– Верка, никак плачешь? Что у нас за беда?
Она кивнула на конверт и стерла рукавом слезы. Павел, так и не добравшись до ванной, снял с нее очки, надел их себе на нос и, подойдя к окну, прочитал письмо приемного внука. Закончив чтение, повернулся к жене.
– Ты чего расстроилась? Радоваться надо.
– Чему, Паша?
– Дуреха ты. И он, и Ирочка нам родные. Дай Бог им счастья.
Вера тяжко вздохнула:
– Так-то оно так. Но почему сам не написал? Да и мальчишки, судя по всему, не слишком радуются его женитьбе.
– Это-то понятно. Ревнуют пацаны. Помнишь, как они расстроились, когда у Ирочки мама нашлась?
Вера помнила, но переварить новость без обиды не получалось:
– Ладно, Паша, иди, умывайся и завтракать. А то небось и чайник остыл.
Павел вернул очки хозяйке и пошел в ванну, но добраться до нее снова не удалось. Раздался звонок в дверь. Он вышел в прихожую, заглянул в глазок и впустил Дениску.
– Не помешал? – Для порядка поинтересовался гость, стягивая ботинки в прихожей.
– Конечно, помешал. Умыться никак не могу. То жена в слезах, то ты на пороге.
– Зачем с утра Веру обижаешь? В семье надо жить дружно. – Оставаясь закоренелым холостяком, Мамонов с удовольствием поучал женатого друга.
– Никто ее, Дениска, не обижал. Проходи завтракать, и дай мне, наконец, умыться. – Несмотря на солидный возраст Мамонова и его угрюмое, вечно недовольное лицо, знакомые по-прежнему называли его Дениской.
Выяснив в процессе трапезы, чем вызваны слезы Веры, Дениска неожиданно замолчал, надолго задержав на вилке кусок омлета.
– Что с тобой? – Удивился Павел: – Яичницу до рта донести не можешь.
Дениска вернул вилку на тарелку, быстро допил чай:
– Заканчивай, Паша. Я тебя внизу в машине подожду. – После чего поднялся и, поблагодарив хозяйку, быстро слинял из квартиры. Супруги переглянулись.
– Чего он вдруг убежал? – Спросила Вера.
Павел пожал плечами, вытер рот чайным полотенцем и тоже поднялся:
– Ладно, пора работать. А ты тут дурью не майся. Олег нам наверняка уже все написал. А не написал, так позвонит. Он же нам приглашение выслал. Думал, что мы сами прилетим…
Денис Мамонов сидел в машине и смолил папиросу. Он в детстве начинал курить с “Беломора” и до сих пор употреблял только его. Когда Павел уселся в машину, Денис тронул с места но, завернув за угол, остановился:
– Ты, Пашка, его срочно должен предупредить.
– Кого? О чем? – Растерялся Павел.
– Голенева, кого же? Он же с Макой путался. Теперь твоему Олегу конец. Эта баба похуже Кащея. Она не простит. Я и так все время беды ждал. У них бабки общие, а ей компаньоны не нужны.
– О чем предупреждать? Он же не мальчик. Сам, наверное, понимает. – Не очень убежденно возразил Павел.
– Ничего он не понимает. Если бы понимал, давно бы с ней перестал шуры-муры водить. Он парень честный, она ему башку и задурила. Я-то знаю, что она весь город под собой держит, а теперь на Москву замахнулась. У этой суки сила большая. Под ней солнцевская братва, и не только. Надо Голеневу звонить.
– Хорошо, позвоню. И что говорить? Остерегайся мести бывшей любовницы? Он меня пошлет подальше, да еще подумает, что мы его запугиваем с обиды на его женитьбу.
– Не это говорить надо. Он же возвращаться собирается, и сынков сюда тянет. Нельзя ему приезжать. Вот об этом и говори. И деньги свои пускай скорее из дела забирает. Иначе без порток останется.
Павел шкурой помнил бандитский наезд Кащея. Если бы не Дениска, его тогда бы и схоронили. Поэтому слова Мамонова произвели на бывшего кооператора сильное впечатление.
Добравшись до конторы, Денис высадил шефа, а сам поехал на станцию, где шла разгрузка их леса.
Павел быстрым шагом прошел в свой кабинет и достал записную книжку. Выйти на международную автоматическую линию долго не удавалось, и он заказал разговор телефонистке. Пока ждал звонка, чтобы не занимать телефон, связался по мобильному с директором продуктовой фирмы Петром Ершовым. Они не были близкими друзьями, но отношения поддерживали приятельские, и в просьбах друг другу не отказывали. Продовольственный склад Ершова находился рядом, и Петр там часто бывал.
– Петя, ты где? – Поинтересовался Павел у коллеги.
– В машине. На склад еду. Что-то с холодильником не так. Не могут сами разобраться, засранцы. – Пожаловался Ершов.
– Можешь заглянуть ко мне на минутку?
– На минутку могу. А что случилось?
– Давай не по телефону.
Ершов внешне походил на тяжелоатлета. Широкий, массивный, с бычьей шеей. Спортом он увлекался в молодости, но фактуру сохранил. Пожав Петру руку, Павел указал на кресло.
– Некогда рассиживаться. Выкладывай, зачем звал.
– Хочу тебя спросить об одной деликатной вещи.
– Хочешь – спрашивай, – усмехнулся Ершов.
– Ты Соловьевой за крышу платишь?
Петр испуганно оглянулся по сторонам, словно желая убедиться, что они одни в кабинете. Поняв, что спрятаться здесь негде, достал платок, вытер испарину на лбу и подозрительно посмотрел в глаза Павлу:
– Заложить хочешь?
– Спятил!?
– Ты же с ней почти родственник. Твой зятек в ее компаньонах ходит.
– Я и спрашиваю из-за Олега. Он женился.
– На Маке?
– В том-то и дело, что нет. Совсем на другой девушке.
Ершов плюхнулся в кресло, еще раз вытер лоб платком и, не глядя в глаза Павла, тихо сказал:
– Твой зять покойник.
Павел покачал головой:
– Олега так просто не возьмешь. Он умеет за себя постоять.
– Ты, Паша, или дурак, или прикидываешься. За ней сейчас такая сила, твой афганец рядом с ней песчинка. Сдунет и даже не заметит. Она с министрами дружит, ментов своих, куда захочет, сажает. За ней власть.
– Выходит, не сплетни, что она похлеще Кащея стала?
– Генка был по сравнению с этим удавом кролик. Но больше ни о чем не спрашивай. У нее везде свои люди, а у меня семья. – Ершов грузно поднялся и направился к двери. Павел хотел проводить приятеля, но зазвонил телефон:
– Прости, я Англию заказывал, кажется, дают. – Извинился он и пожал Ершову руку.
– Сванся на проводе. – Предупредила телефонистка, переиначив английский город на свой интеллектуальный манер. В трубке что-то защелкало, и Павел услышал звонкий голос Иры.
– Ирочка, это я, Павел.
– Ой, деда Паша! – Обрадовалась молодая женщина.
– Я тебя поздравляю. Ты теперь будешь Коленева?
– Нет, деда Паша. Я оставлю фамилию Ситенкова в честь папы. Олег не против. Он все понял.
– Все равно поздравляю. Ты счастлива?
– Не то слово! Я на седьмом небе. Ты, деда Паша, даже не представляешь, как мне с Олегом хорошо. Он чудо! А вы к нам не приедете? Олег вас очень ждет. Мы хотели после того, как ребятам вручат дипломы, что-то вроде свадьбы устроить.
– Не получается, Ирочка. На пару дней нет смысла с визами канителиться, а на дольше дела не позволяют.
– Жалко.
– Ничего, мы еще отметим. Твое чудо далеко? Мне надо с ним поговорить.
– Вы о муже?
– О нем.
– Поехал в Лондон Нелидова встречать. Передать что-нибудь?
– Передай, что я звонил. И еще передай, чтобы он был осторожен. И сюда вам пока приезжать не надо.
– Почему, деда Паша? В чем дело?
– Дело в Маке. Она страшная женщина и на все способна. – Ира надолго замолчала. – Ты меня слышишь?
– Слышу, деда Паша. Я это сама знаю. Скорее чувствую. Но как я ему скажу? Подумает, ревную к прошлому.
– Если не хочешь стать вдовой, скажешь. Я ему вечером еще позвоню. Пусть никуда не уходит. Пока, девочка. – Павел положил трубку. Звонкий Ирин голос напомнил дочь. К горлу подступил комок. И его Тоня была так же счастлива с Олегом много лет назад. А теперь ее нет. Что ждет эту девочку? Голенев прекрасный человек, но рядом с ним находиться страшно. Он словно притягивает смерть. Внезапно он вспомнил и о себе. Если раньше шестерки Маки его обходили за три километра, после женитьбы Голенева на Ире все могло измениться. Павел схватил трубку и набрал номер своей квартиры:
– Вера, дверь никому не открывай и одна больше на Вороний холм не ходи. – Предупредил он жену и подумал, что спокойная жизнь для них закончилась.
– Ты уже спишь? – Он не ответил. Ира потушила лампу в изголовье их постели и прилегла рядом с ним. Эта была первая ночь за всю неделю, когда он заснул раньше, чем она, а перед сном лишь поцеловал ее плечи. Она понимала, в каком он состоянии, и не обиделась. Хотя ей страстно хотелось его жадных объятий, его ненасытного желания, этой боли в груди от его рук и розового тумана, когда они улетали вместе в неведомую для нее ранее высь и потом отдыхали, чтобы улететь туда снова. Она думала, что он сегодня устал от нервного напряжения, связанного с телефонным разговором, и от тревожного беспокойства за своего компаньона. Когда он вернулся из Лондона, она сразу поняла, что случилось неладное. Его компаньон и друг не прилетел обещанным рейсом. А ей предстояло сообщить ему о разговоре с Павлом. Она кормила его ужином и все ждала момента, когда сказать. Наконец нашла этот момент. Но в это время снова позвонил Павел. Он выслушал очень серьезно. Поблагодарил и положил трубку. Ира смотрела на него, пытаясь по лицу понять, что происходит в его сердце. Но он оставался спокоен. Только побледнел, и в его глазах появилось выражение, которого она раньше у него не замечала. Она не могла знать, что с таким выражением он шел убивать врагов. Но она почувствовала это своим потаенным женским началом. Почувствовала и испугалась. Не за себя, за него. Потому что с такими глазами человек перестает бояться собственной смерти и перестает беречь себя. Он словно выходит за грань естественного чувства самосохранения. Оно длилось одно мгновение. Если бы она так не любила его, никогда бы и не заметила.
