Несмотря на то, что на нас откровенно глазели, Кинк воздержался от представлений. Он только кивнул, улыбнулся и проводил всю группу в другую комнату, где тоже стояли шезлонги и стол для пинг-понга. Вошел официант. Кинк заказал восемь пива и доверительно склонился к нам.
– Пожалуй, я должен теперь вам объяснить, – сказал он, – что, будучи членами европейского персонала СММАК, вы автоматически получаете право пользоваться всеми благами, которыми располагает клуб. Завтра вам выдадут специальные удостоверения на случай, если их спросят. Но это вряд ли случится, потому что каждый европеец здесь – служащий СММАК. Хотя незнакомые лица, естественно, вызывают любопытство, да и при оформлении счетов необходимо бывает сверить имена. Тем не менее я рекомендую вам, учитывая ваше особое положение служащих безопасности, не заводить ни с кем знакомств. Как я уже говорил, мы здесь не надолго. Ваша оперативная зона находится на некотором расстоянии отсюда, и чем меньше об этом будет разговоров с посторонними, тем лучше.
Барьер пожал плечами.
– Мы и сами ничего об этом не знаем, так что нам и между собой-то говорить не о чем.
Кинк дружески улыбнулся.
– Ситуация исправится к лучшему, когда нас не будут мучить жажда и голод и когда поблизости не окажется лишних ушей. – Он со значением посмотрел на официанта, принесшего пиво.
По вкусу оно не было похоже на пиво, но было холодным и поразительно крепким. Когда мы отправились ужинать в кафетерий для неженатого персонала, я чувствовал себя гораздо лучше. Кормили вполне сносно, конечно, все было из банок, но я не против консервов. Подали еще пива, а также кипяченой воды в завинчивающихся бутылках из-под бренди. Вина, с сожалением объяснил Кинк, в Кавайде нет. Импортировать его очень дорого, хранится оно очень недолго, да и медицинские советники СММАК утверждают, что в таком климате вино может даже принести вред. У французов от этой новости, естественно, вытянулись физиономии. Я тоже скорчил соответствующую рожу, хотя, по правде говоря, мне было наплевать. При наличии пива и бренди, размышлял я, будущее можно считать сносным и даже есть шансы выжить.
После ужина Кинк сказал, что мадам Барьер и миссис Уилленс наверняка очень устали с дороги и, видимо, захотят отправиться прямо в гостиницу отдохнуть. Мужчин же он просит зайти ненадолго в его кабинет, чтобы обсудить план действий.
Женщины поняли намек.
Офис Кинка находился в административном блоке – четыре стандартных бунгало за еще одним проволочным забором. Среди других металлических дощечек на двери четвертого бунгало была одна с надписью: «Служба безопасности – майор Кинк».
Кинк открыл дверь своего кабинета, включил кондиционер и свет.
– Нам нужно еще два стула, – бросил он через плечо. – Принесите их из соседней комнаты.
Безо всяких «пожалуйста». Мсье Кинк теперь снова стал майор Кинк.
Мы с Рейсом прихватили пару стульев и присели вместе с остальными. На одной из стен кабинета на прибитых листах фанеры были прикреплены планы, фотографии аэросъемки и карты, которые обычно делают изыскатели и потом воспроизводят на синьке.
Кинк сел за свой стол и изучающе посмотрел на нас.
– Ну, джентльмены, – сказал он, – добро пожаловать в Кавайду. – Он одарил нас одной из своих самых милых улыбок. – Боюсь, настало время уведомить вас, что с настоящего момента и далее все вы обязаны считать себя находящимися, так сказать, под арестом.
Конечно, это была шутка, но она никому не показалась смешной; Рейсу вроде бы на какое-то мгновение стало дурно. Лично я посчитал подобную шутку безвкусной. Однако Кинк продолжал добивать ее до конца.
– Под полным арестом, несомненно, – сказал он, все еще улыбаясь, – и, надеюсь, без военного трибунала в перспективе, но с наличием определенных неудобств.
Никто не улыбнулся. Он оставил свою шутовскую манеру и взял деловой тон.
– Как люди, знакомые с делами безопасности, – продолжал он, – вы должны понимать, что, когда речь идет о важных и ценных секретах, такая вещь, как доверие, не существует. Так вот, поскольку теперь возникла необходимость поделиться с вами некоторыми секретами, я для начала хочу попросить вас согласиться с определенными временными ограничениями вашей личной свободы. Понятно?
Мы молча кивнули.
– Проще всего, если каждый из вас отныне и впредь будет считать себя кадровым офицером на действительной службе в боевой обстановке и обязанным посему строго соблюдать правила безопасности. Так, никто из вас отныне не имеет права переписки или других способов сношений с внешним миром без цензуры с моей стороны. Вам разрешается общаться с гражданским персоналом здесь или в районах операций, куда вы направитесь, только в присутствии своего коллеги-офицера или если на это есть специальное разрешение. Эти ограничения распространяются и на жен. Кроме того, в течение двухмесячного периода, начиная с сегодняшнего дня, никому из вас не позволяется покидать провинцию Кунди, ни под каким предлогом. Понятно?
– Ну, а в случае болезни? – спросил Уилленс. – Вдруг моя жена заболеет? В таком месте все может случиться.
– Здесь, в Кавайде, имеется медицинский пункт с квалифицированным европейским доктором. Есть еще вопросы?
Уилленс покачал головой, как мне показалось, довольно неохотно.
– Тогда наш уговор в силе? Барьер?
Он опросил каждого по очереди. Когда мы все сказали «да», он кивнул.
– Очень хорошо, приступим к работе. – Он наклонился, открыл один из ящиков стола и достал планшет и карандаш. – Я полагаю, вы все внимательно прочитали документы, розданные вам сегодня утром?
Мы сообща кивнули.
– Хорошо. – Он был совсем как школьный учитель. – Должен вам теперь сказать, что в описаниях допущена одна неточность. Там говорится, что западная граница провинции Кунди, граница, разделяющая ее с Республикой Угази, проходит по реке Ньоке. Это верно лишь частично. Слово «ньока» означает «змея», и если вы посмотрите на карту, то увидите, почему она так названа. Между Угази и Кунди она делает два вот таких крутых поворота.
Он нарисовал большую S и показал нам.
– Теперь вы знаете кое-что об истории этих двух стран, – продолжал он. – В свое время они были колониями Франции. Провинция Кунди и провинция Чанга, которая теперь принадлежит нашим соседям за рекой, управлялись когда-то одной администрацией. По какому-то бюрократическому капризу, который нас сейчас не интересует, демаркационная линия между двумя провинциями была проведена не по реке, а по меридиану. Когда Махинди и Угази получили независимость, эта произвольная линия автоматически стала государственной границей. В результате пограничная линия пересекает реку Ньоку в трех местах, вот так.
Он провел прямую линию через S, так что она стала выглядеть как $.
Он слегка улыбнулся, показав нам свое творение.
– Напоминает знак доллара, верно?
Он снова взял карандаш и заштриховал две полусферы долларового знака – слева вверху и справа внизу. Верхний он обозначил «зона А», а нижний – «зона Б» и снова показал нам.
– Этот знак может означать большое количество долларов в провинции Кунди, – сказал он. – Сейчас я вам объясню, почему.
Он поставил планшет перед нами.
– Вскоре после получения независимости правительства Махинди и Угази обсудили возможности пограничного урегулирования. Поначалу переговоры проходили в дружественной обстановке. Обе стороны признавали старую колониальную линию неудобной и абсурдной. Коммерсанты, использующие реку в своих целях, жаловались на долгие задержки транспортировки вследствие бессмысленных пересечений границы. Получалось дублирование усилий в нескольких местах, в частности для работы по содержанию фарватера и таможенных постов. Часть этих проблем была решена путем соглашений. Упростились процедуры взимания пошлин, были достигнуты и другие договоренности. Было признано, что рано или поздно следует принять границу по реке – естественную границу – в качестве границы государственной. Территориальные потери и выигрыши, как вы видите, приблизительно одинаковы для обеих сторон. Прибрежные и юридические права суверенных государств, разделенных так называемыми «пограничными реками», четко определены в международном праве. Итак, переговоры продолжались. – Он ухмыльнулся. – Конечно, не очень быстро. В этой части мира, где можно затратить два часа на покупку цыпленка, переговоры никогда не продвигаются быстро. Но они продолжались, и, по всей видимости, вполне добросовестно, еще три месяца тому назад. Потом отношение правительства Угази внезапно изменилось.
Он сделал паузу, чтобы закурить сигарету, и, пустив дым в нашу сторону, скорчил такую мину, будто ему в рот попало что-то противное. Через минуту он продолжил:
– Сама Угази, насколько известно, не богата минеральными ресурсами. У них есть железная руда, но в труднодоступных районах, а также вроде бы немного марганца. Тем не менее год назад американо-западногерманский консорциум подписал с правительством Угази соглашение о разведке минеральных ресурсов. По условиям этого соглашения консорциум, называющийся «Угази майнинг энд девелопмент корпорейшн», получил право на разведку и, в случае находки, добычу всех нежелезистых металлических руд, так же как и неметаллических минеральных ресурсов, исключая нефть. Это оставляет за ним марганец, если его достаточно, чтобы игра стоила свеч, и все остальное. Соглашение составлено на основе процентных отчислений. Как только оно было подписано и ратифицировано ассамблеей Угази, УМАД направил три изыскательские партии. Пять месяцев назад одна из партий пересекла Ньоку в районе города Амари, вот здесь, – он вновь повернулся к планшету и показал на верхний конец долларового знака, где черта пересекала S, – и двинулась к югу по участку, лежащему на нашем берегу реки, который я обозначил «зона А». Через месяц, – добавил он, медленно чеканя слова, – правительство Угази заявило, что оно недовольно отношением правительства Махинди к переговорам об изменении границы и прерывает их.
