. Тессельман включил мягкое освещение и жестом предложил мне сесть в коричневое кожаное кресло рядом с письменным столом. Сам он расположился на хозяйском месте и сложил руки на коленях, разглядывая меня с напряженным вниманием. Он совершенно не вписывался в интерьер и казался необыкновенно маленьким и тщедушным за огромным и совершенно пустым столом из красного дерева. Темная полированная поверхность отражала неяркие блики, и мне казалось, что дерево должно было быть теплым на ощупь. Единственные предметы, оставленные на столе, — телефон и пепельница.
— Он вам рассказал про убийство? — спросил меня Тес-сельман.
— Не совсем так. Его самого при этой трагедии не было. Еще раньше вечером он, приняв по обыкновению дозу, заснул не то в какой-то подворотне, не то где-то в переулке, а очнулся в квартире мисс Сент-Пол. Она лежала на полу, уже мертвая. Он испугался до смерти и убежал, оставив там свою кепку с адресом на подкладке и отпечатки пальцев где только можно, и примчался прямиком ко мне, умоляя помочь ему, но тут появились полицейские, и он снова ударился в бега. Мне так и не удалось напасть на его след с тех пор.
— Значит, он не помнит, как убивал бедняжку Мейвис?
— Он уверяет, что не делал этого. И я тоже склонен так думать.
Тессельман нахмурился:
— Отчего же?
— На это есть три причины, — сказал я, начиная загибать пальцы. — Во-первых, личность самого Билли-Билли. Это очень тихий, незлобивый и к тому же трусоватый малый, бросающийся улепетывать при малейшем же намеке на опасность, единственный порок которого заключен в чрезмерном пристрастии к игле. Такой не может никого убить. Он даже за себя постоять не умеет. Во-вторых, он никогда не носит с собой ни ножа, ни даже гвоздя. Боится. Знает, что если полиция прихватит его и найдет какое-никакое оружие, то каталажки ему не миновать, как и то, что он никогда не сможет пустить в ход нож. Это означает, что, помимо Билли-Билли и мисс Сент-Пол, там был еще кто-то третий. Он-то и есть настоящий убийца.
Тессельман не спускал с меня глаз, и его поджатые губы свидетельствовали о высшей степени сосредоточенности. Теперь в нем уже было не узнать прежнего несуразного старикашку; теперь его место занял проницательный, видящий вас насквозь человек, которого невозможно обвести вокруг пальца.
Он заговорил неторопливо, будто отмеряя на весах каждое слово:
— Первые две из приведенных вами причин не выдерживают никакой критики. Видите ли, этот Кэнтел не убийца и он не носит с собой оружия. Вы рассуждаете о его характере и логике его поступков. Но ведь вы сами сказали, что он сидит на игле и в тот вечер нашпиговал себя до бесчувствия. Нет, закономерности характера и логика поступка здесь неприменимы.
Я скромно промолчал. Было еще слишком рано начинать дискуссию о логике поступков наркомана.
— Если бы не тот звонок, — напомнил я.
— Возможно, то был лишь случайный свидетель, — предположил он.
— Возможно, но маловероятно. Где находился свидетель? Если в квартире, то почему не пришел на помощь мисс Сент-Пол? И под кайфом, и без него Билли-Билли Кэнтел остается безобидным слизняком, который и конфеты у ребенка не в состоянии отнять. Если предположить невозможное, что он вдруг кинулся на мисс Сент-Пол с ножом, то она, молодая здоровая девушка, запросто бы его укоротила, а потом бы еще и полицию вызвала. Он вовсе не разъяренное чудовище, поверьте мне.
— Мы говорили о свидетеле, — напомнил мне Тессельман.
— О свидетеле, да. Где он был? В квартире? Если так, то это был либо сам убийца, либо его подручный. Ведь он даже не попытался предотвратить преступление.
— Возможно, он находился в доме напротив и наблюдал через окно. Потому и полицию сразу вызвал.
— Я никогда не был в квартире у мисс Сент-Пол, — признался я. — Так что вынужден оставить этот вопрос на ваше усмотрение. Решайте сами, возможно такое или нет.
Мои слова, казалось, привели его в секундное замешательство, затем он глубокомысленно нахмурил брови, переводя взгляд на сложенные на коленях руки и погружаясь в раздумье.
— Вы правы, — сказал он наконец. — Он не мог ничего увидеть из окна дома напротив. Мейвис убили в гостиной, а там на окнах всегда опущены шторы. Потому что работают кондиционеры.
