— Может, ты и поймёшь когда-нибудь… до того, как в твоей постели от скуки помрёт очередной мужик.
Бет вздрогнула как от удара. Его преисполненные яда, отвратительные слова на мгновение будто повисли в воздухе между ними, прежде чем вспыхнуть и. сгореть как сгусток газа.
Она скривила губы и бросилась на него, скрутив руки как клешни и выпустив как когти свои красные ноготки. Он мог чувствовать, как её сердце испускало злость, напоминавшую лаву. Она хотела выцарапать ему глаза. Она хотела почувствовать его кровь на своих губах. Она хотела причинить ему такую боль, какую он ещё никогда в своей жизни не испытывал.
Ник схватил её за запястья и припёр к стене, ясно ощущая её отвращение к себе, пульсировавшее в её венах, бившееся в её мускулах и сухожилиях. Она на мгновение скорчилась от боли, её ярость загорелась таким ярким пламенем, что сожгла самоё себя. Как только её буйство вспыхнуло, так сразу же пошло на убыль, будто женщина изыскала в себе силы снова взять себя в руки. Он оттолкнул её от себя прочь.
На мгновение она спрятала лицо в ладонях и задрожала, критически оценивая ту злобу, которую испытала долями секунды ранее: никто другой не осознает все опасности потери самоконтроля так хорошо, как дипломированный психиатр.
— Извини, — прошептала она — извини меня Я… я никогда… я обычно так не поступаю.
Ник Карран посмотрел на неё. В его взгляде читалось нечто вроде подступавшего сожаления. Он медленно кивнул головой:
— Как ты могла отдать его? Как ты могла доверить этому подонку моё личное дело? Я доверял тебе, Бет. Ты можешь не верить мне, но это так.
— Извини, Ник. Но мне пришлось… Мне пришлось отдать ему твоё дело. У меня не было другого выхода.
— Вынуждена? Не было другого выхода? Бога ради, какого выхода? Выхода из чего? Ты должна была знать, что, передавая Нилсену моё… — Он махнул в её сторону.
— Забудем. Больше это значения не имеет.
Из уголков глубоких карих глаз Бет Гарнер стекали одинокие слезинки:
— Ник, он собирался подавать рекомендацию об отчислении тебя со службы. Он поставил под сомнение моё заключение, сказал, что я была необъективна. Поэтому я и дала ему возможность взглянуть на твоё дело самому. Я не могла допустить мысли, что он покажет его кому-либо другому.
На какое-то мгновение ему захотелось заключить её в свои объятия, успокоить её, но затем его захлестнула холодная волна затмения. Лицо Ника вновь превратилось в камень:
— Так ты сделала это для меня?
— Да, да, это так. Я заботилась о тебе. Я сделала это ради тебя самого.
— Ты что была слепа? Беспристрастность! Когда заходит речь обо мне и Нилсене, Зигмунд Фрейд не смог бы сохранить свою беспристрастность в отношении этого ублюдка. Он хотел измазать меня в дерьме, Бет, и ты послужила лучшим для этого источником. Он обманул тебя, чтобы продать меня. Он обманул тебя, и ты попалась на это.
— Ник, ну, пожалуйста…
Он повернулся к ней спиной.
— Уходи, Бет, — мягко произнёс он. — Уйди, пожалуйста,
— Я надеюсь, ты…
— Иди, Бет. — Он взял в руки «Джека Даньелза» и сделал большой глоток.
Она некоторое время смотрела на него умоляющим взглядом, но сердцем понимала, что потеряла его: он никогда не забудет её предательства, он запомнит его на всю жизнь.
Несколькими часами позже, уже глубокой ночью, когда закончился «Джек Даньелз» и экран телевизора пропал смутным туманом статики, Ник Карран спал на своей кушетке беспокойным сном. Над его размоченным алкоголем мозгом властвовали беспорядочные видения, мёртвые тела, безнадёжные запои, стреляные гильзы, клубок лиц: Кэтрин Трамелл, Рокси, Гас, Бет, Толкотт, Уокер. Появлялись деформированные и искривлённые картины: подвешенная в своей гостиной Кэтрин, изрезанное тело Джонни Боза со струящейся из ран кровью. Они прекрасно соперничали со сценами, бывшими чистой выдумкой: Хейзл Добкинз давным-давно убивает своих детей и мужа.
Где-то в глубине мозга он сознавал, что ему необходимо покончить с этими убийствами. Он должен забить тревогу. Затем чудотворно принялись звонить в колокола.
Его разбудил настойчивый и пронзительный телефонный звонок.
Он прыгнул к телефонному аппарату так, словно тот был своеобразной спасительной ниточкой. Услышанные слова проникали сквозь туман в его мозгах, как будто были отравленными стрелами. Ник чувствовал, как в его желудке, наподобие воды в трюме старого судна, плескался бурбон.
— Да, — смог он выдавить из себя, — о’кей.
Он не мог назвать имени говорившего с ним на том конце телефонной линии, но сразу же понял, что разговаривает с копом и этот коп обращается к нему официально. Полицейский скороговоркой произнёс несколько немногословных предложений. Он объяснил Нику, что произошло и где его ожидают через пять минут после звонка.
Карран проснулся с мутной от вчерашней пьянки головой, но эффект от послания рассеял остававшиеся в нём алкогольные пары быстрее, чем летнее солнце пробивается сквозь утреннюю дымку. И хотя он таким образом и протрезвел, шок от услышанного приковал его к кровати. Прошло некоторое время, прежде чем он смог подняться на ноги и направился к двери.
На парковочной стоянке перед «Тен-фор» он обнаружил привычный для места преступления карнавал. Возможно, только суета вокруг на этот раз была несколько больше, учитывая то, что в дело был вовлечён коп. Повсюду, будто надеясь на то, что преступник вернётся на место своего злодеяния, стояли полицейские «крейсера» и копы. Когда Ник выбирался из своего «мустанга», его почти сбила с ног мысль, что, скорее всего, они рассматривают своего коллегу именно в таком свете.
Уокер, Гас и группа парней из Внутренней службы стояли вокруг огромного автомобиля золотистого цвета — «линкольн-тауна». Ни один из них не выглядел осчастливленным появлением Ника — и, если уж на то пошло, он тоже не пришёл в восторг от встречи с ними. Когда Ник приблизился, толпа вокруг «линкольна» расступилась, будто Карран нёс с собой чуму.
Гас Моран посветил ручным фонариком на переднее сиденье этой фешенебельной машины. Внутри, развалившись, сидел Мартин Нилсен, бывший следователь Внутренней службы департамента полиции Сан-Франциско. Тёмная, почти чёрная, кровь пачкала собой велюровый подголовник, зловещим ореолом растекаюсь вокруг его головы.
— Один выстрел, — пробормотал Гас. — Выстрел произведён с близкого расстояния. Похоже, из револьвера тридцать восьмого калибра.
Никому из собравшихся не требовалось объяснять, что револьверы тридцать восьмого калибра находились на вооружении сотрудников сан-францисского департамента полиции.
— Дай-ка мне твоё оружие, Ник, — почти извиняясь, произнёс Уокер.
— Иисус Христос, Фил, — спокойно ответил Ник, — ты же не сможешь поверить, что я…
— Просто дай мне свой револьвер, Ник. Пожалуйста.
Карран пожал плечами, вытащил оружие из подмышечной кобуры и протянул револьвер Уокеру. Шеф отдела по расследованию убийств взял его и понюхал дуло точно так же, как знатоки вина принюхиваются к винам разных урожаев, и покачал головой. Он передал револьвер одному из сотрудников Внутренней службы.
— Ну, не так много, Ник, но из этого оружия в последнее время не стреляли.
— Ни разу с тех самых пор, как я две или, может, три недели назад стрелял на полицейском стрельбище. Я не убивал Нилсена. И ты это знаешь.
— Всё, что я знаю, Ник, так это то, что он не был убит из этого револьвера. Вот всё, о чём я могу сказать с уверенностью. — Уокер старался не смотреть в глаза Ника. Он повернулся к нему спиной и направился к своему собственному автомобилю.
Карран переводил взгляд с лица на лицо и удалявшуюся фигуру Уокера:
— Вы думаете, я…
— Я так не думаю, сынок, — признался Гас. — Но должен сказать тебе, что, судя по всему, моё мнение здесь в явном меньшинстве.
Вперёд вышел лейтенант Джейк Салливан — тоже сотрудник Внутренней службы и без пяти минут такая же задница, каковой являлся покойный Нилсен. На его лице почти было написано: «Я здесь главный».
— Карран, ты сейчас должен направиться в главное управление. Там у нас с тобой будет небольшая беседа.
— Голос Салливана с головой выдавал, что он не приглашает Каррана на светскую беседу за чашечкой кофе.
— Я — подозреваемый, Салливан?
— Может быть.
— Что ж, тогда зачитайте мне мои права и арестуйте. — Ника удивило, что он произнёс почти те же слова, которые когда-то говорила ему Кэтрин Трамелл.
Салливан пожал плечами:
— Если ты, Карран, хочешь, чтобы мы поступили подобным образом, то мы найдём возможность принудить тебя.
— Это доставит нам удовольствие, — признался Морган, ещё один ублюдок из Внутренней службы.
