Николай Леонов - Трактир на Пятницкой. Агония

— Для того, чтобы мне за шиворот бросить? Пашка двигал спиной, пытаясь избавиться от обжигающего тело льда.

— Ага, — сказала Аленка, сунула ему за рубаху руку и прижала к груди замерзшую ладошку.

Пашка взвизгнул, отскочил в сторону и выдернул рубашку из брюк. Ледышка упала на пол.

— Я думала, тебе приятно, — разочарованно протянула Аленка, посмотрела на Пашку совершенно серьезно, и только в самом уголке глаза плясал чертенок смеха.

Аленка накрыла на стол, наложила Пашке полную тарелку салата из свежих овощей и поставила рядом шипящую сковороду с жареной колбасой и черным хлебом, залитым яйцом, сама села напротив и, подперев голову ладонями, смотрела, как он ест, и спрашивала:

— Вкусно, Паша? Вкусно?

Пашка молчал, качал головой, обжигаясь, уплетал яичницу и хрустел поджаренным хлебом. Когда на сковородке почти ничего не осталось, он спохватился и спросил:

— А ты почему не ешь?

Аленка улыбнулась и отобрала у него вилку.

— Вилка у нас одна, Пашка Америка. А почему тебя, Паша, Америкой зовут?

— Когда я маленьким был, — Пашка придвинул к ней сковородку, — мне сосед подарил такие длинные толстые носки. Ребята во дворе как увидели меня в этих носках, стали Америкой звать.

Аленка кончила есть и взглянула на будильник.

— Ты не опоздаешь?

— Куда?

— На работу, куда же еще? Тебе вчера здорово попало, что прогулял полдня.

Пашка не отвечал и пытался вспомнить, что он спьяну наплел Аленке. Да и не было у него такой привычки, чтобы врать. Его «работа» всем известна, о ней даже уголовка прекрасно знает.

— А я что-нибудь тебе говорил? — осторожно спросил Пашка.

— Ты ничего, я у Катьки про тебя спрашивала, она и сказала: «Америка работает в торговых рядах, специалист высшей марки», — Аленка посмотрела на Пашку и покраснела. — Только ты не думай, пожалуйста, что я тебя полюбила из-за этой «высшей марки».

Пашка растерялся. Он никогда не скрывал, что вор, и все его девчонки об этом знали и даже гордились, что их кавалер — известный во всей округе карманник.

— Вот что, у нас должно быть все честно, — решительно сказал он и замялся, выбирая выражение помягче. — Я жулик. Обыкновенный жулик, даже не высшей марки. Я думал, что ты знаешь, — Пашка встал, надел пиджак и направился к дверям. — Я пошел на «работу» в торговые ряды. А ты думай: хочешь — оставайся, хочешь — уходи.

Пашка вышел на улицу и постарался принять беззаботный вид. «Тоже мне краля, вор ей не компания. Будто я виноват, что она не уличная, а честная. Была честная, а теперь спит с вором». Он смутился и оглянулся, не подслушал ли кто его мысли?

Пашка вошел в мануфактурную лавку и кивнул приказчику. Тот не ответил на приветствие и стал быстро листать свои книги.

— Ты что, не узнаешь? — спросил Пашка, облокачиваясь на кассу.

— Беда, Америка, — заметил приказчик и покосился на заднюю дверь. — Два дня назад приходили из уголовки и пригрозили хозяину, что, если тебя здесь или рядом увидят, прикроют заведение. Хозяин, конечно, мне накостылял, — он похлопал по тонкой шее. — Уходи, ради бога, Америка.

Пашка ничего не ответил и зло хлопнул расхлябанной дверью.

Так, значит, обкладывают менты! «На первой же краже и сгоришь», — вспомнил он угрозу начальника. «Ну, это еще посмотрим, кто сгорит. Пашку не запугаешь, голыми руками не возьмешь». Он зашел к Когану и выпил подряд две стопки водки. Пашка прекрасно знал, что пить на «работе» последнее дело, но упрямо зашагал в торговые ряды.

Как всегда, жертва появилась неожиданно. Худосочная дамочка приценивалась к детской шубке и неуверенно торговалась с улыбающимся продавцом. На остром локте дамочки болталась большая хозяйственная сумка, а из нее выглядывал уголок лакированного ридикюля. «Крестница ты моя милая», — подумал Пашка, не примериваясь и даже не останавливаясь, быстро выхватил ридикюль и сунул его в карман. Но он забыл, что одет в новый, а не в привычный «рабочий» костюм. Ридикюль не хотел влезать в карман модных брюк, и Пашка, чертыхнувшись, опустил его за пазуху. Видимо, он замешкался или неловко повернулся, и дамочка, тихо охнув, схватила его за рукав. Пашка надвинулся на нее и одними губами прошептал:

— Молчи, вмиг пришью!

Дамочка отпустила его и дрожащей рукой прикрыла бледные губы. Пашка шел нарочито медленно и ждал, когда сзади раздастся крик. «Не успею я выскочить из этих чертовых рядов. Бить будут», — равнодушно, как о постороннем, подумал он.

Оставалось не больше десяти шагов, когда Пашка увидел мента из районной уголовки. Этого молодого парня он отлично знал. Тот стоял при выходе из рядов и внимательно смотрел на Пашку, который, еле волоча ватные ноги, шел ему навстречу и уже нетерпеливо ждал: когда же она заорет?

Мент посторонился, пропустил Пашку и, глядя в сторону, спросил:

— Неудачно начинается день, Америка? Пашка споткнулся, и ридикюль чуть не вывалился на мостовую. Из проходного двора потянуло прохладой и кислым запахом отбросов. Это была уже Пашкина территория, и он зашагал увереннее, хотя и не мог понять толком, как он выпутался из этой истории. Пашка вздохнул и испугался по-настоящему. Неожиданно сзади раздался дробный стук каблучков и чей-то прерывающийся голос:

— Подождите, молодой человек!

Пашка сделал прыжок и одновременно оглянулся: спотыкаясь о неровный булыжник и смешно размахивая сумкой, к нему спешила тоненькая дамочка. Она была одна и в пустынном, полутемном даже днем дворе была особенно маленькой и беззащитной. Пашка оторопело остановился. Он ожидал шумного и яростного преследования, искаженных лиц и поднятых кулаков, а хозяйка ридикюля сама чуть не падала и задыхалась, прижимая руки к груди. Наконец она подбежала, ткнулась в Пашку острым плечом и подняла бледное, мокрое от пота, но решительное лицо.

— Как же вы можете? — с трудом выговорила она и ткнула Пашку кулачком в бок. — Отдайте сейчас же. Добром прошу, а то я кричать буду, — свистящим шепотом говорила дамочка и теребила его пиджак.

Пашка стоял, стиснув руки в карманах брюк, прижимал локтем спрятанную под пиджаком добычу и, оглядывая темный двор, не знал, что делать. Дать ей подножку и убежать?

Дамочка наконец нащупала под пиджаком твердый край своего ридикюля и неловко потянула его.

Пашка уже собирался сбить дамочку с ног, когда, дернув еще раз, она повисла у него на руке и совсем тихо прошептала:

— Лучше убейте.

Пашка вспомнил нож в руках Свистка и поднимающего наган Цыгана, отпустил ридикюль, и он шлепнулся на землю. Пашка отстранил рыдающую женщину и пошел на улицу. Он снова спустился к Когану, выпил у стойки еще три стопки, сел, выложил на столик всю свою наличность, пересчитал мятые купюры и сунул обратно в карман. Потом он долго бездумно смотрел в окно, курил и ловил на себе сочувственные взгляды по привычке вздыхающего старика. От выпитой водки, вздохов и сочувствия хозяина Пашке стало себя ужасно жалко. Почему-то вспомнились твердые уверенные лица ребят, которые вчера осматривали трактир, и он опять пожалел, что патруль пришел поздно.

Шаркая непомерно большими ступнями, подошел хозяин, поставил перед Пашкой бутылку лимонада и сказал:

— Я лично против пьянства, но иногда это необходимо. Не думай, что старик только и мечтает о своей выгоде.

Пашка понюхал бутылку, налил половину стакана и, крякнув, выпил. Хозяин не имел разрешения на торговлю спиртным, но для постоянных посетителей наливал, а в особых случаях в бутылке из-под лимонада подавал и на стол. Пашка курил одну папиросу за другой и думал:

«Первым делом бросить пить и послать к чертовой матери трактир и налетчиков. Денька два отдохнуть, отоспаться и привести себя в норму. На два дня денег хватит. Никаких девок: одной подавай каждый день новые наряды, другая чуть ли не политграмоте учить собралась. Съехала, наверное, — Пашка утерся ладонью и отодвинул бутылку. — Чтобы уголовка успокоилась, для виду можно и устроиться на какую-нибудь работенку полегче. Нужно узнать, чем кончилась вся чертовщина в трактире. Сегодня последний день, а завтра — амба».

В трактире было спокойно. Серый с друзьями отсутствовал, только Серж сидел в зале и дремал, вытянув длинные ноги в сверкающих штиблетах.

— Выпутался? — спросил Пашка и сел к нему за стол.

— А, это ты! — Серж зевнул, похлопывая по рту ладонью. — Серый не дурак, мой друг, и знает, кто ему может пригодиться.

— Как Варвара?

— Какая Варвара? — Серж недоуменно посмотрел на Пашку. — Эта проститутка, что ли? — он махнул рукой. — Ошибка молодости, мой друг. Мне показалось, что у нее возвышенная, чего-то ищущая душа. Деньги, тряпки, побрякушки — на этом и кончаются идеалы сегодняшней женщины.

— А зачем тогда колечко ты ей дарил?

— Кольцо — это символ, мой друг. Ах, ничего ты не понимаешь! — Серж опять махнул на Пашку рукой и отвернулся. — Все так грубо и пошло.