– Вы не поняли, – резко перебил его Рудольф. – Фру Халворсен считает, что не имеет права принять эти деньги!
– Почему? – Итальянцы в изумлении переглянулись.
– Смотрите, фру Халворсен. Вы должны расписаться на этой пунктирной линии, – сказал Рудольф. – А завтра утром мы пойдем с вами в банк.
Дрожащей рукой фру Халворсен вывела свою фамилию, и Бертелли с явным облегчением распрощался с ними.
Кантагалли заказал роскошный ужин, который начался с frutti di mare.[11] За ними последовало филе, пирожные из пломбира, несколько сортов сыра и наконец фрукты. К ужину было подано фирменное вино. Рудольф с радостью наблюдал, с каким аппетитом ест фру Халворсен. Время от времени она улыбалась своим мыслям. С непривычки к вину и от усталости она чуть не уснула за столом. Когда подали кофе, она извинилась и попросила разрешения удалиться. Ей очень хочется узнать обо всем, что случилось с Харри, но сегодня у нее уже нет сил.
Они остались одни, и Кантагалли заказал к кофе коньяк.
– А ведь мы могли и по сей день не найти ваших водителей, – сказал Кантагалли, закуривая сигару. – Их обнаружили только благодаря II Duca, то есть герцогу Контарини. Ваши водители были убиты в его владениях, эта земля уже очень давно принадлежит семье герцога. У них огромные угодья, и та часть, где были найдены трупы и синьор 'алворсен, уже много лет не возделывается. Вскоре после войны один из кузенов герцога построил там себе ателье. Он был скульптором и человеком со странностями. Он же и проложил дорогу от теперешнего шоссе Е-два до самого ателье. Много лет он прожил там в полном, уединении. Поговаривали, будто он не в своем уме, но я в это не верю. Как бы там ни было, но он умер, и ателье пришло в запустение. Герцог уехал в Америку. Там он познакомился с одним скульптором, американцем итальянского происхождения, и предложил ему пользоваться ателье, сколько тому заблагорассудится. Скульптор, конечно же, с радостью согласился. Герцог вернулся домой, чтобы заблаговременно подготовить ателье к приезду американца. Он взял с собой несколько человек, и они поехали в ателье – вот так и нашли ваших водителей. Владения герцога лежат между Сан-Северо и Фоджей. Синьора 'алворсена привезли в Бриндизи потому, что на всем Адриатическом побережье только больница Святой Марии Магдалины оснащена новейшей аппаратурой. Так же как и здешняя полиция.
– Короче говоря, можно предположить, что убийцы были хорошо знакомы с местностью?
Кантагалли пожал плечами.
– Трудно сказать. Скорей всего, тут действовала крупная организация. Любой местный житель мог сообщить им все подробности о владениях герцога. Мы ведем расследование вместе с полицией Сан-Северо и Фоджи. Нам удалось найти следы, по которым видно, где трейлеры свернули с шоссе Е-два и поехали по узкой дороге, ведущей к ателье. Нашли мы и место, где трейлеры были остановлены. Рисунок протектора соответствует рисунку, который вы нам прислали. Нашли мы и следы сапог. И патронные гильзы. И пули – одни упали на землю, другие застряли в деревьях. Что еще? Спичечный коробок. Расческу! Две пуговицы. Если на то пошло, это не так уж мало, и тем не менее мы ни на шаг не продвинулись в своем расследовании.
– А какие пуговицы?
– Маленькая белая пуговка от рубашки и пуговица от дешевого пиджака. К сожалению, они не представляют никакого интереса.
– А собак не пробовали?
– Конечно! Между прочим, поиски во владениях герцога продолжаются и сейчас. Мы обязаны расследовать это страшное дело до конца. У нас похищено уже десять трейлеров, а с вашими двумя – двенадцать. Для Италии это трагедия!
– Вы считаете, что все это дело рук одной и той же организации?
Кантагалли снова пожал плечами.
– Не исключено.
– Но конкретно вы никого не подозреваете?
Кантагалли осушил рюмку, поставил ее на стол, стряхнул пепел с сигары и, наклонившись, заглянул Рудольфу в глаза.
– Подозреваем… – Он понизил голос, хотя в ресторане не было никого, кроме них. – La Famiglia[12]… La Mafia.[13] – Но мы боимся говорить об этом вслух. И вы тоже забудьте все, что я вам сказал. Мы не знаем, кто причастен к La Famiglia, и это чрезвычайно затрудняет нашу работу. Кто поручится, что тихий и добропорядочный Бертелли не является одним из них, может быть даже главарем? Мы знаем, что мафия достигла уже и Норвегии, но у нас нет доказательств.
Кантагалли попросил счет, расписался на нем и вернул худому сутулому кельнеру с желтушечным лицом. В счет он вложил крупную купюру.
Прощаясь, Кантагалли предупредил Рудольфа:
– Будьте осторожны, следите за тем, кому и что вы говорите, ispettore![14] Официант, который нас обслуживал, портье в гостинице, цветочница, что всегда торгует на этом углу, продавцы газет, кондукторы автобусов, сестры, врачи – любой может оказаться членом… семьи! Откуда вы знаете, может, и я тоже один из них! – Кантагалли улыбнулся, однако глаза у него оставались серьезными. – Желаю приятных сновидений!
Он повернулся на каблуках и, не оглядываясь, вышел через вращающуюся дверь.
Во вторник Рудольф проснулся ни свет ни заря и больше не мог уснуть. Он вышел на балкон и долго смотрел на спящий город. Мысли его были дома, с Магдой и Нильсом. С Карстеном, Албректсеном и другими сотрудниками Управления на Виктория-Террассе. Он гадал, когда прилетит в Италию Лиллиан Бек и как теперь сложится жизнь у Кари Бертелсен и Эдварда Лиена.
В половине седьмого он достал записную книжку, нашел телефон больницы Святой Марии Магдалины и позвонил.
Ему ответили, что ночь у синьора 'алворсена прошла спокойно. Сейчас он бодрствует, сознание у него относительно ясное, но действие шока еще не прошло. Мать и синьор Нильсен могут посетить его в любое время, но лучше после одиннадцати. После обхода врача.
Рудольф не спеша принял горячую ванну, потом долго стоял под душем. Не спеша побрился. И так же не спеша оделся. Он ненавидел подобные «окна» – время, которое никак нельзя использовать. Когда он курил, эти «окна» не казались ему такими долгими и тягостными, как теперь.
Не находя себе места, он снова вышел на балкон, сел и попытался сосредоточиться. Зазвонил телефон, и Рудольф вздрогнул, взглянул на часы. Половина восьмого.
Звонил Кантагалли. Он вежливо осведомился, не разбудил ли он Рудольфа.
– Нет, я уже давно проснулся, – ответил Рудольф и поблагодарил Кантагалли за вчерашний вечер.
– Я звонил в больницу, – сказал Кантагалли. – В четверть двенадцатого мы сможем поговорить с синьором 'алворсеном. На всякий случай я привезу с собой переводчика, возможно, синьор 'алворсен будет в состоянии дать нам показания. Вас устраивает, если я приеду за вами и за синьорой 'алворсен ровно в одиннадцать?
Рудольф положил трубку и задумался о переводчике Кантагалли. Вчера вечером за кофе с коньяком Кантагалли сказал, что хотел бы присутствовать при разговоре Рудольфа с Харри, но о переводчике речи не было.
Видно, Кантагалли доверяет Рудольфу не больше, чем Рудольф ему.
Днем больница выглядела гораздо приветливее. Длинная высокая стена, окружающая всю территорию больницы, густо заросла бугенвиллеей. Цветы были мелкие и невзрачные, зато большие листья всех оттенков красного и лилового радовали глаз. Фру Халворсен была в превосходном настроении – ее сын пошел на поправку. Она даже поинтересовалась, можно ли ей захватить с собой в Осло два отросточка бугенвиллеи. Один – для себя, другой – для фру Торкилдсен. Рудольф сомневался в такой возможности. Ему казалось, что из-за границы не разрешается ввозить никакие растения. Но это можно узнать.
Кантагалли был молчалив. Он привез с собой переводчика. Это была немолодая норвежка, которая уже двадцать пять лет жила в Италии – Маргит Тартани, но, как она сказала, здесь все зовут ее Марией. У нее было шестеро детей. Старшему тридцать лет, младшему – десять. Ее муж работал в фирме «Джеронтони», так что она была осведомлена обо всех печальных событиях. В Норвегии у нее не осталось никаких родственников, и новости оттуда ее нисколько не интересовали. Она уже так давно не говорила по-норвежски, что порой с трудом подыскивала нужные слова. Одета она была красиво и со вкусом и вообще производила впечатление состоятельной женщины, но выглядела усталой и подавленной. Она немного оживлялась, только когда говорила с Кантагалли по-итальянски.
Харри все еще лежал в реанимации, но теперь его кровать стояла еще дальше от кроватей других больных. Ее загородили ширмой, чтобы посетители могли без помех разговаривать с ним.
Фру Халворсен наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Сыночек мой! – Голос у нее больше не дрожал, глаза сияли. – Слава богу, что ты жив!
– Мама! – По щекам у него скатились две большие слезы.
– Меня зовут Рудольф Нильсен, я старший инспектор уголовной полиции Осло, – сказал Рудольф и представил Кантагалли и Маргит Тартани. – У нас с собой магнитофоны. Ты отвечай, но не очень напрягайся. – Рудольф невольно перешел на «ты». – Мы можем прийти и попозже. Главное, чтобы ты поскорее набрался сил для поездки домой.
