Егор хотел все и сразу, но выбрал-таки Грецию, а Юрке, сдававшему сессию, было все равно, он так и передал через отца, добавив, что приедет через неделю. Поездка предполагалась на начало августа, и – уговор есть уговор – Егор засел за осточертевшие учебники. Перспектива провести две недели на побережье, вдвоем с опытным Юркой, да без родительского контроля вдохновляла необыкновенно, да еще лето не задалось – зарядили дожди, на улицу не тянуло. Устав от зубрежки, Егор выходил прогуляться пару раз в день – сначала с кем-то из охраны, а потом один. «Военное положение» отменили, «конвой» убрали, и Егор спокойно слонялся в одиночку по вечернему городу. Прошел пару раз мимо школы, никакой особой ностальгии не испытал – лишь облегчение, что десятилетняя каторга закончилась. Потом направился к дому, но на полпути свернул к новой девятиэтажке из светлого кирпича, постоял с минуту, глядя на окна Влада – все темные, точно в квартире никого. Может, так оно и есть, а может… Егор попытался вспомнить, когда видел Влада в последний раз. Получалось, что в день первого экзамена, а было это с полмесяца назад. Тоска и досада на самого себя вдруг вернулись, чувство, что ошибся, что-то сказал и сделал не так, накатили с новой силой, и Егор пошел прочь.
Шел быстро, точно от самого себя пытался убежать, да еще и дождь усилился, переходил в ливень, стало холодно и грязно, и Егор торопился домой. Постоял на переходе, пропуская летящие сквозь пелену дождя машины, шарахнулся от поднятой колесами внедорожника волны, отпрыгнул назад. Потом перебежал дорогу по «зебре» и оказался напротив своего дома, задрал голову. Все в порядке – окна светятся, а перед подъездом стоит отцовская машина – вишневая «Тойота», свеженькое приобретение, из салона. Собственного, между прочим, времена менялись, ЧОП с быками-«сотрудниками» был уже не так актуален, как еще год назад, коммерсанты давно поделили территорию и чужих границ старались не нарушать, уважая кровью отбитую у конкурентов собственность. Беспредельщики еще не все перевелись, но их поголовье сильно поредело за прошлые годы, и безопасность стоила уже дешевле. А вот иномарки росли в цене, особенно новые, последних моделей, и отец посоветовал Павлову открыть «Разборку» – автосервис с небольшим магазином, куда ставшие гонщиками «сотрудники» на заказ пригоняли из Польши и Германии приглянувшиеся местной «элите» авто. Дело пошло, образовалась даже небольшая очередь, потом появился спрос на сопутствующие товары вроде «родных» запчастей, чехлов, магнитол, ковриков и прочих «приблуд», как говорил довольный Павлов.
Егор ускорил шаг – лишних вопросов о позднем отсутствии выслушивать не хотелось. Перебежал двор, оказался в подъезде, скинул капюшон и замер – здесь был кто-то еще. Лампочка светила вполнакала, да еще и моргала вдобавок, в углах просторной площадки прятались тени, дергались, дрожали в такт неровному свету. А одна стояла неподвижно, длинная, плоская, слившись со стенкой шахты лифта, и Егор почувствовал на себе пристальный взгляд. Но страха не было – мало ли кто там отсиживается в плохо пахнущем углу: может, бомж заполз погреться, а может, алкаш Вася с пятого этажа – жена регулярно выгоняла его из дома, и тот спал где придется, на ступеньках, например. Публика обитала тут еще та, в основном пролетариат с местного, когда-то секретного завода по производству оптики для подводных лодок, а теперь выпускавшего скороварки. Загородный дом Черкашиных был почти готов, отец планировал переехать к осени и зимовать уже на новом месте, а квартиру собирался продать. Или сдать – он еще не решил, а Егору было все равно: осенью он уезжал в Москву, где ждала совсем другая жизнь.
Егор шагнул было к лифту, но передумал, направился к лестнице. За спиной раздался быстрый шорох, потом легкий звон, и тут лампочка разлетелась на осколки: кто-то ловко кинул в нее чем-то тяжелым. Егор оказался в полной темноте, но это не напугало, он знал этот подъезд с детства и мог найти выход даже в темноте. Как и этот другой, Егор не видел его, но чувствовал чье-то присутствие, и это уж точно был не алкаш дядя Вася. А тень, черная даже на фоне полумрака, оказалась уже близко, Егор шарахнулся к стене и приготовился защищаться. Мелькнула мысль заорать, позвать на помощь, но Егор решил оставить эту крайнюю меру напоследок, встал в стойку и ударил правой в темноту перед собой. Тень охнула, отшатнулась и оказалась на полу, Егор, не веря своим ушам, следил за ней, подошел, присел на корточки. Влад закрывал ладонями разбитый нос и прогундел что-то невнятное.
От сердца отлегло, Егор помог приятелю подняться, потащил к лифту.
– Пошли ко мне, – как ни в чем не бывало сказал он, но Влад уперся. Задрал голову, вытер кровь и проговорил хрипловатым голосом:
– Я не могу. Ты прости меня, что я тогда тебя ударил…
– Проехали, – оборвал Влада Егор. Ворошить прошлое не хотелось, да и к чему, когда Влад вот он, живой и здоровый, стоит перед ним и незачем поминать, что там было месяц или два назад. – Как ты?
Влад помотал головой, снова что-то промычал, но Егор ничего не понял.
– Что?.. – Он замолк: открылись двери подъехавшего лифта, на пол упала полоска света из кабины.
– Хулиганье, – проворчал тот самый дядя Вася, тащивший на себе два пакета с мусором, – снова лампочку разбили, уроды…
Он с ворчанием потопал дальше, двери лифта закрылись, но Егор успел рассмотреть у Влада желтоватые пятна на скулах. Внутри все аж сжалось от злости – вернулось чувство, что некто поднял руку не на отличника Орехова, а на него самого, за что должен получить в полной мере.
– Кто тебя? – спросил Егор. Влад оторвался от стенки.
– Пошли на улицу, поговорим. Я тебя уже почти час жду, думал, не придешь…
– Куда ж я денусь.
Они оказались во дворе, Влад бегом пересек дорогу и детскую площадку за ней, побежал к забору. За ним начиналась территория того самого завода – цеха, склады, ангары и даже собственная «железка», по которой, важно гудя, несколько раз в день проезжала «кукушка», таща на хвосте груз – вагоны и платформы. Но сейчас все было тихо, лишь гавкали и подвывали среди брошенных зданий собаки – если и был там сторож, то вряд ли сунулся бы в темноту. Но не Влад – он пролез в щель между плитами, постоял, вглядываясь в темноту, и махнул Егору:
– Пошли, тут недалеко.
Тот сделал пару шагов следом за Владом и остановился – что-то было не то. Не то, не так и вообще неправильно: Владу нечего здесь делать, а он между тем уверенно топает через высоченный бурьян, точно хорошо знает дорогу.
– Влад, – позвал его Егор, – Влад, погоди. Что случилось?..
Тот остановился, да так и застыл, не оборачиваясь, глядел сначала себе под ноги, потом сделал пару шагов, зацепился о рельс, споткнулся и кое-как удержался на ногах. Зашмыгал носом, задрал голову и так застыл – ждал, когда остановится кровь. Егор подошел, взял Влада за плечи и заставил развернуться к свету еще живого фонаря, освещавшего периметр завода. Посмотрел и понял, что лучше бы не спрашивал – все и так понятно. Бледный, даже в этом неверном свете, похудевший так, что одежда висит на нем как на вешалке, под обоими глазами «фонари», губы дрожат. Понятно, что пережил он для своих шестнадцати столько, что на четверть века вперед хватит, но тут явно было что-то еще.
– Что случилось? – повторил Егор, понимая, что появлению Влада должно предшествовать что-то нехорошее, что-то из тех вещей, что заставляют и врага просить о помощи, ибо больше некого. Просил уже, всех просил, и никто не помог, осталась последняя надежда.
– Егор, помоги мне, – по-прежнему глядя в небо, сказал Влад, – мне больше некого просить. Меня ищут, говорят, что я должен отдать долги отца, а нам нечем. Мать все продала, сейчас живет у сестры на ее пенсию… У нас больше ничего нет: ни магазинов, ни квартиры, ни машины, ни дома за городом. Мать даже кольца обручальные продала, и все равно мало. А те люди… Они сказали, что я должен отработать долг и проценты. Сначала одному кредитору, потом другому, потом еще одному – всем, у кого отец занимал. Мне конец, Егор, если ты мне не поможешь, они меня убьют.
Ничего нового, все это Егор уже слышал от отца, только без таких подробностей, и не поверил, честно говоря. «У людей, с кем папаша его дружбу водил, законы свои – сын за отца в ответе», – думал, это так, просто слова. Влад глядел в небо, но уже просто так, и Егор понял, что тот избегает смотреть другу в глаза – и стыдно ему, и больно, и страшно, очень страшно, даже не тех людей, а безнадеги и убийственного чувства, что ты один в этом мире.
– Не убьют, – сказал Егор, – глупости. Ну как ты можешь отработать, сам подумай? Землю будешь копать?
– Нет, – отозвался Влад, – землю не буду. Я пока не знаю как, но сказали, что справлюсь. Год на одного, год на другого. Как раб, понимаешь? Только без ошейника…
«Ерунда, – крутилось в голове у Егора, – так не бывает». А сам понимал, что просто успокаивает себя, что Влад не врет – он слишком спокойно говорит об этом, хоть выглядит при этом – краше в гроб кладут. Не бывает… Еще как бывает – их же с отцом тогда чуть не убили прямо в центре города, но повезло… А Влад попался.
