После весьма посредственного секса я намеренно измазала кровью подол выпускного платья, и мы с Антоном распили на двоих ещё одну бутылку шампанского.
Мой первый партнёр вообще был странный. Вешался из-за четвёрки в четверти по математике — ещё в пятом классе. Тогда я на него впервые обратила внимание, и Оксана тоже. Клёвый получился у нас выпускной. Дело кончилось тем, что мы с Антоном уехали в Анапу, к его родственникам.
Мне пришлось зайти домой, чтобы собрать вещи и оставить в шкафу выпускное платье. В большой комнате гуляла компания. Серёга сказал мне, что мама родила братишку. Передал её пожелание прийти под окна роддома. Я ничего не ответила и ушла к себе собирать рюкзак. О том, что случилось ночью, отчим не знал, но неожиданно полез ко мне с пьяными поцелуями взасос. Раньше он себе этого не позволял никогда. То ли успел стосковаться по женской ласке, то ли заметил во мне неуловимую перемену.
Дома я не ночевала не в первый раз, но раньше всегда оставалась у Оксаны. Кстати, подружка быстро узнала о моей победе и послала нас с Антоном по-матерному. Поклялась, что отдастся впервые не какому-то пацану сопливому, а богатому и знаменитому человеку. Потом она свою клятву исполнила и родила дочку от ну о-очень известного политика!..
В Анапу мы поехали поездом. У Антона был лишний билет — его тётя в последний момент заболела. Как там они между собой разобрались, не знаю, но мы отбыли в купейном вагоне. Нашими соседями тоже были «молодожёны». Мы не придумали ничего лучше, как ночью, заперевшись изнутри, трахаться на нижних полках. А потом, для остроты чувств, — на верхних.
Когда я не появилась дома ни на третий, ни на четвёртый день, отчим поставил в известность маму. Та запаниковала, приказала ему обращаться в милицию, чтобы объявили розыск. Про Анапу и Антона они ничего не знали. Оксана уже уехала на Украину, поэтому помочь в поисках не могла. В результате, у мамы пропало молоко, а отчим надолго ушёл в запой. Петька родился слабеньким, его выхаживали довольно долго, уже после того, как маму выписали.
Мы с Антошкой недели две жили в мире и согласии. Побывали в дельфинарии на Большом Утрише, на водопадах, у грязевого вулкана. Когда возвращались из замка «Львиная голова», впервые поругались. Антошка обвинил меня в измене, которой не было. Он вообще с каждым днём становился всё более ревнивым. Мне, честно говоря, в его хате надоело, а в Москву возвращаться не хотелось, и я быстренько смоталась в Туапсе.
Потом побывала в Ейске, Геленджике, даже в станице Голубицкой. Поскольку денег не имела, за ночлег и стол расплачивалась натурой. Красота и юность помогали мне решать многие проблемы. Правда, не нахаляву — приходилось спать с прыщавыми вонючими парнями, со стариками, с алкоголиками. От самого натурального маньяка я спасалась через подкоп под забором. Довелось столкнуться даже с супружеской садомазохистской парочкой — непосредственно в Сочи. Когда поняла, что простой поркой дело не ограничится, и меня изнасилуют при помощи пустой бутылки, швырнула им в физиономии по пригоршне соли и дала дёру.
Но добрая душа в Сочи всё-таки нашлась. Пенсионер пустил меня поухаживать за лежачей женой, а заодно обслужить его в постели, если приспичит. Приспичило всего один раз за неделю, зато в гости пришёл сынуля, которому я тоже не решилась отказать.
Позже, уже в Москве, на некоторое время подыскала квартирку на Тверской. Маменькин сыночек, оставшись за опеки, захотел серьёзных отношений без всяких обязательств со своей стороны. А потом заявил, что видел мою фотографию в милицейской сводке. Тогда я плюнула и просто вернулась домой.
С момента моего побега в Анапу прошло два месяца. Лето было знойное, с частыми грозами. Кровь кипела, мозги плавились. Для встреч годились пляжи, леса, поля, канавы. О кабинках для переодевания и сортирах даже не говорю. Мне было не остановиться. Я вспоминала беременную мать, пьяного Серёгу, свою золотую медаль. И то смеялась до икоты, то ревела навзрыд.
Девочка-ромашка, отличница и умница, явилась к родному очагу с кучей венерических болезней и с бесценным сексуальным опытом. Ни о каком поступлении в ВУЗ, как хотела мама, и речи не было. В стране бушевала свобода, вернее, хмельная, удалая вольница, когда никто никому ничего не мог приказать. Мать возилась со своим синюшным младенцем, Серёга то работал, то пил, то где-то шлялся. А мне было семнадцать, и я знала, что никому не нужна в этом мире. Папа умер, мать добровольно отказалась от меня, как от надоевшей куклы.
Я занималась плаванием, спортивной гимнастикой, фигурным катанием, выучила английский и испанский. Всё это мне впоследствии пригодилось. На спортивную карьеру уже не приходилось рассчитывать, но акробатический секс своим клиентам я могла предложить. Таким образом, я позорила мать на весь дом и обеспечивала себе жизнь, о которой взахлёб писали газеты, и кричал телевизор. В вендиспансере мне вернули здоровье, и я решила больше так по-дурацки не отрываться.
Мать предала меня. Я предала её. Честолюбивые мечты Ольги Александровны рухнули в пропасть. Если ей хотелось мужика, я имела право на то же самое. Статус валютной проститутки не казался мне чем-то постыдным. Наоборот, к этому следовало стремиться. Мой первый мужчина Антон Стороженко сейчас увлекается компьютерным бизнесом, имеющим отношение к Интернет-магазинам. Он женат, имеет ребёнка, и дай Бог им всем здоровья и счастья. Оксана стала юристом и занимается частным сыском. Меня она так и не простила — поделом…
Антошкины компьютерные программы потом получали премии и дипломы. Были времена, когда я жалела о нашем разрыве. Его отец был капитаном дальнего плавания, жену свою оформлял то официанткой, то посудомойкой. Надо было потерпеть, дождаться Антошкиного расцвета. Наверное, мы могли бы вновь соединиться, даже расписаться. И жизнь моя сложилась бы иначе. Но мне потребовалось всё и сразу.
Я любила наблюдать за мужчинами — кто как развалился на стуле, как скрестил руки на груди, почесал ухо, или отвёл глаза. И не было ни одного, который отказал бы мне, если я его хотела. Стороженко надоел мне со своими компами, перлами и сайтами. Стал неинтересным, заумным, пресным. Я жаждала шальных денег, причём в огромных количествах, и пронзительно-острых ощущений.
Я окончила курсы крупье, устроилась в казино. Пробовала себя на подиуме. Конечно, не забывала и о базовой профессии. Одно время до боли в сердце жалела, что подарила свою девственность Стороженко. А ведь могла продать её «новому русскому» за громадные деньги. Гименопластика в счёт не шла — «целки» требовались настоящие.
В казино я познакомилась с нуворишами первой волны, обросла связями, получила протекции. Тогда же получила кличку Нетти и влилась в команду под началом Леди Ди. Её на самом деле звали Дина Агапова. Она для меня сделала очень много; часто защищала от посягательств соперниц. Формально не входя в профсоюз интердевочек, я составляла им серьёзную конкуренцию. В отелях я появлялась с сопровождающими, с ними же и уходила. Никто не мог предъявить никаких претензий. С Леди Ди связываться боялись — она слыла жестокой, безжалостной дамой, часто впадала в ярость.
А вот я прославленной куртизанке чем-то приглянулась. Возможно, всё дело в контрастах. Я — натуральная блондинка, а она была жгучей брюнеткой. Внешне — буквально двойник Жаклин Кеннеди.
В те времена я возвращалась домой всегда поздним утром, а то и днём. В боевой раскраске, в вечернем платье, с голой спиной, на разных иномарках, поддатая или наколотая. Специально проходила мимо потрясённых соседей, старух на скамейках, виляя бёдрами и демонстрируя им своё презрение. Мне нравилось позорить мать перед знакомыми и сослуживцами. Я курила на лоджии целыми днями, пила виски из горлышка, включала магнитолу на полную мощность.
Истерики мамаши приводили меня в экстаз. Угрозы наложить на себя руки, рыдания на лестнице, увещевания именем Божьим отскакивали от меня, как горох от стены. Я мстила за ту, примерную, серьёзную отличницу, которой больше не было на свете.
«Ты, похотливая кошка, даже меня не смеешь пилить!» — отвечала я всякий раз, когда мама устраивала истерику. Она варила манную кашу своему обожаемому Петушку, а Барсуков был не прочь переспать со мной. Но я за мужчину его не считала. Он был всё время пьяный, вонял лаком и стружкой. Одевался небрежно, и свои буйные кудри никогда не расчёсывал. Он считал, что такого молодого, высокого и стройного женщины просто обязаны любить.
Для него не существовало понятия «налево». Он плевал на страдания законной супруги и заводил сразу по несколько любовниц, потому что ему так хотелось. О том, что статус главы семьи налагает на его определённые обязанности, Серёга и слышать не желал. А я не могла пересилить отвращение и лечь к нему в постель, чтобы ещё раз наказать мамашу за папу.
