– Узнали. Окраина Москвы. Улица Холмогорская. Это на электричке с Ярославского вокзала. Езды минут двадцать. Тут у старухи дом с садом. Яблок полно. Шевелев пошел в разведку. Посмотреть, что да как там, ну и яблок нарвет. Так что ждите нас с урожаем.
Калинин чуть не обругал Анохина матюком.
– Вот что, скажи Шевелеву, пусть возвращается. Друг от друга не отходите. Я вам покажу разведку. Покажу урожай. Ведь предупреждал, никакой самодеятельности. А вы?
– Да мы ничего такого, – попытался оправдаться Анохин.
– Как это ничего такого! Куда черт понес этого му… Шевелева? Вы разве не понимаете, это может быть опасно. Ладно. Постарайтесь, чтобы вас не заметили. Мы скоро подъедем. Ну все.
– Чего там? Резвятся ребятишки? – спросил капитан Горюнов.
Калинин только рукой махнул.
– С такими долбаками наживешь беды. Ведь сказал, чтоб поосторожней были.
– А может, ничего… Не в первый раз…
– Игорь, ты сам знаешь, какая у нас работа. И если что, убийца с ними церемониться не будет… Давай к дежурному, бери машину. Надо выехать туда. Самим все посмотреть.
– Хорошо, – ответил капитан и быстро вышел из кабинета.
Этот звонок в дверь показался Кристине каким-то тревожным. Во всяком случае, не таким, как всегда.
Обычно из белой коробочки на двери слышалась нежная соловьиная трель.
На этот раз соловей будто поперхнулся. Издал необыкновенно резкий короткий звук и замолчал.
Кристина сидела в кресле около тумбочки, на которой стоял телефон, и задумчиво смотрела на него.
Минут десять назад она позвонила домой рыжему Саньку. Хотела извиниться за свою невежливость и пригласить его в гости. Но женский голос – Кристина так и не поняла, с кем разговаривает, – сообщил, что Саши нет. Что он – умер. И больше никаких объяснений.
Внезапная смерть рыжего так подействовала на Кристину, что она просидела бы с трубкой возле уха и час, точно окаменевшая, если бы не этот звонок в дверь.
Кристина вздрогнула и обернулась к двери.
«Не подходить? Может, кто-то ошибся дверью? И позвонил ли вообще? Уж слишком какой-то не такой этот звонок».
Она тихонечко подкралась, посмотрела в «глазок». Увидела Валентина.
«Фу ты, черт!» – прямо от сердца отлегло.
Она отперла дверь.
– Валентин, как ты меня напугал.
Он улыбнулся и вошел.
– Ты одна дома? – задал какой-то странный вопрос.
Кристина даже удивилась:
– А с кем мне быть?
Он пожал плечами.
– Ну не знаю. Такие красивые девушки не бывают одинокими.
– Скажешь тоже, – отмахнулась Кристина. – Бывают. И еще как.
Он подошел, поцеловал ее в губы, потом долго смотрел в глаза.
– А почему мы такие грустные? Что произошло на этот раз?
Кристина хотела улыбнуться, сказать, что все нормально, а сказала другое:
– Ты знаешь, я сейчас позвонила своему знакомому. И мне ответили, что он умер. А ведь он такой молодой. Он должен жить. Это неправильно, что молодые умирают.
Валентин наклонился и поцеловал Кристину в щеку, по которой уже бежала большая прозрачная слезинка.
– Ты слишком эмоциональна. Тебе надо успокоиться. Знаешь что…
Кристина посмотрела ему в глаза.
В глубине его серых холодных глаз что-то блестело. Будто огоньки. Маленькие и очень далекие. Но они светятся, и она их видит. И пугается.
«Странно», – подумала она и спросила:
– Что?
– …Я приглашаю тебя к себе. Мы приятно проведем время. Обещаю, скучать не будешь.
Кристина капризно наморщила лобик.
– Но мне совсем не хочется ехать к тебе. Давай останемся у меня.
– У тебя будет чудесный вечер. Уж ты мне верь. Шампанское. Ужин при свечах.
Звучало романтично.
Кристина глянула в окно.
Маляры таскали ведра с краской.
– Но сейчас ведь день… – напомнила она.
Валентин рассмеялся:
– Ну пускай это будет обед…
– А свечи? Ты же обещал при свечах, – не сдавалась Кристина.
Он обнял ее, но улыбнулся холодно.
– Свечи я тебе гарантирую, милая, – пообещал он и поцеловал ее в губы.
Но поцелуй получился недолгим.
Кристина вырвалась, облизывая нижнюю губу. Ее симпатичное личико сделалось хмурым. На нем появилось выражение боли.
– Ты что? – Она удивилась его необузданному желанию. Показалось, он нарочно прикусил ей губу, чтобы она почувствовала боль.
– Ты прикусил мне губу, – сказала Кристина, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.
– Извини, пожалуйста. Увлекся. Так получилось, – объяснил он.
– Если ты и в постели будешь так увлекаться…
– Не буду. Честное слово, – он приложил обе руки к груди.
Кристина пошла в ванную переодеться. А Валентин, разместившись в кресле, листал журнал мод. Увидев Кристину, вышедшую из ванной, ахнул.
– Ну ты и красавица. Представляю, сколько мужиков хотели бы тебя. Я обязательно напишу твой портрет. Ты заслуживаешь вечности.
Кристина, смеясь, потрепала его по волосам.
– Тоже мне Рембрандт. Рисуй свои театральные декорации.
– Смотрю, у вас маляры трудятся. В выходной день. Обычно людей в выходной не заставишь работать. Я когда входил к тебе, они глаза на меня таращили.
– Это шабашники какие-то. Говорят, хохлушки. Приехали подзаработать, вот и колупаются тут. Подъезд ремонтируют. Представляешь, даже по ночам работают. Грязь развели, не пройдешь.
– Но на меня они смотрели как-то подозрительно, – сказал на это Валентин, беря сумочку Кристины. Хотелось поухаживать за ней, и в этом Валентин отказать себе не мог.
Возле подъезда стояла его машина.
– Поедем на моей старушке, – предложил он. – Она хоть и выглядит не очень, но летает как ласточка.
Кристина критически осмотрела несколько потрепанную бежевую «двушку».
– Что-то не похоже.
Кристина и представить не могла, что на окраине Москвы еще есть такие захолустья.
И она спросила со скрытым беспокойством:
– Куда ты меня привез? Развалюхи какие-то.
– Здесь идет стройка, – объяснил Валентин, ловко ведя машину по изрытой дороге. – Почти все деревянные дома уже снесли. Остался только дом моей хозяйки и еще пара домов. Но в тех никто не живет. Жильцам дали квартиры в другом районе Москвы.
– Так ты что, скоро окажешься на улице? Ты ведь не прописан в этой развалюхе? Значит, и квартиру не получишь.
– Нет, не прописан, – ответил Валентин. Но ответил так, словно дальнейшее его проживание не вызывало беспокойства. – Куплю себе какую-нибудь однокомнатную халупу. – Он рассмеялся, как бы давая понять, что шутит.
Кристина оглянулась на новенькие девятиэтажки, ровными рядами подступающие сюда, и подумала, что скорее всего этот район будет неплохим, и хорошо, если б Валентин купил квартиру в каком-нибудь из этих белоснежных новеньких красавцев.
– А эта канава для чего? – спросила она, посмотрев в боковое окошко на глубоченную канаву, тянущуюся рядом с дорогой. Не слишком приятно ехать вот так. Чуть вильнул, и запросто можно свалиться в это творение человеческих рук трехметровой глубины.
– Кажется, тут будет трубопровод какой-то. Я точно сам не знаю, – ответил Валентин, не отвлекаясь от руля.
Здесь когда-то была улица. Остались только фундаменты деревянных домов и кое-где обломки бревен, искореженные гусеницами бульдозеров. Еще остались сады.
Этот год оказался урожайным на яблоки. Теперь они дозревали в бесхозных садах.
Машина остановилась возле старого деревянного дома, утопающего в зарослях вишенника.
Кристина сорвала несколько ягод, кинула в рот.
– Вот мое временное жилище, – показал Валентин на дом. – Конечно, не ахти какое. Но жить можно. А главное, тут спокойно. Правда, по утрам строители мешают, – кивнул он на стройплощадку через дорогу.
От дома до стройплощадки было метров сто пятьдесят.
За деревянным забором стояли вагончики, экскаваторы, бульдозеры и несколько тяжелых машин. Тут же на рельсах – наполовину собранный башенный кран.
И, глядя на все это, Кристина подумала, что, говоря о спокойствии, Валентин явно приукрашивает. Какое тут может быть спокойствие, когда все эти железные агрегаты работают.
«Слава богу, сегодня выходной. А то бы с ума можно было сойти от их грохота», – подумала она.
Валентин отпер дверь ключом.
– Постой, а ты же говорил про хозяйку? Где она? – спросила Кристина, прежде чем войти.
– Хозяйка? А она уехала на выходные к родственникам, – ответил он.
Но Кристина почуяла ложь. Пока не могла понять, для чего он врет. Решила: для того, чтобы она не стеснялась и чувствовала себя раскованней. Конечно, приятного мало, если эта хозяйка станет подсматривать в щелочку, как они будут заниматься любовью.
– Проходи в комнату, – открыл Валентин дверь перед Кристиной.
