Н-нет, пожалуй, не было. Какой-нибудь случайный свидетель обязательно отыскивался.
То-то и оно! — торжествующе провозгласил Гулов. — А теперь посмотри. Прямо в центре города за какой-то месяц с небольшим на кладбище раскапывают пять могил — а это, ты же понимаешь, надо как минимум пару часов лопатой без отдыха махать. Больше того: куда-то ухитряются увезти трупы. И никто ничего не видел: ни сторож, ни жители вокруг! Ну? Возможно это?
М-м… Вообще-то… едва ли… — ответил, подумав, Лепихов. — А к чему ты клонишь?
А ты сам не догадался? Ведь если никто не видел, как трупы увозили, значит…
Значит, они где-то на кладбище? — закончил Лепихов.
Конечно! Их надо искать там. И я их найду.
Четырехчасовая беседа с кладбищенскими землекопами — четырьмя здоровенными широкоплечими мужиками — вымотала Гулова до предела. Он застал их за работой, и на его вопросы они отвечали, не выпуская из рук ломы и лопаты. На Гулова они поглядывали без особого интереса: он был хотя и «мент», но не по их части, и потому особой угрозы они в нем не видели. Не видели, впрочем, и особой причины откровенничать. Да, те пять могил рыли они, как и все на здешнем кладбище. Да, частенько приходится работать и ночами: дело такое, похороны ждать не будут. Работали ли в те ночи? А кто же это теперь упомнит, они учета не ведут, все на доверии, по совести. Нет, ничего особенного по ночам на кладбище они не замечали.
— А ты, лейтенант, — с плохо скрытой усмешкой сказал один из землекопов, — ночь на кладбище просиди и все увидишь.
— А что увижу? — спросил Гулов.
— Все! — повторил парень и как-то сразу потерял к Гулову интерес. Но Гулов хорошо подготовился к встрече.
— Вот здесь могила Нишанской, — он ставил на наспех начерченной схеме кладбища крестик. — Так? А вот здесь вы в ту ночь работали, я проверил. Верно ведь?
— Может, так, — пожимал плечами бригадир.
— Но ведь здесь метров двадцать от силы! — проводил Гулов карандашом прямую линию.
— А здесь вот кусты растут! — чиркал бригадир грязным ногтем поперек линии Гулова. — Сквозь них хрена углядишь. А потом, мы ведь не лежали: копали, долбили. Ничего не слышали, одним словом…
Гулов распрощался с землекопами в твердой уверенности, что они знают больше, чем говорят. Но как он мог их уличить? Он прошелся по кладбищу, насчитал в заборе больше десятка проломов, через которые можно было не только войти, но при желании и прокатить тачку, и направился к выходу. У ворот его вдруг окликнули.
— Командир!
Гулов оглянулся и увидел спрятавшегося за углом конторы бригадира. Тот дымил, папиросой и манил Гулова к себе. Недоумевая, Гулов приблизился. Бригадир взял его за рукав и потащил в узкую щель между забором и глухой стеной дома.
— Слушай, командир, — сказал бригадир, когда убедился, что ни с одной стороны их никто не видит. — Ребята мои пока в этом деле мало смыслят, а я же лопатой тридцать лет махаю. Так вот: я тебе точно говорю, никто эти могилы не раскапывал. Там земля лопатой не тронутая.
От бригадира исходил сильный запах дешевого вина.
— Они что, сами собой раскрылись, как в судный день? — сказал Гулов грубовато.
— Сами собой или не сами, я не знаю, — сказал бригадир. — Я тебе сказал: не так земля выглядит, когда ее ломом или заступом берут. Ну, а дальше твое дело.
— Бойцов своих выгораживаете? — спросил Гулов. Бригадир оскалился:
— А что мне их выгораживать? Они тут ни при чем. Я тебе вещь говорю, а ты дурочку валяешь. Ладно, шевели мозгами. Привет! — и он попытался нырнуть в щель.
— Постой… — удержал его Гулов за плечо. — А вы с какой стати мне все это рассказываете?
— А с такой. Мне скоро шестьдесят. Я пожил. На киче был, лес валил… Но тут что-то черное затевается. Понял? Черное. Я тебе так скажу…
И тут Гулов увидал, как красное, обветренное лицо бригадира, испещренное алыми прожилками сосудов, мгновенно посерело. Его глаза остановились на чем-то за спиной Гулова и округлились от ужаса. — Ну, ты, сука… Чего привязался… — прошипел он, резким движением вырвал плечо и мгновенно исчез за углом конторы. Гулов обернулся. Позади него никого не было. Начальник патрульно-постовой службы капитан Сущенко встретил Гулова без особого радушия. И просьбу лейтенантика из следственного отделения свести его с милиционерами, в чей маршрут входит кладбище, воспринял однозначно: ищет прокол!
— Я сперва хотел бы знать… — Гулов, хорошо сориентировавшийся в извивах сущенковской души, поспешил успокоить подозрительного капитана: — Никаких претензий, честное слово! Просто вы же слышали про это дело с могилами… ну вот, я им занимаюсь, и просто хотел узнать, не видал ли кто-нибудь из ваших ребят что нибудь необычное, непривычное в том районе. Вот и все. Убедившись, что Гулов не собирается "катить бочку" на него и его службу, Сущенко смягчился:
— Это, конечно, поможем, раз так, только не думаю я, чтобы они что-то такое там увидели, я бы знал…
— И все-таки, — настаивал Гулов. — Мне бы любой факт. Непонятный человек, непонятное событие…
— Ну, камнем там витрину в цветочном ларьке разбили… тебе же не это надо?
— Не это, — согласился Гулов.
— Вот я и говорю… там и цветов-то не было… Ну, бабу одну ребята там поймали ночью, пьяную, что ли, или нанюхавшуюся дряни какой-то… Как раз возле кладбища.
— Давно?
— С месяц, наверное, уж будет… Не то? Гулов прикинул в уме: по времени, в общем то подходило.
— Надо поговорить. Кто?
— Старший сержант Казаков и сержант Тофеев, тебе везет: Тофеева нет, в отпуск уехал, а Казакова я только что видел…
Он подошел к двери, распахнул и гаркнул в коридор так, что Гулов подпрыгнул на стуле:
— Казаков!!
Пробегавший по коридору рядовой милиционер шарахнулся к стене. Сущенко поманил его:
— Ну-ка, ты это… сержанта Казакова знаешь?
— Не знаю, товарищ капитан!
— Ну, все равно… Найди его и пусть быстро ко мне!
— Так я же…
— Бы-стро!
Сущенко закрыл дверь и вернулся к столу.
— Совсем работать не с кем, — пожаловался он. — В дивизион одних доходяг шлют, к нам в ППС никого не заманишь… Сто шестьдесят рэ в месяц — это деньги?
— Не деньги, — согласился Гулов.
Поток жалоб, готовых сорваться с языка у Сущенко, остановило появление в дверях невысокого, с заметным животом человека в милицейской форме, сидевшей на нем с той нарочитой небрежностью, которой в совершенстве овладевают, только прослужив в милиции годы.
Старший сержант Казаков…
Слушай, вот лейтенант Гулов из следственного, у него к тебе вопросы есть…
Казаков долго не мог вспомнить, о какой женщине говорят Сущенко и лейтенант, а потом вдруг просиял:
— А-а! Так это которая нам чуть газик не опрокинула!
И, видя изумление Гулова, пояснил:
Мы с Гариком стояли на перекрестке Бебеля и Колокольной. У нас карбюратор все время барахлит, Михал Афанасьич, это же не езда, а хрен чего, его бы поменять. Поговорите…
Поговорю. Дальше давай.
Ну, мы стали, Гарик полез посмотреть, а я вижу, к нам по Колокольной баба идет. Ну, я еще подумал, нашла время и место гулять: там же кладбище за мостом, угол-то глухой… Но одета прилично, не шатается.
В каком часу это было? — сдерживая зевоту, спросил Гулов.
Не скажу точно… В два, в полтретьего, так где-то. Ну, идет прямо к нам. Я вылез из газика, думаю, может, ей чего надо. Она подходит ближе, но ничего не говорит. Я гляжу, а она как бы не в себе…
Как это — не в себе? — встрепенулся Гулов. — Вы ясно можете объяснить?
Понимаете, когда человек идет, он руки-ноги двигает… как бы это сказать, вместе…
В такт? — подсказал Гулов.
Точно, в такт! А у нее ноги шли сами по себе, а руки сами по себе болта лись. Я ей навстречу пошел, а она мимо меня, и прямо на машину налетела, как слепая. И бормочет чего-то…
Что бормочет? Не помните?
Извините, товарищ лейтенант… — Казаков развел руками. — Налетела, значит, на машину, уперлась в нее, как в стену, и стала.
Дальше, дальше!
Я подошел к ней, спросил: кто она, как зовут. Она не ответила. Тут Гарик тоже подошел. Я говорю — ее надо к нам везти. Сели. Пока завелись, то, се, поехали, и где-то возле Профсоюзной я смотрю — она глаза закрыла и как-то набок поползла.
В машину она к вам легко села? — спросил Гулов.
Легко, не сопротивлялась, ничего… Ну, я увидел это дело и говорю Гарику давай в больницу. Ну, и отвезли. Вот и все.
Гулов покачал головой:
И ни имени, ни адреса?
Какое там имя! — Казаков пожал плечами. — Может, в больнице знают?
А число, когда это случилось, вы помните?
Число помню. Восемнадцатое апреля. У меня на другой день день рождения был…
Гулов прикусил губу. Восемнадцатое апреля… Еще одно совпадение? Ведь в ту ночь вскрыли могилу Кириченко…
— Ну, ты, сука… Чего привязался… — прошипел он, резким движением вырвал плечо и мгновенно исчез за углом конторы. Гулов обернулся. Позади него никого не было.
