— Парень умрет, если срочно не сделать операцию. Возле бензозаправки должен быть телефон, позвони ноль-три.
— Слушай, только не надо, — начал Денис. Честно говоря, я не очень его слушала, мне было просто некогда. — Только не надо всего этого. Очень благородно, клятва Гиппократа и все такое…
— Заткнись, — попросила я. — Я отлично провожу отпуск, только шутки кончились, все, мне больше не смешно.
— Этот тип пару минут назад стрелял в тебя.
— Точно. Но тогда он был здоровым мужиком с оружием и сам отвечал за себя, а теперь он лежит с развороченным животом, и отвечаю за него я.
— Я пошел искать телефон, — сказал Равиль. — А ты отгони машину.
Прошло несколько минут. Жизнь уходила из парня, как вода из дырявой кружки. Ему было лет двадцать, не больше, мальчишеское лицо, изуродованное страданием. Я сделала все, что могла, и теперь просто ждала. Он пришел в себя, глаза, мутные от боли и страха, тоскливо смотрели мне в глаза. Я держала его за руку и гладила детский лоб.
— Ничего, — бубнила я. — Сейчас приедет «Скорая», не бойся.
Он вряд ли видел меня, но слышал, он вцепился пальцами в мою руку и прошептал:
— Тетенька…
Он потерял много крови, теперь счет шел на секунды, я кусала губы и ждала.
С дороги неслась сирена «Скорой», а Равиль кричал:
— Уходим, быстро!
Я бросилась за гаражи, на ходу оборачиваясь. «Скорая» подъехала к парню.
А мы погнали в противоположную сторону, по дороге на аэродром, потом по проселочной дороге к садам и через двадцать минут въезжали в город с другой стороны. Возле остановки троллейбуса Равиль затормозил рядом с синей «девяткой», бросил отрывисто:
— Пошли.
Шофер «девятки» вышел нам навстречу, мы пересели в его машину, а он в нашу, все это молча, с легким кивком. Еще через десять минут мы тормозили рядом с домом, где жил Толик.
Люська выглянула из кухни, увидев меня, присвистнула:
— Никак кого-то зарезала? А с лицом чего?
— Не повезло, — ответила я и пошла в ванную. Кровь запеклась на руках и отмывалась плохо, я терла их щеткой и прикидывала, сколько потребуется времени. На кухне собрались все, за исключением Толика, тот, как выяснилось, отбыл следом за нами по важному делу, Люська и Серега о случившемся уже знали.
— Что там у него? — хмуро спросила Люська. Я ответила.
— Как думаешь?
— Никак, — огрызнулась я, на Люську я злилась зря. Мы замолчали.
Денис не смотрел на меня, хмурился, возле рта залегли упрямые складки. Я выждала время и сказала Люське:
— Позвони. Меня узнают.
Она вышла в прихожую, я слушала, как она говорит, и считала до тысячи, стараясь не сбиться. Она вернулась, и я спросила:
— Ну?
— Плохо.
— Умер?
— Умер. — Она провела рукой по волосам и заговорила торопливо:
— Слушай, ты не виновата. Ты же знаешь, там хорошие ребята, они все, что могли, сделали.
— Точно. Никто не виноват, — сказал я. — Кажется, никого не волнует, что мы только что убили человека.
— Слушай…
— Все, больше не говорим об этом.
День прошел в молчании, вернулся Толик, но оживления не внес, его в происшедшее посвящать не стали. Спать разошлись рано. Денис сел на край постели и, стараясь быть спокойным, сказал:
— Твое желание выглядеть благородной могло стоить нам очень дорого.
— Извини, — ответила я. Он некоторое время разглядывал мое лицо, потом лег и отвернулся.
Уснуть не получалось. Я взяла сигареты и пошла в кухню, а потом на балкон, прихватив из прихожей куртку. Я курила и пялилась в звездное небо, мысли скакали, как блохи, и облегчения не предвиделось. Спиной я почувствовала движение сзади, но оборачиваться не стала. Мне и так было ясно, кто там.
— Шикарная ночь, — сказал Равиль, и я ответила:
— Да.
— Мне жаль, что он умер. Это освободило меня от многих проблем, но мне жаль. Я кивнула.
— Хочешь, поговорим?
— Ты не поймешь.
— Но я могу выслушать.
Я взяла новую сигарету, прикурила. Руки противно дрожали.
— У тебя крепкие нервы, — сказал Равиль. — Когда я его увидел, тошнота к горлу подступила. Жуткое зрелище.
— Привычка, — пожала я плечами. Вранье. Никогда к этому не привыкну.
— И все-таки у тебя жуткая профессия, девочка.
— Нормальная, — я опять жму плечами. — Лечить людей — это нормально, ненормально убивать.
— Убил его я.
— Какая разница. — Я поморщилась. — Я влезла в чужое, а мне нельзя. Я не имею права участвовать во всем этом. И дело не в том, что парень умер. Я работаю довольно давно, чтобы понять, такое случается. Для женщины каждый, кто страдает, как ребенок. Она должна помочь, защитить, это инстинкт, если угодно. И это правильно. — Тут я поймала себя на мысли, что говорю все это Равилю. Мне стало стыдно, я замолчала, разглядывая звездное небо, боясь, что могу зареветь.
— Тебе нельзя быть одной, — сказал Равиль в темноту, а я усмехнулась:
— Никому нельзя. Ты женат?
— Нет. И никогда не был.
— Почему?
— Не нашел подходящей, — засмеялся он.
— Не думаю, что у тебя недостаток женщин.
— Может быть, их даже слишком много. Но дело в том, что наличие многих означает отсутствие единственной.
— А тебе нужна единственная? — удивилась я.
— Конечно, девочка. — Равиль засмеялся. — Мне, как и всем, нужно одно.
— Что? — спросила я и не удивилась, услышав:
— Чтобы рядом был человек, который не продаст.
— Не так уж мало женщин, способных на это, — заметила я.
— Наверное. Проблема в том, что я всегда хочу все самое лучшее.
Я кивнула и опять закурила, мысли мои блуждали где-то.
— О чем задумалась? — спросил Равиль.
— В Степанакерте случай был после землетрясения: у мужчины в доме жена осталась, от дома груда камней и дыра. Страшная. Все могло рухнуть в любой момент. А оттуда стоны. Он плакал, ползал рядом, но не полез. Полез чужой человек, молодой парень.
— Ты бы, конечно, полезла.
— Я не поехала за своим мужем. Осталась здесь.
— Значит, это его вина. Я не знаю, в чем дело, но виноват он… Женщину вытащили?
— Да. Но она умерла. Ничего нельзя было сделать.
— Тебе надо было идти в манекенщицы, девочка, или в актрисы. Зачем тебе эта работа?
— Я с детства боялась смерти. Подлая, злобная сука. Я всегда ее чувствую. И сегодня чувствовала, когда сидела рядом с парнем. — Мне стало стыдно, я наговорила лишнего, смешного. — Пожалуй, пора спать, . — буркнула я, поворачиваясь, чтобы уйти. Равиль удержал меня.
— Послушай, неизвестно, как пойдут дела дальше. — Он протянул мне листок бумаги. — Если тебе нужна будет помощь или просто станет скучно, позвони.
— И кто мне ответит?
— Я, — улыбнулся Равиль.
Уснуть мне так и не удалось. Я размышляла о себе, о людях, в чьей компании очутилась, и к утру поняла, что все мы здесь валяем дурака. Положим, у нас с Люськой был для этого повод, а вот остальные удивляли и беспокоили.
Под утро я немного задремала, разбудил меня Денис. Он вернулся из ванной и спросил, глядя на меня:
— Как у нас, а? Все очень плохо? Я пожала плечами.
— Может быть, я не большой подарок, но… я не хочу тебя терять.
Я улыбнулась и протянула ему руки.
Мы завтракали в кухне, все, кроме Равиля, он был в ванной. Момент показался мне удобным, я вошла в комнату и обыскала его пиджак. Ночное бдение заставило поразмышлять и на счет моего нежданного друга. Ничего заслуживающего внимания там не было, за исключением водительского удостоверения. Делиев Равиль Наимович. Я несколько удивилась. А чего я, собственно, ожидала? С другой стороны, я достаточно взрослая, чтобы знать: любой документ всего лишь бумага. Я собиралась положить удостоверение на место, когда услышала голос:
— А хорошо ли это, девочка? — Равиль стоял в дверях, вытирая волосы полотенцем. Я пожала плечами:
— Наверное, не очень.
— А цель?
— Хотела познакомиться с тобой поближе.
— Я знаю более приятный способ.
И тут зазвонил телефон. Толик снял трубку, сказал «да», и лицо его стало смахивать на лунную радугу, так оно сияло и лучилось изнутри. Ни у кого не было сомнений: час настал. Балашов находился в соседнем областном центре. Мы начали сборы в дорогу.
— Тебе не обязательно ехать, — сказал Равиль.
— Как посмотреть, — ответила я.
— Разное может произойти, — пожал он плечами.
— У людей редко складывается обо мне правильное мнение, — заметила я. — В сущности, слова — это только слова. Кому и знать это, как не тебе?
Равиль посмотрел на меня и вдруг захохотал. Тут возникла Люська и спросила сурово:
— Едешь?
— Еду.
— Слава богу. Не можешь ты меня бросить.
— Еще как могу. Но уж очень интересно, чем все это кончится.
— И то хорошо. А над чем это нехристь так хохочет?
— Над своей доверчивостью.
— Гляди-ка, с юмором мужик.
Нам предстояло преодолеть сто десять километров. Мы разделились: Толик, Серега и Люська ехали на «БМВ», Денис, Равиль и я — на «девятке». Всю дорогу мы молчали, что дало мне возможность поразмышлять, кое-что в этих размышлениях мне совсем не нравилось. Весь путь мы преодолели за полтора часа и в двенадцать сорок пять тормозили возле гостиницы: на нее нам указали, как на лучшую в городе. Гостиница носила поэтическое название «Центральная», Равиль отправился добывать номера, в чем преуспел. Наши апартаменты приняли нас со всем возможным гостиничным сервисом. Открыли ресторан, и мы отправились отобедать. К этому моменту мы знали, что Балашов живет в гостинице «Москва», в трех трамвайных остановках от нашего обиталища. Это будоражило всю компанию, внося некоторую нервозность. Именно ей я приписываю неловкий Люськин жест, в результате которого брюки Толика были залиты соком из черной смородины. Люська предложила свои услуги по выведению пятен, Денис и Равиль отправились на разведку, я веселила Люську, она — заметно погрустневшего Толика, а Серега следил за тем, чтобы Люська в своем желании услужить не заходила слишком далеко. Через некоторое время раздался телефонный звонок: Серегу вызывали на подмогу, он отбыл, а я начала раскладывать пасьянс «Принцесса». По моему мнению, пасьянс способствует укреплению нервной системы. Тем же я посоветовала заняться и Люське, когда та стала прозрачно намекать, что мое присутствие здесь вовсе не обязательно. Мы лениво переругивались, а Толик томился, и он занимался этим до тех пор, пока не вернулся Равиль. Вообще я заметила: присутствие Равиля его всегда воодушевляло.
